Я могу пережить всех своих сыновей, подумал Элиот. Хорошо бы отсрочить смертный приговор Солу, мелькнула тайная мысль, но это неосуществимо.

Неожиданно его охватил страх. А что если Сол ускользнет? Нет, нет, это невозможно!

Ну а если ускользнет? И узнает, что Крис мертв?

И явится за мной…

Он не успокоится, пока не сделает то, что задумал.

Честно говоря, мне кажется, его никто не сможет остановить.

Сол смотрел через переднее стекло на уличные фонари, окутанные туманом. Взятый напрокат “ситроен” был припаркован в середине жилого квартала. Сол обнимал одной рукой Эрику — они изображали влюбленную пару в этом городе влюбленных, но он не мог позволить себе наслаждаться близостью девушки, ибо не имел права отвлекаться. Слишком ответственное предстояло дело.

— Если Лэндиш сказал правду, мы скоро узнаем ответы на некоторые вопросы, — произнесла Эрика.

Ее информаторы из Моссада выяснили, что Виктор Петрович Кочубей вечером играет скрипичный концерт Чайковского в советском посольстве на приеме в честь только что подписанного франко-советского договора.

— Но вы не сможете взять его там, — предупредили информаторы. — За всеми входами следят, везде установлены телекамеры. Полиция готова арестовать мало-мальски подозрительную личность. Никто не должен мешать дружбе с Советами. Сейчас Франция и Россия большие друзья. Лучше всего схватить его позже, когда он вернется домой, на улицу Мира.

— А разве его не охраняют? — удивился Сол.

— Скрипача? Кому он нужен?

В восемь минут второго мимо проехал “пежо” Кочубея с включенными фарами. Эрика вышла из машины и пошла по улице. Высокий пятидесятилетний русский в смокинге с чувственными, но немного грубоватыми чертами лица запирал машину, осторожно держа футляр со скрипкой. Эрика догнала его у самого крыльца дома. Улица была пустынной.

— Дама не должна так поздно ходить одна, — заговорил Кочубей. — Если, конечно, у нее нет дела…

— Виктор, заткнитесь! У меня в сумочке очень большой пистолет, и он нацелен вам между ног. Пожалуйста, подойдите к краю тротуара и подождите, когда подъедет машина.

Он изумленно посмотрел на нее, но сделал, как она сказала.

Подъехал Сол. Он перелез с водительского места назад обыскал Кочубея и взял футляр со скрипкой. Эрика села за руль.

— Поосторожнее. Это Страдивари.

— Ничего с ней не случится.

— Пока вы будете нам помогать, — пояснила Эрика.

— Помогать?.. — Кочубей испуганно открыл и закрыл рот. — Как? Я даже не знаю, что вам нужно.

— Послания.

— Что?

— Послания, которые вы передавали Лэндишу.

— Для того чтобы он передавал их Элиоту, — проговорила Эрика.

— Вы что, с ума посходили? О чем вы говорите? Сол покачал головой, опустил стекло и поставил футляр со скрипкой на самый край.

Осторожнее!

Что было в тех посланиях? — Сол наклонил футляр.

— Страдивари невозможно починить!

— Купите новую.

— Вы с ума сошли? Где я найду такой?.. Сол отнял руку, и футляр начал падать. Кочубей взвыл и метнулся спасать скрипку.

Сол оттолкнул русского и втащил футляр в машину.

— Послания?

— Я никогда не знал, что в них! Я был всего лишь курьером! Мне грозила смертная казнь, если я вскрою печати. Сол вновь выставил футляр в окно и снова спросил:

— Кто вам их давал?

— Начальник отдела КГБ.

— Кто?

— Алексей Голицын. Пожалуйста! — Кочубей дрожащими руками схватил футляр.

— Я вам не верю. Голицына расстреляли за измену в семьдесят третьем году.

— Тогда он и передал мне послания!

— В семьдесят третьем?

Сол нахмурился. Харди сказал, что Элиот исчезал в пятьдесят четвертом и семьдесят третьем годах. Существует ли связь между офицером КГБ, расстрелянным за измену, и исчезновением Элиота?

— Это правда! — воскликнул Кочубей.

— Возможно.

— Мой Страдивари! Пожалуйста! Сол снова выставил футляр в окно. Мимо мелькали фонари. Он пожал плечами.

— Это бессмысленно. Если я выброшу вашу скрипку, вы лишитесь важного стимула. Лучше прибегнуть к помощи амитала. — Он поставил футляр на пол.

— Слава Богу.

— Не Богу, а мне.

Они выехали из Парижа.

— На кого вы работаете?

— Ни на кого.

— Куда вы меня везете?

— В Воннас.

— А…

Неожиданная смена настроения Кочубея встревожила Сола.

— Вы знаете этот город?

Музыкант кивнул. Его приятно взволновала мысль посетить городок, расположенный в пятидесяти километрах севернее Лиона.

— Может, вы доставите мне удовольствие и мы позавтракаем в “Белой лошади”?

— Это не входит в смету расходов.

— Вы, американцы, жадные люди, — неожиданно нахмурился Кочубей. — После сыворотки правды во рту остается неприятный привкус, как после печенки без масла. Ладно. — Он сердито покосился на Сола. — Нам ехать добрых три часа. Коль вы не желаете рассказать о себе, тогда я расскажу о себе.

Сол застонал, представив, что ему предстоит вытерпеть. Он пожалел, что не заставил Кочубея принять успокоительного, но оно бы помешало действию амитала.

Кочубей откинулся на спинку и улыбнулся, предвкушая удовольствие. Его огромную голову венчала длинная грива из преждевременно поседевших волос. Такие прически носили в прошлом веке композиторы и музыканты. Он ослабил галстук и положил руки на живот.

— Полагаю, вы не присутствовали на моем концерте?

— Нас забыли внести в список приглашенных.

— Жаль. Вам бы преподали урок советского идеализма. Видите ли, Чайковский похож на Ленина, и это прослеживается в его концерте для скрипки. Великий композитор, как и Ленин, лелеял в себе одну тему. Для