Запутан циклами; пока восстал Коперник, Презритель зависти и варварству соперник. В средине всех Планет он Солнце положил, Сугубое Земли движение открыл. Однем круг центра путь вседневный совершает, Другим круг Солнца год теченьем составляет, Он циклы истинной Системой растерзал И правду точностью явлений доказал. Учение Коперника для Ломоносова несомненно и подтверждено всем ходом науки. Ломоносов славит пытливую мысль ученых, которых не могут остановить никакие происки темных невежд, ханжей и лицемеров:
Клеантов не боясь, мы пишем все согласно, Что истине они противятся напрасно. В безмерном углубя пространстве разум свой, Из мысли ходим в мысль, из света в свет иной. Со всей страстью Ломоносов обрушивается на тех, кто боится выводов науки и не отваживается искать естественных причин грозных явлений природы:
Дабы истолковать, что молния и гром, Такие мысли все считает он грехом. Он смело говорит о праве науки исследовать явления природы независимо от предполагаемой «божественной воли» и прямо спрашивает:
Когда в Египте хлеб довольный не родился, То грех ли то сказать, что Нил там не разлился? Этим пугливым невеждам Ломоносов противопоставляет дерзкую мысль ученого, которого он сравнивал с Прометеем, похитившим небесный огонь на благо людям. А может быть, подвиг Прометея и жестокая казнь, которой его подверг Зевес, всего лишь поэтически приукрашенный рассказ о расправе темных невежд над искусным ученым, — полусерьезно спрашивает Ломоносов:
Не свергла ль в пагубу наука Прометея? Не злясь ли на него невежд свирепых полк, На знатны вымыслы сложил неправой толк? Не наблюдал ли звезд тогда сквозь Телескопы, Что ныне воскресил труд щастливой Европы? Не огнь ли он Стеклом умел сводить с небес, И пагубу себе от Варваров нанес, Что предали на казнь, обнесши чародеем? Коль много таковых примеров мы имеем, Что зависть, скрыв себя под святости покров,
