Несмотря на возвышенное состояние души, я все-таки умолчал о самом главном: о том, что здесь, у Бога за пазухой, в эдемском уединении будут наслаждаться жизнью два счастливых человека — она и я. Впрочем, после истории с запиской мне стало казаться, что теперь ни к чему объяснения, что теперь мы способны понимать друг друга без слов.

Майя как будто не слушала меня и задумалась о чем-то своем. Может быть, мои фантазии показались ей смешными.

— Ты хоть слушаешь, что я говорю?

— Да-да, я слушаю, — улыбнулась она. — Значит, в восточном стиле? Бахчисарай?

Я заметил, что она как будто стала менее скована, в ее глазах заискрилось обычное лукавство и насмешливость.

— Так-таки, — продолжала она, как бы собираясь с мыслями покачав она головой, — А может быть ты мечтаешь обзавестись гаремом? Вот уж никогда бы не подумала! Ты с детства производил на меня впечатление добропорядочного супруга. Ай-я-яй!

Трудно было понять, шутит она или говорит серьезно.

— Боже сохрани! — горячо воскликнул я. — Не нужен мне никакой гарем, наоборот…

— Впрочем, ничего удивительного, — заметила она, — если общаться с такими жеребцами, как наш доктор и Папа (да и другие не лучше), поневоле потеряешь моральный облик. Один только дядя Володя блюдет нравственную чистоту. Вот с кого вам всем нужно брать пример…

«Господи, дался ей дядя Володя!» — мысленно возопил я. Что-то уж больно она с ним носится. Снова меня стали донимать подозрения.

— Дядя Володя прав: глядя на вас, дети вряд ли научатся хорошему. Уже исходя из одного этого, их разумно держать подальше от вас. Идея Пансиона в Деревне — неплохой выход из ситуации.

Что же это такое! Стоило дяде Володе только склонить на свою сторону Папу, он уж и философствовать начал! Ему кажется, что Папа печется о нравственности детей. Как бы не так! Просто с некоторых пор Папе особенно не нравится, когда слишком докучают семейными проблемами. Поэтому он и готов сбыть детей с рук. Да и вообще, вряд ли Папе понравились бы рассуждения о том, что он представляет для Косточки дурной пример.

— Но тебя-то нормально воспитали? — проворчал я. — Тебя наш пример не испортил?

— Во-первых, я до шести лет жила совершенно другой жизнью, — возразила Майя. — А во-вторых, кто знает, может быть я очень даже испорченная.

— Смотря с кем сравнивать.

— Например, с Альгой, — сказала Майя.

— С Альгой? — опешил я.

— А что? Почему нас нельзя сравнивать?

— Как тебе сказать… — замялся я.

— Моя Альга прекрасная девушка! — убежденно сказала Майя. — Рядом с ней даже Папа ведет себя прилично. А ведь она, кажется, как раз в его вкусе. Она очень, очень страстная натура, невероятно сексуальна, мечтательна. Но прекрасно умеет себя поставить с мужчинами. Она чрезвычайно строга и призналась мне, что если будет принадлежать кому, то лишь любимому человеку. Причем не раньше первой брачной ночи…

Последняя фраза вырвалась у Майи в запале. Покраснев, она прикусила язык, но было уже поздно: все-таки проговорилась. Выболтала девичий секрет.

— Только умоляю тебя, Серж… — жалобно начала она, — об этом никому! Не дай Бог она узнает…

— Не беспокойся, я не стану болтать. Это меня не касается.

— Вот видишь, какая я испорченная— вздохнула Майя —! А вот Альга никогда бы не проболталась о чем не следует.

— По-моему, ты ее немножко идеализируешь. Может быть, ты не так хорошо знаешь свою Альгу. Не спорю, она очень милая девушка, но ее признание насчет первой брачной ночи довольно смехотворно, а то, что говорил о ней доктор…

— Не хочу ничего слышать! Пожалуйста, Серж, не думай и не говори о ней плохо. Не повторяй идиотских сплетен. Она моя лучшая подруга. И потом, Серж, ты ведь ее совершенно не знаешь!

— Может быть, я ее и не знаю, — не стал спорить я, — но насколько хорошо ее знаешь ты, это еще вопрос. Между прочим я ее сегодня встретил. Как ты думаешь, где?

— В церкви?

— Верно! — удивился я. — Как ты догадалась? Она тебе успела позвонить?

— Нет. Я не говорила с ней со вчерашнего дня. Последнее время она почти неотлучно находится при Папе, но сегодня у нее особый день. Да будет тебе известно, она у нас очень набожная особа. Каждую неделю посещает церковь, ходит на исповедь к нашему батюшке.

— Набожная? Но я говорил с ней. Я рассуждал с ней о вере, но она отмалчивалась. Когда я напрямую спросил, религиозный ли она человек, она ответила, что вообще не думала об этом.

— Подумай сам, — спокойно улыбнулась Майя. — С какой стати она будет с тобой об этом рассуждать, откровенничать? И потом, что за нелепый вопрос — религиозный ли она человек? Вот если бы ты прямо спросил у нее, верит ли она в Бога, она бы и ответила тебе прямо: да-да или нет-нет.

— Вот как… — фыркнул я. — Ну хорошо, в следующий раз обязательно поинтересуюсь.

— Не смей этого делать! — нахмурилась Майя. — Ты ведь не хочешь ее обидеть или посмеяться над ее чувствами!

— Ладно, ладно, — кивнул я. — У меня и в мыслях не было смеяться над ее чувствами… Да и она, кажется, сама может хорошо за себя постоять. По части насмешек, вы с ней всегда были гораздо большими специалистками, чем я.

— Вот и помалкивай, — сказала Майя.

— Как ее защищаешь!

— Конечно. Она — моя лучшая подруга!

И на этом повороте я оказался крайним. Сначала дядя Володя, а теперь вот Альга. Я ужасно ревновал Майю ко всем. Мне показалось, что Майя нетерпеливо шевельнулась, но все-таки решил спросить напрямик:

— Тебе известно, что говорят об Альге и о Папе?

— Да. Но мне неприятно говорить об этом. Я же тебе сказала, Альга знает, как вести себя с Папой, и я верю ей. Она не сделает ничего такого, что могло бы меня огорчить.

Я вздохнул.

— Наверное, я действительно наивный человек, и меня легко поколебать всякими сплетнями… Теперь ничему не буду верить!

— Вот и умница, Серж! — похвалила Майя.

Наконец-то я почувствовал в ее голосе что-то похожее на тепло.

— Но мы с Альгой говорили не только о религии, — спохватился я. — Она уверяла, что пришла в церковь, чтобы поговорить с батюшкой!

— Правильно, я же сказала, что она ходит исповедоваться.

— Нет, тут совсем другое. Альга советовалась насчет Папы и нашего маршала.

— И об этом я знаю. Мы все очень встревожены. Папа выглядит благодушным, но он никогда не