ушла?
Шеннон съежилась. Он сразу перешел к трудным вопросам, тем же, которые она так часто задавала о своем собственном отце.
— Я не знаю… но уверена, что она не хотела покидать тебя. — Шеннон отодвинула миску в сторону и села рядом с ним. — Расскажи о своей маме.
Стоя в дверях, Алекс слушал Шеннон, весь в водовороте разных чувств. Боли от пустоты, которую оставила смерть Ким, любви к женщине, которая была его женой… злости на несправедливость жизни… и надежды.
Разговорившись, Джереми описывал, как мамочка брала его на пруд пускать бумажные кораблики, рассказывала сказки перед сном и пела песни. Все это сохранилось в его сердце.
Алекс посмотрел на двойную фотографию, которую вынул из рамки: Ким, он и Джереми. Под ней был другой снимок — Ким с круглым животом, гордая и счастливая, всего за несколько дней перед рождением их здоровяка.
— Джереми, я подумал, что ты хотел бы увидеть мамины фотографии, — сказал он, решившись наконец вмешаться в их беседу. — Ты вот на этой. — Он сел за стол и показал сыну беременную Ким.
— Здесь меня нет, только мамочка, — возразил малыш, глядя сияющими глазами на фото.
— Нет. — Алекс указал на круглый живот Ким. — Это ты, за несколько дней перед тем как родиться. И поэтому твоя мама улыбается.
Он взглянул на Шеннон. Она знала, что значит потерять одного из родителей, и согласилась разбередить эту старую рану, чтобы помочь ребенку, которого едва знает.
— Как насчет пиццы на ужин? — спросил Алекс, внимательно глядя на нее. — Пойдем в новый итальянский ресторан, который все хвалят?
— Вот здорово! — обрадовался Джереми.
— А как же домашняя выпечка? — Шеннон жестом указала на свои заготовки.
— Закончите завтра. А то ты устанешь от нас и сбежишь навсегда.
— Если я устану от вас, ты об этом узнаешь, — ответила она, сердито поглядывая на него.
— Тогда идем. Вы одевайтесь, а я заведу машину, — скомандовал Алекс.
На улице моросил мелкий дождик, и в сумерках казалось, будто по городу расплылся туман. Запах древесного дыма и хвои наполнял воздух, веселые рождественские огоньки мигали на деревьях, кустах и домах. Алекс выбрал такое место для жизни, которое отличалось от Миннесоты. И хотя здесь не бывает снега на Рождество, зато у них есть Шеннон…
Эта непонятно откуда взявшаяся мысль потрясла его. Ему не хотелось настолько привязываться к кому-либо, потому что тогда расставания становятся такими мучительными…
— Ты вдруг так затих, что-то случилось? — спросила Шеннон, когда они уже отъезжали от дома.
Алекс заставил себя улыбнуться. Шеннон прекрасная женщина, она многое делает для его сына, но это вовсе не означает, что он нуждается в ней. Надо просто взять себя в руки.
— Нет, ничего. Просто я понял, что у нас не будет снежного Рождества.
— Ну, может быть, мы увидим снег, но не раньше января. И только если из Канады придет холод.
Алекс постарался направить свои мысли в более практичное русло. Он припомнил, где хранится лопата для снега, и теперь прикидывал, сколько времени займет расчистка тротуара и двух подъездных дорожек. Двух? Ну конечно, не оставит же он одинокую женщину без помощи при расчистке снега.
Тем более они друзья, не так ли?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Алекс проверял курсовые работы, сваленные кучей на его столе, и старался не обращать внимания на веселые звуки, долетающие с первого этажа.
Джереми не забыл обещания, данного отцом, и уже в пять часов утра стоял возле его кровати и просил позвать Шеннон доделывать имбирное печенье.
Он протянул ему трубку.
— Позвони сейчас, пап.
О боже! Ну почему дети просыпаются в такую рань?
— Малыш, ты хочешь разбудить Шеннон? Она же в отпуске. Ты же не звонишь друзьям так рано?
Джереми неохотно согласился, но, не желая уходить, залез к нему в кровать и болтал с ним ровно три часа обо всем, что связано с их соседкой, и о том, что она делала и говорила, когда они были вместе.
В конце концов, Алекс сдался и позвонил Шеннон. Когда она пришла, то выглядела свежо и вполне бодро, в то время как он не мог до конца открыть глаза и с трудом соображал.
И сейчас, признав поражение, Алекс оставил курсовые работы и спустился по лестнице. Его сын и соседка лежали на полу около рождественской елки, держа в руках калейдоскопы, а по комнате плыли звуки веселых рождественских гимнов. Он улыбнулся, глядя на эту сцену.
Огненные волосы Шеннон беспорядочной копной разметались на полу, колени качались в такт с музыкой. Она была босиком, в удобных джинсах и блузке с рождественскими надписями. В таком виде ее можно было принять за непослушного подростка, хотя он знал, что ей где-то под тридцать.
Джереми рядом с ней распевал «Джингл Беллз», не попадая в ноты. Мистера Попрыгунчика нигде не было видно.
— Эй, а я-то думал, вы готовите печенье, — сказал Алекс, широко улыбаясь.
— Тесто должно охладиться, перед тем как его раскатать, — объяснила Шеннон, не оборачиваясь. Она крутила калейдоскоп и насвистывала себе под нос песенку. — А мы думали, ты проверяешь курсовые работы.
— У меня перерыв.
— Готов к выпускным экзаменам?
— Да. И пытаюсь выкроить время для дополнительного учебного семестра для этой горе- студентки.
Шеннон приподнялась.
— Правда? Никогда не слышала о профессоре, который бы добровольно согласился на дополнительный семестр.
— Да? Так тебе не удавалось подбить своих профессоров на это? — Представить, что Шеннон О'Рурк не удалось получить желаемое, было невозможно.
— Я в этом и не нуждалась. Я была образцовой студенткой.
— Насколько? Такой образцовой, что никогда не плавала голышом во время рождественских каникул в озере Вашингтон? Или образцовой по посещаемости и оценкам?
Она засмеялась.
— Никто в здравом уме не будет купаться голышом в озере Вашингтон в декабре. Конечно, один из моих братьев делал это, но у него не все дома.
— Что такое плавать голышом? — спросил Джереми.
Алекс издал стон. У него слишком длинный язык. Когда же он научится подбирать слова, когда сын рядом? Джереми толковый и не по годам развитой малыш и очень хорошо все понимает.
— Это значит плавать без одежды, — объяснила Шеннон. — На самом деле это не так уж и весело, особенно когда холодно.
— Понятно. — Джереми перевернулся на живот и начал с пыхтением двигать игрушечный поезд по рельсам.
Алекс вздохнул. Почему Шеннон так просто и понятно все объясняет? У него никогда так не получалось. Их взгляды встретились, и он вновь широко улыбнулся искоркам в ее глазах.
— Я бы сейчас не отказался от чашечки кофе, — сказал Алекс, зевая. — А ты?
— Само собой.
