Прочитав письмо, я облегченно вздохнула, вопреки моим ожиданиям, мать немного успокоилась. Однако, перечитав его два раза, засомневалась в этом. Откуда мне знать, что все написанное — правда? Может, она на самом деле по-прежнему нервничает из-за меня, но не подает виду, стараясь выглядеть спокойной и рассудительной, как она это часто делала? И даже если она совершенно искренна, непонятно, что она хочет сказать, пожелав мне в первую очередь счастья, а потом уже возвращения в лоно церкви? Если она по-настоящему верит в Бога, если считает, что путь к спасению можно обрести лишь во Христе, она должна поставить во главу угла мою веру, а потом уже обычное человеческое счастье. А Иисус говорил, что те, кто поверит в него, подвергнутся гонениям, и в этой, земной, жизни их ждут только страдания и нищета. По логике вещей, мать мечтает видеть меня, в первую очередь, благочестивой прихожанкой, а уж как сложится моя личная жизнь — дело второстепенное. Да, загадка.
Я сложила письмо и спрятала его в ящик письменного стола. В конце концов, слова ничего не значат. В письме легко пожелать дочери счастья. Если она действительно думает, что во дни моих тяжких сомнений нельзя оставлять меня одну, почему не настоять на своем временном приезде? Если бы я серьезно заболела, она бы, конечно, упросила отца сделать по этому поводу исключение и приехала бы. А разве мое отречение от веры не столь же драматическое событие — тем более для нее, человека глубоко религиозного? Разве это не серьезный повод для разговора с глазу на глаз? А вместо этого она пишет, чтобы я навещала госпожу Като, словно откровенный разговор с матерью может заменить задушевная беседа с ее подругой.
Три воробышка, устроившиеся на подоконнике, пищат во все горло, требуя еды. Я кормлю их из шприца и запираю в сумке. Затем достаю дубоноса, открываю ему клюв и ввожу в глотку корм, сохраняющий ему жизнь, несмотря на его самурайскую решимость принять смерть как должное.
Наступил вечер. Мы сидим с Тору в машине. Я думаю о его матери. Она не утратила веру в Бога даже на смертном одре, когда Господь навеки разлучал ее с сыновьями. Может быть, крепость ее веры и принесла утешение моей матери и госпоже Като, но мне от этого религиозного фанатизма стало еще печальнее. Она умерла, веря в бесконечную доброту Бога, которого не существует.
Капли дождя стекают по лобовому стеклу, как серебряные слезы. Мы заехали в парк по соседству с домом Тору, оказавшись в нем уже в третий раз. Из-за дождя из машины не вылезешь. Тесное пространство внутри автомобиля создает ощущение, будто мы сидим в палатке. За ее стенами разыгрался шторм, а здесь, внутри, тепло и сухо. Мне вспомнился вопрос, повторяющийся в телевизионных ток-шоу и в журналах: «Вы заранее знаете, что после кораблекрушения попадете на необитаемый остров. У вас есть возможность захватить с собой одну книгу, которую придется перечитывать до конца дней своих, одну пластинку, которую вы будете бесконечно слушать, и одного человека, чье общество вам предстоит вытерпеть. Назовите ваш выбор».
Что касается человека, то, наверное, подошел бы Тору, но ему нужна не я, а Йосими Сонода. С ней он готов хоть на необитаемый остров, а если бы она отказалась, взял бы своего младшего брата. Я у него числюсь под номером 3. Ладно, как-нибудь переживу. Конечно, если бы мне дали возможность осуществить самую заветную мечту, то я хотела бы, чтобы Тору когда-нибудь сказал обо мне так, как он говорит о Йосими. Но ведь я решила перебороть свои чувства и согласилась быть его самым близким другом. Это уже неплохо: почетное третье место после Йосими и Такаши. Да и вообще эти вопросы насчет необитаемого острова совершенно надуманные. И ответы на них лживые и высокопарные. В реальной жизни люди чаще заглядывают в пособия типа «Сделай сам», чем в Библию, не говоря уже о том, что мало кому интересны «Сказки о Генджи» или полное собрание сочинений Шекспира, хотя в ответах эти книги часто мелькают. Кроме того, большинство людей не захотят провести остаток жизни на пару с одним и тем же человеком. Многие предпочли бы прожить на острове в полном одиночестве — если, конечно, им дали бы такую возможность.
— Я получил письмо от Йосими, — прервал мои размышления Тору и вперился взглядом в лобовое стекло.
— И что же она пишет?
— Что наш общий друг, Мичио, подрядился на лето красить дома. Ему нужен напарник.
Я молча следила за дождевыми каплями, стекавшими по стеклу.
— Йосими считает, что я должен позвонить Мичио и спросить у него, не хочет ли он взять в напарники меня. Где остановиться, я, наверное, найду.
— Вот и отлично, — выдавила я из себя как можно равнодушней. — Поедешь?
— Пока не знаю. — Тору повернулся лицом ко мне. — Не могу понять, в чем смысл ее предложения. Может, она предлагает мне поработать вместе с Мичио для того, чтобы я приехал на лето в Токио и мы могли видеться? А может, просто думает, что я сижу здесь на мели, без работы, без денег.
— Она просто хочет тебя видеть.
— Откуда ты знаешь?
— Я уверена, что она любит тебя. А как же может быть иначе?
Мой голос растаял в воздухе, и в машине наступила полная тишина — такая, что мы, казалось, слышали дыхание друг друга. Тору пристально взглянул на меня. В его глазах что-то появилось — то ли понимание, то ли доброта. А может, это игра моего воображения?
— Мегуми, — его голос звучал тише и мягче обычного.
Он слегка наклонился вперед, словно собирался до меня дотронуться. Я отпрянула, как бы вжалась в дверь.
— Давай рассмотрим ситуацию, — я старалась говорить как можно убедительней. — Ты умный, серьезный парень. С тобой интересно разговаривать: ты оригинально мыслишь. Большинство девчонок из моего класса потеряли бы из-за тебя голову. Я бы тоже, если бы мы не росли вместе. А что — Йосими сделана из другого теста? Тем более что, как ты говоришь, она умная девушка. А раз так, ее привлекли твои сильные стороны, она оценила твои достоинства.
Тору улыбнулся, и из его взгляда исчезла тревога.
— В любом случае, — затараторила я деловым тоном, — даже если она зовет тебя в Токио чисто из дружеских побуждений, чтобы ты смог подзаработать, ничего страшного в этом нет. Приедешь, будешь с ней видеться и в конце концов разберешься в ее чувствах.
Сделав глубокий вдох, я улыбнулась. Настроение ужасное, но вместе с тем, как ни странно, наступило некоторое облегчение. Давным-давно мать учила меня: если ты поступаешь правильно, но сомневаешься в этом, все равно очень скоро поймешь, что твое решение было справедливым и верным. Бывало, мы с Кийоши подеремся. Мать всегда говорила: «Пойди извинись перед ним». Я продолжала злиться на него, тем более если виновником ссоры был он. Тем не менее, чтобы не противоречить матери, подходила к нему и сквозь зубы цедила: «Прости, я виновата». И видя, как светлеет его лицо, чувствовала, что это я прощаю его. Мне и самой становилось легче. Сейчас я веду себя с Тору примерно так же.
— Ты должен ехать. Ты прекрасно знаешь, что она хочет тебя видеть.
