очевиднее становится общее стремление к более личностной религии, которая давала бы утешение в этой жизни, придавала ей смысл и сулила лучшую жизнь в будущем. Тесные связи с Востоком привели к распространению различных восточных «мистериальных религий», верований, которые предлагали мистические откровения и личный контакт с божеством. Адриан лично совершал обряды у древних гробниц во время Элевсинских мистерий в Греции; многие мистериальные культы были широко приняты и пользовались уважением. Персидский культ Митры завоевал популярность в военных и торговых кругах, поскольку присущий его приверженцам упор на честность, дисциплину и крепкое братство отвечал идеалам и интересам как торговцев, так и офицеров. В отличие от христианства культ Митры не вызывал подозрений политического характера и потому не подвергался гонениям. В Британии святилища Митры появились именно там, где стояли войска или сложилась влиятельная торговая община, – в Радчестере, Карраборо, Хауститдсе у Стены Адриана, а также в Лондоне. Слабым местом этого культа была его элитарность, закрытость для женщин и ограниченность рамками одного общественного класса. Его обряды были достаточно похожими на христианские, что могло вызывать у христиан впечатление богохульства, и существуют признаки (например, в Лондоне и Карраборо) возможных нападок на приверженцев культа Митры со стороны христиан в пору их верховенства; в течение IV в. культ Митры в основном угасает.
В последних исследованиях, посвященных борьбе христианства за выживание по окончании римского правления, выдвигается предположение, согласно которому христианство было более широко распространено и укоренилось глубже, нежели полагали до недавнего времени. Однако чрезвычайно важно не переносить черты, характерные для V и VI вв., на III и IV столетия. Все согласны с тем, что до IV в. христианство не пользовалось в Британии большим влиянием. В Британии III в. уже были свои мученики – св. Альбан в Веруламии, свв. Юлий и Аарон в Карлеоне. Тот факт, что Британия входила в состав империи Констанция I (первой женой которого была святая Елена, мать Константина) и он не допустил, чтобы последнее великое гонение на христиан в этих краях пошло дальше разрушения церквей, мог помешать раннему возникновению сколько-нибудь значительного культа мучеников в Британии. С другой стороны, данное обстоятельство могло склонять состоятельных христиан к мысли о переселении сюда из более опасных частей Империи, понемногу увеличивая прослойку владельцев вилл.
Насколько известно, наиболее ранний комплекс церковных надгробий Римской империи (найденный вУотер-Ньютон), который с почти полной уверенностью датируется самым началом IV в., был изготовлен в Британии, а епископы появляются здесь всего лишь через год после обнародования «Миланского эдикта», узаконившего христианскую Церковь, причем их титулы указывают, что кафедры располагались в столицах четырех британских провинций. Эти факты привлекают наше внимание к коренным переменам, происшедшим при Константине Великом. В III в. усиление абсолютной власти императора периодически сопровождалось попытками ввести монотеистическую государственную религию. Со времени Константина основным фактором римской политики (а также все больше и частной жизни) сделалась идеология. Отныне, для того чтобы показать свою лояльность, недостаточно было формально соблюдать обрядовую сторону государственной религии: христианство, новая государственная религия, требовало веры. Отношение к языческим верованиям долго оставалось терпимым. Но терпимость постепенно исчезала, несмотря на мощное противодействие со стороны значительной части римской аристократии, которая видела в старой религии оплот Рима как такового и одновременно отождествляла с нею оппозицию при Дворе. Были даже короткие периоды, когда вновь появлялись императоры-язычники. Однако император Констанций II, объявивший обязанностью императора следить за единообразием доктрин, дал мощный толчок развитию внутри самой Церкви, которое сыграло огромную роль в будущем. С середины IV в. преследование еретиков на государственном уровне придало новое измерение политике лояльности.
Недавние исследования выявили высокий уровень христианизации Британии в IV в., но удивление должно вызывать не это, а то, что он не был еще выше. Сказанное побуждает пристальнее вглядеться в истинную природу британской церкви того времени. Былое представление о христианском городе и языческой сельской местности не находит подтверждений. Упоминания о епископах при Константине заставляет предположить, что существовали и городские общины. Необычная крошечная церковь, раскопанная за стенами Силчестера, и примеры гораздо более распространенных церквей (с кладбищами), построенных над могилами мучеников и других выдающихся христиан в Веруламии, Кентербери, подтверждают это. Но самые известные памятники римско-британского христианства IV в. связаны с виллами: например, мозаики во Фрэмптоне и Хинтон-Сент-Мэри или фрески из Лаллингстона. Расположение археологических находок свидетельствует о том, что сфера распространения христианства была весьма неоднородной. Кладбище в Дорчестере (Дорсет) говорит о существовании большой и состоятельной христианской общины, которую поддерживали окрестные виллы; в других местах подобные кладбища не имели к ним никакого отношения. Любопытная серия церковных купелей, изготовленных из свинца, использовалась не в городах, а в сельской местности либо в мелких поселениях – похоже, что за ними присматривали местные землевладельцы; значительная их часть была обнаружена в Восточной Англии, где есть доказательства существования по-настоящему крупных состояний в поздний римский период.
Константин нанес серьезный удар как по языческим культам, так и по городскому самоуправлению, когда передал сокровища и пожертвования из языческих храмов в христианские церкви и для той же цели изъял значительные суммы из городской казны. В IV в. богатство стремительно сосредотачивалось в руках наиболее крупных землевладельцев, с одной стороны, и государства с его институтами – с другой. Нет ничего странного в том, что мы находим виллы на переднем крае наступления христианства в Британии, где они представляли собой столь яркую характерную черту того периода. Учитывая эти обстоятельства, не вызывает удивления и то, что свидетельства христианизации так разнородны. Коль скоро степень влияния христианства в округе зависела от того, был ли местный землевладелец убежденным христианином (либо честолюбивым политиком) или нет, это вполне объяснимо. Коль скоро строительство церквей и других христианских памятников зависело от деятельного городского совета, как ранее – попечение об общественных храмах и других гражданских постройках, соответственно попечение могло быть более или менее добросовестным. Очевидно, что на Соборе в Римини в 359 г. присутствовало намного больше епископов из Британии, но не сохранилось ни одного титула, поэтому неизвестно, в каких городах они располагались. Вероятно, показательно, что по меньшей мере некоторые из них испытывали определенные трудности со сбором средств на дорожные расходы. Если городские христианские общины были слабыми или пришли в упадок спустя более столетия после кампании Константина, то как выживало христианство после окончания римского правления? Отгадка, возможно, заключается в окончательном соединении христианства с классом землевладельцев по всему Западу, что имело параллели в Британии V столетия. В этот период, в отличие от IV в., мы видим практически единодушное принятие христианства сельскими жителями. Поскольку большая часть населения в любом регионе жила на земле, это позволяет ожидать присутствия там христианства, хотя бы в качестве субкультуры. И даже тот факт, что в позднеримские времена сельское духовенство, в отличие от своих городских собратьев, было относительно малообразованным и занимало неясное социальное положение (в деревне даже епископы могли мало чем отличаться от зависимых держателей земли при землевладельце), может говорить в пользу их близости с земледельческим слоем и служить дополнительным подтверждением того, что Церковь, равно как и вера, выживала, несмотря ни на что, вместе с хозяевами земли.
Насколько долго общество IV в., основу которого составляли сельские виллы, могло сохранять свое былое процветание, столь отличающее Британию от других частей Империи? Описывая череду набегов варваров на края, граничившие с Британией в 360 г., Аммиан, хорошо осведомленный историк того времени, сообщает, что в ту пору «провинции были охвачены страхом», и многозначительно добавляет: они «были уже разорены несчастьями прошлых лет», Более того, выдвигалось предположение, основанное на данных археологии, согласно которому около 350 г. с городами было «покончено» (позже нам придется рассмотреть это предположение). Если не вдаваться в подробности, картина сильно отличается от той, которую мы видели в начале века.
Есть веские основания считать, что золотой век не надолго пережил самого Константина. После его смерти в 337 г. Империя была с трудом разделена между тремя его сыновьями – Констанцием II, Константом и Константином П. Британия вошла в состав владения молодого Константина. Недовольный своей долей, он в 340 г. напал на Константа и потерпел сокрушительное поражение. Немало лет минуло с тех пор, как британская армия в последний раз сталкивалась с военной катастрофой. Вызванные этим слабость и, вероятно, разочарование в стране имели результатом необычное путешествие Константа через пролив в
