– Господин Ван Хог – это я. Что вам угодно? – ответил герцог на великолепном английском.

– Простите, мне нужны не вы, мне нужен старый господин Ван Хог, человек примерно моего возраста. Мы старые знакомые, хотя и давно не виделись. Надеюсь, он жив, – объяснял Феликс.

– Думаю, вы имеете в виду моего отца. Он отошел от дел. И теперь никогда уже сюда не заходит. Чем могу служить? – невозмутимо ответил наследный принц.

Феликс, слегка смущенный, взглянул на меня. Что же, если дело обстоит так, то надо прыгать в омут с головой. Я видела, как Феликс готовится к прыжку, и инстинктивно задержала дыхание.

– Дело в том… Мне немного трудно начать… – заговорил Феликс, запинаясь. – Меня зовут Талисман и… Я и мой брат входили в боевые группы испанских анархистов… И много лет назад через вашего отца мы покупали на черном рынке бриллианты…

Хотя в магазине никого, кроме нас, не было, Феликс понизил голос.

– Боюсь, что вы ошибаетесь. Мы никогда не работали на черном рынке.

На лице герцога не дрогнул ни единый мускул.

– Простите, что я настаиваю, но мы с братом четыре-пять раз заключали сделки с вашим отцом. Мне поручали ездить сюда и вести переговоры с вашим отцом лично.

– Повторяю: вы ошибаетесь.

– Я ведь хочу только немного поговорить с вашим отцом. Почему бы вам не разрешить мне повидаться с ним? В противном случае мне придется искать иной путь к господину Ван Хогу. Я буду вынужден общаться с вашими соседями, рассказывать им мою историю, расспрашивать про вашего отца.

Пока Феликс настаивал на исполнении своей просьбы, мне вдруг весь наш голландский план и визит в ювелирный магазин Ван Хога показались чистым безумием. Даже если Феликс ничего не напутал (а память у стариков все равно что дырявый носок) и мы попали туда, куда и намеревались попасть, кто нас просил рассказывать эти байки наследному принцу, который, возможно, и не знал о бурных днях молодости своего отца? Но могло быть и хуже. А что, если этот роскошный торговый дом действительно и есть центр международной мафии? В таком случае вести себя столь дерзко, как Феликс, было в высшей степени неразумно и опасно для здоровья.

Я попыталась сглотнуть слюну, но во рту у меня было сухо, как в ларе с мукой.

– Что ж… – Псевдогерцог устремил свои серые глаза куда-то вдаль. – Думаю, здесь не самое подходящее место для таких разговоров. Вы бы не могли пройти со мной наверх, если это вас не затруднит, конечно?

Нас это, разумеется, не затруднило, хотя про себя я была уверена, что нас сразу же затолкают в какое-нибудь подсобное помещение, а там уж отведут душу. Однако нет, я ошибалась. Мы прошли через маленькую комнату, где стояли стеллажи с папками и кожаные кресла, и по скрипучей лестнице вслед за принцем-консортом (он предварительно извинился, что идет впереди, объяснив, что должен показать нам дорогу), поднялись на второй этаж, где из темного коридора попали в комнату. Вот там-то нам и досталось.

Точнее, досталось Адриану. Только мы вошли в комнату, как на нас накинулись двое верзил в костюмах от Армани; в мгновение ока они заломили Адриану и Феликсу руки за спину. Герцог тем временем схватил меня за шиворот. Это было так унизительно, он держал меня, как кролика за уши, почти на весу, я едва касалась пола носками туфель.

– Кто вы такие и чего хотите? – произнес он спокойно, но требовательно.

– Я сказал вам правду! – крикнул Феликс. – Мне не нужны проблемы, у вашего отца я хотел попросить незначительной помощи в одном деле. Спросите его про Талисмана и Виктора Щеголя, испанских анархистов…

Не видно было, чтобы Феликс его полностью убедил. Герцог поднял сжатую в кулак правую руку, на мгновение я решила, что сейчас он ударит Феликса в лицо. Но ему, вероятно, показалось дурным тоном бить старика, он все-таки был очень воспитанным герцогом. В общем, он развернулся на сто восемьдесят градусов и врезал Адриану по зубам. Замечательный был удар, особенно если учесть, что он практически не замахнулся, что ему приходилось удерживать равновесие, так как левой рукой он держал меня, к тому же он вовсе не казался разъяренным – принц-консорт выглядел не менее спокойным и благовоспитанным, чем раньше. Казалось, он сейчас попросит прощения у Адриана за то, что испачкал ему рубашку кровью, которая текла из разбитой губы.

Все могло бы обернуться очень плохо, но не обернулось, потому что вдруг послышался чей-то энергичный голос, произнесший несколько слов на фламандском языке. Наверно, этими словами Моисей велел Красному морю расступиться – верзилы вдруг отпустили Феликса и Адриана, герцог перестал удерживать мой ворот и отошел от меня на несколько шагов. Он свидетельствовал свое почтение ст7арику, который входил в комнату, опираясь на ходунки из металлических трубок. Это был красивый старик, облаченный в веселенький фланелевый халат в клетку, в шлепанцы под стать халату и вязаный ночной колпак, как у сказочного гнома – длинный и с помпоном. Из-под колпака виднелись непричесанные седые завитки, обрамлявшие добродушное, полное и румяное лицо. Просто Дед Мороз, который собрался лечь спать.

– Ты говоришь, анархист? – спросил старик на неважном испанском. – Один из двух братьев- анархистов? А ну-ка поглядим…

Он с трудом подошел к Феликсу почти вплотную и с интересом вглядывался в него некоторое время.

– Да, вспоминаю… Ты Везунчик?

– Я Талисман, Талисман, сеньор Ван Хог.

– Верно, Талисман. А брат твой Виктория.

– Виктор. Виктор Щеголь.

– Верно.

Он снова оглядел Феликса с головы до пяток.

– Ммм… Ты хорошо, ты хорошо. А я хромаю! Старый развалина. Тебе сколько год?

– Восемьдесят, сеньор Ван Хог.

– А мне семьдесят девять. Ну ты мерзавец!

Однако при этом он улыбался, может быть, от удовольствия, что встретил знакомого по временам своей молодости. А может быть, потому, что ему надоело сидеть взаперти и ничего не делать.

Улыбка Деда Мороза решила для нас все. Сын обменялся с отцом несколькими словами на фламандском, потом немного высокомерно кивнул нам и спустился вниз. Телохранители в костюмах от Армани превратились в услужливых официантов и подали нам печенье и кофе в тончайших чашках английского фарфора, сервировав его на столике красного дерева. Принесли даже резиновую грелку со льдом, чтобы Адриан приложил ее к разбитой губе.

Мы провели у старого Ван Хога все утро, попивая кофе с печеньем. Старик ел только вишенки, которые находились в центре этих круглых, как солнышко, печеньиц. Он пожирал вишни одну за другой, а остальное выкидывал в корзинку для бумаг. Когда эти печенья закончились верзилы официанты принесли новую порцию.

Мы подробно рассказали Ван Хогу нашу историю, и, как мне показалось, она его развлекла. Он кивал и невразумительно мычал, слушая объяснения Феликса и мои комментарии, но когда мы закончили, заговорил сам. Он рассказывал нам свои приключения во время Второй мировой войны. Как участвовал в Сопротивлении, как помогал бежать евреям. Рассказывал про своих девушек, друзей, про первые сделки. И все это на кошмарном испанском. К полудню мы потеряли всякую надежду. Он ничего не сказал по поводу нашего дела, и разговор стал иссякать. И вот старый Ван Хог закрыл глаза, голова его склонилась.

– А теперь он уснет, и все, – пробормотал Адриан, озабоченный тем, что губа его раздувалась все больше.

– Нет, я не сплю, – откликнулся старый ювелир, выпрямляясь.

Он поднял руку и что-то сказал по-фламандски одному из верзил. Мажордом-бандит вышел с угодливым видом и скоро вернулся, держа в руках китайскую лаковую шкатулку. Ван Хог вынул небольшой лист роскошной бумаги, кремовой, шероховатой, и написал нетвердым почерком:

«They only want to talk. They are my friends». (Они хотят только поговорить. Они мои друзья.)

Он подписался полным именем и приложил к листку зеленую печать, на которой была изображена