красивым.
— Ну, давай не будем думать об отвратительном и ужасном, — сказала Фейт. — В конце концов, быть живым очень интересно. У тебя не болел бы зуб, если бы ты был мертв, но, даже несмотря на это, ведь ты гораздо больше хотел бы быть живым, чем мертвым, правда? Я — да, в тысячу раз больше!.. Ох, вон Дэн Риз идет. Он ходил в гавань за рыбой.
— Терпеть не могу Дэна Риза, — пробормотал Уолтер.
— Я тоже. Мы, девочки, все его терпеть не можем. Я просто пройду мимо и сделаю вид, что его не вижу. Вот смотри!
И Фейт проследовала мимо Дэна, гордо вскинув голову и с презрительным выражением, задевшим его за живое. Он обернулся и закричал ей вслед:
— Свиная наездница! Свиная наездница!! Свиная наездница!!! — Тон его с каждым выкриком становился все оскорбительнее.
Фейт шла дальше, словно ничего не замечала. Но ее губы слегка задрожали от негодования. Она знала, что ей не сравниться с Дэном, если дело дойдет до обмена обидными прозвищами. Как жаль, что с ней не Джем Блайт, а Уолтер! Если бы Дэн Риз осмелился назвать ее «свиной наездницей» в присутствии Джема, он вздул бы его, не пожалев собственных кулаков! Но Фейт даже не приходило в голову надеяться, что за нее вступится Уолтер, или осуждать его за то, что он этого не делает. Она знала, что Уолтер никогда не дерется с другими мальчишками. Не дрался ни с кем и Чарли Клоу с Северной дороги. Но если Чарли она презирала за трусость, то Уолтер, как ни странно, не вызывал у нее никакого презрения. Он просто казался ей обитателем иного, его собственного мира, где господствовали иные обычаи. Фейт не ожидала от Уолтера Блайта, что он будет тузить грязного, веснушчатого Дэна Риза за нанесенную ей обиду, как не ожидала бы она этого от какого-нибудь звездноокого юного ангела. Если бы ангел не вступился за нее, она не осудила бы его. Не осуждала она и Уолтера. Но она жалела, что поблизости нет крепких Джема или Джерри, и оскорбление, нанесенное Дэном, продолжало терзать ее душу.
Уолтер уже не был бледен. Его лицо вспыхнуло ярким румянцем, а красивые глаза затуманились гневом и стыдом. Он знал, что должен отомстить за Фейт. Джем решительно бросился бы на Дэна и в бою заставил бы его взять назад все произнесенные оскорбления. Ритчи Уоррен осыпал бы Дэна еще более обидными словечками. Но Уолтер не умел… просто не умел… обзываться. Было ясно, что в таком словесном поединке его ждет неминуемое поражение. Он не мог ни придумать, ни произнести вульгарные, грубые выражения, которые так легко слетали с языка Дэна Риза. Драться с ним Уолтер тоже не мог. Сама мысль о том, чтобы решить все в кулачном поединке, казалась ему отвратительной. Драка — это так грубо и больно… и, что хуже всего, некрасиво. Он никогда не мог понять, почему Джем при всяком удобном случае готов с такой радостью вступить в схватку. Но в то же время Уолтер жалел, что не может подраться с Дэном Ризом. Ему было ужасно стыдно, оттого что Фейт Мередит оскорбили в его присутствии, а он даже не попытался наказать ее обидчика. Он думал, что она, должно быть, презирает его за это. Она не сказала ему ни слова с того момента, как Дэн обозвал ее «свиной наездницей». Так что Уолтер был, пожалуй, даже рад, когда их пути разошлись.
Фейт тоже испытала облегчение, хотя совсем по другой причине. Ей вдруг захотелось побыть одной: вспомнив о том, что ей предстоит, она вдруг немного оробела. Первый порыв решимости миновал — особенно после того, как Дэн нанес жестокий удар по ее чувству собственного достоинства. Она должна была совершить то, что задумала, но уже не испытывала прежнего воодушевления, придававшего ей силы. Ее намерением было встретиться с Норманом Дугласом и попросить его снова начать ходить в церковь, но теперь она чувствовала, что начинает бояться этого человека. Задача, казавшаяся такой легкой и простой в Глене, выглядела совсем по-иному за его пределами. Она много слышала о Нормане Дугласе и знала, что его боятся даже самые большие мальчики в школе. Что если он тоже назовет ее каким-нибудь ужасным словом? Говорили, что это для него дело обычное. Фейт не выносила оскорбительных слов… они могли сломить ее дух гораздо быстрее, чем любой физический удар. Но она совершит, что задумала, — Фейт Мередит любое дело доводила до конца. Если она не сделает этого, ее отцу, вероятно, придется покинуть Глен.
Свернув с дороги и пройдя по длинной тропинке, Фейт приблизилась к дому — большому старинному дому, вдоль которого стояли в ряд, точно солдаты на марше, высокие ломбардские тополя. На заднем крыльце сидел Норман Дуглас собственной персоной и читал газету. Рядом с ним лежал его большой пес. За спиной Нормана, в кухне, где его экономка, миссис Уилсон, готовила ужин, раздавалось громыхание пустой посуды… яростное громыхание, так как Норман Дуглас только что поссорился с миссис Уилсон и оба были очень раздражены. По этой причине, когда Фейт шагнула на крыльцо и Норман Дуглас опустил газету, ее глаза неожиданно встретились с бешено горящими глазами разгневанного человека.
Норман Дуглас был по-своему довольно красивым. Длинная рыжая борода спускалась на его широкую грудь, а массивную голову украшала грива рыжих волос, ничуть не поседевших с годами. Его высокий белый лоб еще не избороздили морщины, а голубые глаза сверкали тем же огнем, что и в дни его бурной юности. Он мог быть очень любезен, когда хотел, но при случае мог разбушеваться. Увы, бедная Фейт, горячо желавшая изменить отношение Нормана к церкви, застала его в самом ужасном настроении.
Он не знал, кто она такая, и смотрел на нее неприязненно. Норману Дугласу нравились девочки бойкие, веселые, с огоньком. А Фейт в эту минуту была очень бледна. Она принадлежала к числу тех, для чьей внешности решающее значение имеет цвет лица. Без своего обычного яркого румянца она казалась неинтересной, даже невзрачной. Вид у нее был извиняющийся и испуганный, и в Нормане Дугласе проснулся задира.
— Ты кто, черт подери? И чего тебе тут надо? — грозно потребовал он ответа.
Впервые в жизни Фейт не могла найти слов. Она и не предполагала, что Норман Дуглас был
— Что с тобой? — загремел он снова. — Хочешь, похоже, что-то сказать и не можешь от страха выговорить ни слова. Что тебя так пугает?.. Черт побери! Да говори ты! Не можешь, что ли?
Вот именно. Фейт не могла заговорить. Она не находила слов. Но ее губы задрожали.
— Бога ради, не реви ты! — прорычал Норман. — Не выношу соплей. Если у тебя есть что сказать, скажи, и дело с концом. Ну и ну, неужто девчонка лишилась языка? Нечего на меня так таращиться… Я человек, а не дьявол! У меня нет хвоста! Кто ты? Кто ты, я тебя спрашиваю?
Зычный голос Нормана, вероятно, был слышен даже в гавани. Работа в кухне приостановилась. Миссис Уилсон напряженно вслушивалась с широко раскрытыми от изумления глазами. Норман упер в колени громадные загорелые ручищи и подался вперед, пристально глядя в бледное, испуганное лицо Фейт. Казалось, он навис над ней, как какой-нибудь злой великан в сказке. У нее было такое чувство, словно он вот-вот проглотит ее целиком.
— Я… Фейт… Мередит, — произнесла она почти шепотом.
— Мередит, вот как? Из детишек пастора, да? Слыхал я о тебе… слыхал! Ездишь на свиньях и работаешь в воскресенье! Хороши детки! Ну и зачем ты сюда явилась, а? Что тебе нужно от старого язычника, а?
Фейт в эту минуту очень хотела оказаться за тысячу миль от его дома. Запинаясь, она простодушно сообщила о цели своего визита.
— Я пришла… попросить вас… ходить в церковь… и вносить деньги… на жалованье.
С минуту Норман свирепо таращился на нее, затем снова взорвался:
— Нахальная девчонка! Кто подбил тебя на это, шельма? Кто тебя подбил на это?
— Никто, — пробормотала бедная Фейт.
— Ложь! Не смей лгать! Кто послал тебя сюда? Явно не твой отец… у него прыти меньше, чем у самой мелкой блохи… и он не послал бы тебя сделать то, на что не отважился бы сам. Я думаю, это какая-нибудь из проклятых гленских старых девок. Так? Ну, говори! Так?
— Нет… я… я пришла сама.
— Ты меня за дурака держишь? — заорал Норман.
— Нет., я думала, вы джентльмен, — произнесла Фейт чуть слышно и, разумеется, без всякого сарказма.
Но Норман подпрыгнул на стуле.
