Прошел месяц, другой, казалось, Дерек забыл о том, что хотел отправить Анне-Лиз в Лондон. Правда, Мариан иногда намекала ему на это. Когда же как-то вечером Роберт спросил его о том же, он ответил:

— Пусть Анне-Лиз остается здесь, тут у нее есть хоть какая-то видимость семьи; она ведь тоже недавно потеряла отца.

Дерек избегал всякого общества, и только Анне-Лиз разрешалось приходить к нему в любое время. Часто они даже не разговаривали, но и без этого понимали друг друга. Анне-Лиз чувствовала себя как бы сестрой двум братьям, которых у нее никогда не было. Однако иногда ей казалось, что они испытывают к ней нечто большее, нежели братские чувства. Роберт мог бы ревновать, если бы не знал, что брат смотрит только на Мариан Лонгстрит. Он завидовал Дереку только тогда, когда тот предпочитал компанию Анне-Лиз во время верховых прогулок.

— Я не хочу, чтобы ты видел, как я вползаю и сползаю с лошади, Роберт. Мисс Девон однажды уже поддерживала мою голову, когда я умирал от боли. Она была моей сиделкой и больше того, другом, заботливым, как ее отец.

Дерек не мог объяснить себе, что он чувствует к Анне-Лиз. И вот однажды произошел эпизод, заставивший его серьезно задуматься. Анне-Лиз и Дерек скакали на север, день был теплый и ясный. Они ехали вдоль каменных оград, через заросли чертополоха, и Анне-Лиз до слез смеялась над рассказами Дерека о гарнизонной службе. Она была так хороша в отороченной лисьим мехом пелерине!

Неожиданно гнедой жеребец Дерека прыгнул через глубокую канаву, но, утомленный за день, оступился и рухнул вместе с седоком. Дерек упал головой вперед, его больная нога застряла в стремени. Оглушенный, он лежал неподвижно. Быстро справившись с испугом, Анне-Лиз соскочила с лошади, бросилась к нему. Она припала к его груди, чтобы услышать, бьется ли сердце. Ее черные волосы разметались, ее молодая грудь высоко вздымалась, и когда Дерек очнулся, то с изумлением почувствовал, как им овладевает непрошеное желание. Ее губы и тело были так близко! Забота и сострадание светились в ее глазах. Он подавил в себе страстное желание сжать ее в объятиях, почувствовать вкус этих полуоткрытых испуганных губ и доказать ей, что он достаточно здоров, настолько, чтобы любить ее. Осторожно, стараясь не коснуться Анне-Лиз, он приподнялся.

— Восьмилетний мальчишка мог бы перескочить эту канаву, — проговорил Дерек слабо. — Благодарение Богу, что Роберта здесь нет. Он бы не дал мне житья после этого.

— Не думайте о Роберте. С вами все в порядке?

Он с трудом сел, стараясь не смотреть в эти взволнованные золотые глаза.

— Я был в легкой кавалерии, помните? Я разучился летать на спине ведьмы. Помогите мне.

Анне-Лиз попыталась помочь ему, но он был так тяжел, что она не удержалась и упала, и тут как будто искра прошла между ними. Забота в ее глазах сменилась удивлением, а испуг — спокойным ожиданием. Всю жизнь Дерек ждал от женщины такого взгляда доверия и безмятежности, и вот теперь увидел его на лице этой юной девушки, почти ребенка. И он поцеловал ее, нежно, с призывной лаской. Ее губы были податливы и неопытны, но она так доверчиво прижалась к нему, что он наконец понял: Анне-Лиз любит его. Дерек еще крепче прижал ее к себе, так, что почувствовал биение ее сердца. Но, Боже мой, что он делает? Уильям Девон отдал девочку под его покровительство не для того, чтобы Дерек ее совратил. Он оттолкнул ее и вскочил на ноги.

— Извини… я забылся. Уверяю, что больше не поддамся этой слабости. — Нота неприкосновенности в его голосе обидела Анне-Лиз, так неожиданно отвергнутую.

— Наверное, я виновата, полковник…

Он резко оборвал ее:

— Уверяю, нет. Это я воспользовался вашей неопытностью. Я не должен был целовать вас.

Смущение Анне-Лиз прошло, глаза же ее вспыхнули.

— Опытная или нет, но мне это понравилось… так сильно, — она расхрабрилась, — что я не против повторить.

— Что за бесстыдная маленькая девчонка! — взорвался Дерек и сурово посмотрел на нее: — Я бы отшлепал вас и напомнил, что вы должны стать леди…

— Я уже леди, и я думаю, что любая леди, которой не нравится, что ее целует привлекательный мужчина, просто ледышка.

Отряхнув свои юбки, она направилась к лошади.

Ошарашенный, Дерек пристально смотрел, как она проворно вставила ножку в стремя.

— Разве отец не учил вас этикету: как должна себя вести молодая леди, что она должна быть скромной?

— Какое отношение имеет все это к удовольствию от поцелуя? — Анне-Лиз выглядела откровенно озадаченной. — Мы просто хотели целовать друг друга и все. Мы ведь занимались любовью не в Винчестерском соборе!

— Что вы несете? О какой любви вы говорите? — прервал он.

Она кивнула в ту сторону, где они только что целовались.

— Разве там мы занимались не любовью?

Дерек громко расхохотался.

— Ну, какая вы еще глупая! И прошу вас больше не болтать о святых местах в таком тоне.

Анне-Лиз выглядела обиженной.

— Вы, как все англичане, консервативны. Бог не собирается покарать нас за то, что мы поцеловались.

Он вскочил на лошадь.

— Дело не в простом поцелуе, а в том, куда он может завести.

— А куда может завести поцелуй? — ответила Анне-Лиз уже безучастно.

Перед лицом такой обескураживающей невинности Дерек опешил, и весь обратный путь хранил глубокое молчание: он обдумывал то затруднительное положение, в которое его поставили их опрометчивые объятия.

После обеда Дерек позвал Анне-Лиз в свой кабинет.

— Я решил отослать вас в Лондон в конце недели, — сказал он прямо. — Я не выполнил обещания, данного вам и вашему отцу, задержав вас так надолго в Клерморе.

Ошарашенная, она немного помолчала, затем мягко спросила:

— А почему же вы меня здесь держали?

Дерек поднялся из-за стола.

— Потому что был эгоистом. Ваше присутствие давало мне… комфорт. Вы также напоминали мне Индию, которую я очень люблю.

Она тихо стояла.

— А меня вы не любите?

Он колебался.

— Вы… вы мне как дочь, которой у меня никогда не было.

— Вы недостаточно стары, чтобы быть моим отцом, — парировала она. — И это был не отцовский поцелуй сегодня утром. Даже я знаю достаточно, чтобы понять это… Вы до сих пор чувствуете себя виноватым, потому что поцеловали меня?