Беатрисой?

– Уверен, Зефи… Но разве это так уж важно? Бертиль – это было имя служанки, которая, после того как она украла медальон несчастной Коризанды, как говорили, была съедена волками…

Круг сужался вокруг доньи Гермины.

Зефирина догадывалась о том, что союз немой (которая умела говорить) с ее мачехой не случаен. Была ли донья Гермина замешана в скоропостижной смерти Коризанды? Зефирина все более и более склонялась к этой мысли.

С другой стороны, была ли Гермина де Сан-Сальвадор и Генриетта де Сен-Савен одним и тем же лицом?

Зефирина глубоко вздохнула. Она догадывалась о том, что непреклонная судьба опять сыграла с ней шутку на свой лад. Она не могла ничего больше сделать, наверстать упущенное, ничего не могла остановить.

К тому же все вообще было плохо! Бастьен, маленький спутник ее детства, так и не вернулся в замок. Зефирина после его исчезновения ощущала большую пустоту и ужасное чувство вины. К счастью для юного серва, когда маркиз де Багатель объявил о его розыске, было уже поздно. Бастьен, должно быть, был уже далеко.

Зефирина тряхнула своей огненной головой. Как и саламандра Франциска I, она была игрушкой в руках рока, который привел свои рычаги в действие. С сердцем, сжавшимся от зловещего предчувствия, она уронила голову на плечо Гаэтана.

Пела птичка, сидя на ветке серебристого бука. Летний теплый вечер разливался по земле. Легкий душистый ветерок долетал с Луары.

Гаэтан держал Зефирину за руку. С необычайной нежностью он перецеловал все ее тонкие пальчики. Рядом с Гаэтаном Зефирине становилось лучше, спокойнее, безмятежнее. Она ласково погладила кудрявую голову юноши. Он выпрямился и едва прикоснулся, словно бабочка, к ее глазам губами.

– Моя душенька, я хотел бы утонуть в этих озерах… Почему ваши глаза такие зеленые?

– Потому что я люблю вас, Гаэтан… Я люблю вас, – прошептала, вздрогнув, Зефирина.

– Сердце мое… Моя божественная… Зефирина…

Они долго пребывали в объятиях друг друга, целомудренные, молчаливые.

Была уже глубокая ночь, когда они потихоньку вернулись к замку. В то же мгновение темное, почти красное облако закрыло серебристый диск луны.

Новость настигла Зефирину, когда колокол звонил к вечерней молитве. Крестьяне бежали по покрытым инеем полям.

– Беда… Беда в королевстве!

Мало-помалу, от прихода к приходу нежный звон, призывавший к вечерне, сменился набатом.

Зефирина, гоня коня тройным галопом, вернулась в Поссонньер. Не дожидаясь помощи лакея, она спрыгнула с Красавчика и побежала в парадный зал замка.

Госпожа де Ронсар рыдала в объятиях своих дочерей.

– Погибло… Все погибло… король предан… в плену… самый большой разгром… – смогла произнести госпожа де Ронсар, прежде чем упала в обморок.

Зефирина совершенно не запомнила последовавших за этим известием дней. Как и вся Франция, она жила в состоянии отупения, подавленности, погруженная в оцепенение. Никто не мог поверить ни в поражение, ни в предательство коннетабля де Бурбона. Несмотря на то, что Зефирина знала больше, чем другие, она так же, как ее друзья, утверждала, что сведения ложные. Однако ей пришлось признать очевидность трагической реальности. Каждый час пребывали гонцы и рассказывали подробности драмы. Самое кровавое поражение в истории Франции со времен Айзенкура обрушилось на страну. Двадцать тысяч человек погибли в течение нескольких часов в Павии. Это произошло 24 февраля 1525 года. Те, кто не погиб, попали в плен или пропали без вести. Весь цвет французского рыцарства был побежден коалицией, собранной императором. Не было ни одного замка, ни одного городка, ни одного прихода, которого не коснулась бы эта беда. Становились известны имена погибших: Луи де Ронсар, отец маленького Пьера, отважный Ла Тремуй, граф де Сен-Поль, паж Эрнест де Ла Френей, адмирал де Бонниве, учтивый Ла Палис… Погибли все эти славные дворяне, победители в битве при Мариньяно… Погибла прекрасная молодость! Погибли герои!

С лицом, залитым слезами, Зефирина слушала наивную песенку, которую изнуренные солдаты маршала сочинили в честь его храбрости на поле битвы:

Услышав этот куплет, который был так похож на полные логической непоследовательности рассуждения ее друга, старого маршала, Зефирина разрыдалась.

Он сражался с испанцами, как лев, до последнего. Раненный в плечо, со сломанной ногой, Ла Палис еще сопротивлялся, когда один из офицеров Карла V приставил к его груди дуло своей аркебузы. Этот жестокий наемник застрелил его в упор.

У Зефирины не хватало духу выслушивать все эти ужасающие подробности. Среди простого люда даже распространился слух, что солдаты Карла V продавали тела погибших французским слугам, которые хотели отвезти их обратно во Францию. На людской памяти никто никогда не слыхивал о подобной гнусности. Эти испанцы больше не могли считаться христианами, они стали собаками! Таким вот образом зарабатывать на останках побежденных! Это надо же!

Зефирина каждый день после обеда скакала вместе со своей подругой Луизой к печальному замку Блуа. Ко всем этим бедствиям, несчастная маленькая королева Клод угасла в возрасте двадцати пяти лет, истощенная болезнью.

На воротах погруженного в траур дворца Зефирина и Луиза лихорадочно искали в списках, которые с каждым днем становились все длиннее, имена Роже де Багателя и Гаэтана де Ронсара. Каждый вечер они возвращались, ощущая облегчение от того, что не нашли их там. На следующий день тревога оживала вновь. Они разрывались между надеждой на чудо и опасением, что хищные птицы разорвали тела маркиза де Багателя и шевалье де Ронсара на поле битвы.

Если солдаты императора избавились от их тел, бросив их в реку Тичино, если Ла Дусер и лакей Гаэтана погибли и не смогли потребовать тел их господ! Если это случилось, то Зефирина никогда не сможет по- христиански предать земле тел ни своего отца, ни своего жениха.

Поздно вечером, сидя у камина, слишком опечаленные, чтобы заснуть, и слишком несчастные, чтобы оставаться в одиночестве, Зефирина и ее подруги из семейства Ронсаров разговаривали, шептались, пытались объяснить самим себе причины этого разгрома. Каким образом самая большая армия во всем христианском мире за такое короткое время была разбита Карлом V?

Герцог де Бурбон! Предатель! Негодяй! Изменник! Это он был во всем виноват! Он предал Франциска I, перейдя с шестью тысячами своих ландскнехтов на службу к императору.

Со своей стороны, Зефирина, связанная по-прежнему клятвой, от которой ее мог освободить только сам король, знала, откуда проистекали все беды Франции. «Этот роковой «Золотой лагерь»! И заговор доньи Гермины!»

«Боже мой, как же он должен раскаиваться, думая о моих предостережениях!» – Зефирина старалась представить себе Франциска I, заточенного в крепости Пиццигеттон в двенадцати лье от Павии. Как он корит себя, этот добродушный король, испытывая унижение от поражения, видя своих соратников перебитыми, а свое королевство – в опасности.

Зефирина знала, что он написал своей матери – регентше Луизе Савойской, которая управляла королевством из города Лиона: «Сударыня, все потеряно, кроме чести». Действительно, ничего другого у короля Франции не осталось.

Большие часы на башне замка пробили полночь. Луиза подняла свое нежное и кроткое лицо, побледневшее от пролитых слез.