— Сэр! — начал было моряк, но вдруг перегнулся и стал блевать за борт.

Эриксон первый догадался обо всем. Рулевой был давно мертв и странствовал по морю много дней. Босые ноги его распухли, лодыжки стали тонкими, а рука, держащая румпель, походила на скрюченную куриную лапку. Пустые глазницы, которые с такой смелостью глядели вперед, давно выклевали морские птицы. Лицо почернело и сморщилось от горячего солнца, от холодных ночей и ветра.

На лодке не оказалось ни карты, ни компаса. В рассохшейся бочке не было ни капли воды. Кто знает, сколько времени шлюпка продолжала свой бессмысленный поход. Одинокая, идущая в открытое море, прочь от земли.

Был еще случай с «Разбомбленным Судном».

Все началось в сердце океана с очень непонятной радиограммы. Удалось разобрать сигнал SOS и координаты терпящего бедствие судна: миль на 400 к северу от курса конвоя. Все остальное было просто кучей кодовых знаков, из которых выловили отдельные слова: «бомбежка», «пожар», «покидать». «Вайперосу» не хотелось отпускать корабль охранения на такой дальний и ненадежный поиск. Не было и уверенности, что координаты точны. Возможно, это могло оказаться и хитростью немецкой подлодки. Такое уже не раз случалось. Но «Вайперос» решил на этот раз рискнуть и дал сигнал «Компас роуз»: «Осуществляйте поиск согласно SOS, полученному сегодня в 13.00. До свидания».

Корвет изменил курс на 90 градусов к северу и шел так 26 часов подряд.

«Компас роуз» бороздил море всю ночь и все следующее утро, но не встретил ни мачты, ни клочка дыма. В море находились сотни кораблей, и все же казалось, что вся Атлантика принадлежит только одному корвету.

На листе миллиметровки Эриксон начертил несколько квадратов с гранями в семь миль каждый. В одном из них должно было находиться судно. Каждые два часа корвет отклонялся к северо-востоку не семь миль.

Холодало. Спустилась темнота. Час за часом. Повалил снег. А экран локатора был пуст. Их беспокоила погода. Ветер усилился. Это было реальностью. Потерпевший же корабль был мифом.

Теперь в старательно и детально разработанной схеме поиска они не видели и доли здравого смысла. К полуночи начался настоящий буран. К четырем часам утра, когда Локкарт поднялся на мостик принимать утреннюю вахту, стало обжигающе холодно.

— Не видно их там? — спросил он Мореля.

— Ничего похожего… Если они сейчас в море, помоги им Господи.

«Ничего похожего» тянулось все утро. Потом еще до полудня. В полдень ветер ослаб, а снег почти прекратился. Поиск занял уже двое суток. За последние сутки они прочесали 600 квадратных миль. Едва ли приказ обязывал их к большему…

— Я вспомнил, что сегодня день святого Валентина, — сказал Ферраби Бейкеру.

— Запишите это в бортовой журнал, — проворчал Эриксон. — Больше туда записывать нечего.

Четкое изображение на экране радара поначалу не привлекло их внимания. Но это был корабль. Судно, которое они искали. Они наскочили на него неожиданно — до самой последней минуты его маскировал несущийся по ветру снег, который так и просился на рождественскую открытку. Небольшой старенький пароход со шведской эмблемой на трубе. Он был оставлен и дрейфовал по ветру, как жалкий бродяга, продирающийся сквозь толпу. Пароход имел большой крен. Мостик и носовая часть опалены огнем и почернели от копоти. Одной спасательной шлюпки не было. Вторая, пустая и наполовину перевернутая, повисла над водой.

«Компас роуз» медленно обошел вокруг, готовый ко всему. Но с корабля не доносилось ни звука. Только тихо шелестел падающий на верхнюю палубу снег. Они включили сирену, выстрелили холостыми из пушки. Потом остановились и спустили шлюпку. Группой командовал Морель. С ним отправились сигнальщик Роуз, старший матрос Торнбридж и кочегар Ивенс. Когда шлюпка отвалила от борта, Эриксон крикнул в мегафон:

— Пароход слишком заметен. Не волнуйтесь, если потеряете нас из виду.

Морель молча махнул рукой. Он не думал уже о «Компас роуз». Он думал о том, что увидит на палубе заброшенного судно. И волосы его при этом вставали дыбом.

«Я вовсе не гожусь для подобных экспедиций, — думал он, пока шлюпка пересекала узкое пространство воды, отделявшее «Компас роуз» от потерпевшего корабля. — Не гожусь я осматривать оставленные, окровавленные корабли и другие жестокие следы разрушений…» Но Торнбридж уже прыгнул с концом в руке на косую палубу и быстро привязал шлюпку. Морелю оставалось лишь последовать за ним.

Морель поднялся на палубу и остановился. Затем сказал кочегару Ивенсу:

— Ступайте вниз, посмотрите, много ли воды в трюме. — Затем обратился к Торнбриджу: — Оставайтесь у лодки, — а сигнальщику Роузу приказал: — Пойдете со мной.

И они пошли, оставляя на палубе цепочку следов, свежую и аккуратную. Вокруг мертвая тишина. Увидели мостик, принявший на себя страшную силу прямого попадания бомбы. Там, видимо, начался небольшой пожар. Следы еще одного пожара виднелись между баком и полубаком. Трудно было определить, сколько человек находилось на мостике во время взрыва. Скорее всего там было человек шесть. Теперь от них остались одни разорванные куски, перемешанные с кровью и обрывками ткани.

«Когда папаша красил стены, не думал вовсе о таком…» — про себя бормотал Морель слова глупой песенки. Рука рулевого все еще сжимала штурвал. Но только рука. Она вырастала из пустоты. Клочки одежды, волос и внутренностей были всюду, куда ни повернись. На одной из переборок отпечатался силуэт головы.

— Ты умер с открытым ртом, — произнес Морель. — Надеюсь, ты говорил что-нибудь вежливое.

Он прошел на открытую сторону мостика, высоко торчащую над водой, и осмотрелся. Падал снег. Медленно, лениво, покрывая поверхность моря холодной пылью, перед тем как растаять. Предвечерний свет постепенно мерк. На секунду появился «Компас роуз». И тут же исчез. Морель повернулся к Роузу, стоявшему в ожидании приказаний с сигнальным фонарем в руке. Они посмотрели друг на друга. Лица обоих выражали одинаковую сосредоточенность.

— Пойдем послушаем, что сообщит Ивенс, а потом пошлем сигнал.

Пароход нужно тащить на буксире. Хотя машинное отделение и трюмы затоплены, он еще долго мог держаться на плаву. Примерно такой сигнал Роуз и передал на «Компас роуз».

Эриксон решал: сразу брать судно на буксир или сначала поискать шлюпку с командой. После таких двух холодных ночей оставалось мало надежды, что команда уцелела. Но если корабль был на плаву, то еще один день поисков не имел значения. Морелю лучше остаться на месте. Он присмотрит за кораблем, да и прибрать там нужно…

— Оставайтесь на борту, — просигналил Эриксон Морелю. — Отправляюсь искать шлюпку. Вернусь утром.

Надвигалась ночь. Пробыть на этом плавающем гробу более двенадцати часов, глазеть на снег, слушать море в компании духов… Морель позвал Торнбриджа, Ивенса и отправился с ними на мостик.

Морелю никогда не забыть той ночи. Они убрали мостик. Работали молча, сдерживая дыхание и стараясь не глядеть на свою работу. Все, что они выбрасывали за борт, исчезало в милосердной пучине. Только однажды молчание нарушил Торнбридж:

— Жаль, что нет шланга, сэр…

Они состряпали ужин из неприкосновенного запаса, взятого в лодке, вскипятили чай на спиртовой плитке, найденной на камбузе. Затем устроились на ночь в тесной штурманской рубке позади мостика. Там были матрацы, одеяла и лампа, которая давала немного тепла.

Морель не мог уснуть и вышел на верхнюю палубу, Вид спящих матросов не приносил успокоения. Сон не давал облегчения, а Морель вынужден бодрствовать. Он чувствовал, что если не заснет, то наверняка найдет предлог разбудить их. Он тихонько спустился по трапу, сдерживая дыхание. Пересек полубак и рукой конспиратора отодвинул брезент, которым они завесили вход в кубрик. Шагнул вперед. Почувствовал перед собой пустоту. Зажег спичку. При ее свете увидел, что находится в кубрике, полном теней и тишины. Увидел длинный стол, уставленный тарелками с недоеденными порциями тушенки, надкусанные куски хлеба, разбросанные ножи и вилки. Люди, которые побросали ножи и вилки, теперь наверняка мертвы. «Я мыслю банально», — подумал он, когда догорела спичка, и вышел. Но эти стандартные мысли производили не