бесчисленное множество ваших недостойных поступков, всю мерзость которых трудно преуменьшите в глазах света, на эту нескончаемую цепь злых дел, которые, что ни час, вынуждают нас злоупотреблять добротою короля и уже свели на нет в его мнении все мои заслуги и все влияние моих друзей? Как низко вы пали! Неужели вы не краснеете оттого, что так мало достойны своего происхождения? Вправе ли вы, скажите мне, хоть сколько-нибудь гордиться им? Что вы сделали для того, чтобы оправдать звание дворянина? Или вы думаете, что достаточно имени и герба и что благородная кровь сама по себе уже возвышает нас, хотя бы мы поступали подло? Нет, нет, знатное происхождение без добродетели - ничто. Славе наших предков мы сопричастны лишь в той мере, в какой сами стремимся походить на них. Блеск их деяний, что озаряет и нас, налагает на нас обязанность воздавать им такую же честь, идти по их стопам и не изменять их добродетели, если мы хотим считаться их истинными потомками. То, что вы происходите от доблестных предков, ровно ничего не значит: предки отказываются признать в вас свою кровь, и все те славные деяния, что ими совершены, не дают вам никаких преимуществ; напротив, блеск их, падая на вас, выставляет вас в еще более неприглядном виде, слава их - это факел, при свете которого всем бросается в глаза ваше позорное поведение. Поймите, наконец, что дворянин, ведущий дурную жизнь, - это изверг естества, что добродетель - это первый признак благородства, что именам я придаю куда меньше значения, чем поступкам, и что сына какого-нибудь ключника, если он честный человек, я ставлю выше, чем сына короля, если он живет, как вы.

Дон Жуан. Сударь, если бы вы сели, вам было бы удобнее говорить.

Дон Луис. Нет, дерзкий, я не стану садиться, не стану больше говорить, - я вижу, что все мои слова не действуют на твою душу. Но знай, недостойный сын, что своими поступками ты довел отца до крайности и что я, раньше чем ты думаешь, сумею положить предел твоему распутству, упрежу гнев небесный и, покарав тебя, смою с себя позор - быть твоим отцом.

Дон Жуан, Сганарель.

Дон Жуан (обращаясь к отцу, хотя тот уже вышел). Ах, да умирайте вы поскорее - это лучшее, что вы можете сделать! Каждому свой черед. Меня бесит, когда отцы живут так же долго, как сыновья. (Садится в кресло.)

Сганарель. Ах, сударь, вы не правы!

Дон Жуан (встает). Я не прав?

Сганарель (дрожа). Сударь...

Дон Жуан. Я не прав?

Сганарель. Да, сударь, вы не правы, что выслушали все его речи, вам следовало вытолкать его в шею. Видана ли такая наглость? Отец является к сыну с выговором, призывает его исправиться, вспомнить о своем происхождении, вести жизнь порядочного человека и говорит еще уйму всяких глупостей в том же роде! Может ли это вынести такой человек, как вы, который сам знает, как надо жить? Я удивляюсь вашему терпению: будь я на вашем месте, я бы его выгнал вон. (В сторону.) Ах, проклятая угодливость, что ты со мной делаешь!

Дон Жуан. Дождусь я сегодня ужина?

Дон Жуан, Сганарель, Раготен.

Раготен. Сударь, пришла какая-то дама под вуалью, хочет с вами поговорить.

Дон Жуан. Кто бы это мог быть?

Сганарель. Посмотрим.

Донья Эльвира под вуалью, Дон Жуан, Сганарель.

Донья Эльвира. Не удивляйтесь, дон Жуан, что видите меня в такой час и в таком одеянии. Причина важная заставила меня прийти, и то, что я хочу вам сказать, не терпит промедления. Сейчас я уже не пылаю гневом, как тогда, я теперь совсем иная, чем была утром. Перед вами уже не та донья Эльвира, что проклинала вас, чья возмущенная душа посылала лишь угрозы и дышала местью. Небо изгнало из моей души ту недостойную страсть, которую я испытывала к вам, все эти бурные порывы преступного увлечения, все эти постыдные крайности грубой земной любви. В моем сердце, все еще любящем вас, осталось лишь пламя, свободное от всякой чувственности, чистейшая нежность, бескорыстная привязанность, которая печется не о себе, а только о вашем благополучии.

Дон Жуан (Сганарелю, тихо). Ты, кажется, плачешь?

Сганарель. Простите.

Донья Эльвира. Эта любовь, чистая и совершенная, привела меня сюда ради вашего блага, чтобы от имени самого неба предостеречь вас и попытаться спасти вас от бездны, к которой вы стремитесь. Да, Дон Жуан, я знаю, как беспутна ваша жизнь, и небо, озарив мою душу и раскрыв мне глаза на мои заблуждения, внушило мне прийти к вам и сказать, что грехи ваши истощили его милосердие, что грозный гнев его готов обрушиться на вас, что в вашей воле избегнуть его немедленным раскаянием и что, быть может, вам остался только один день, чтобы отвратить от себя величайшее несчастье. Меня уже никакие земные узы не связывают с вами. Хвала небесам, все мои безумные мысли развеялись, решение мое принято: я удаляюсь от мира; единственно, о чем я молюсь, - это прожить еще столько, чтобы я могла искупить мой грех, ту слепоту, в которую меня ввергли порывы греховной страсти, и суровым покаянием заслужить прощение. Но и удалившись от мира, я терзалась бы жестокой мукой при мысли, что человек, которого я нежно любила, послужил роковым примером небесного правосудия. И несказанной радостью было бы для меня, если бы я могла помочь вам отвести от себя страшный удар, угрожающий вам. Умоляю вас, дон Жуан, окажите мне эту последнюю милость, доставьте мне это сладостное утешение. Ради меня не отказывайтесь от своего спасения, я прошу вас об этом со слезами, и если вы равнодушны к собственному благу, не будьте же равнодушны к моим мольбам и избавьте меня от лютой скорби - скорби при мысли о том, что вы осуждены на вечную муку.

Сганарель (в сторону). Бедная женщина!

Донья Эльвира. Я любила вас бесконечно, вы были мне дороже всего на свете, ради вас я нарушила свой долг, я пошла на все, и теперь в награду я прошу вас об одном: исправьтесь и отвратите от себя гибель. Молю вас: спасите себя из любви к себе или из любви ко мне. Еще раз, Дон Жуан, я со слезами прошу вас об этом. И если мало вам слез женщины, которую вы любили, то я заклинаю вас всем, что еще способно тронуть вас.

Сганарель (глядя на Дон Жуана, в сторону). Да это тигр какой-то!

Донья Эльвира. Я ухожу. Это все, что я хотела вам сказать.

Дон Жуан. Сударыня, время позднее, останьтесь! Вас здесь устроят со всеми удобствами.

Донья Эльвира. Нет, Дон Жуан, не удерживайте меня.

Дон Жуан. Вы доставите мне удовольствие, сударыня, если останетесь, уверяю вас.

Донья Эльвира. Нет, нет, не будем терять время на пустые речи. Мне надо скорее идти, - не пытайтесь меня провожать и думайте только о том, что я вам сказала.

Дон Жуан, Сганарель.

Дон Жуан. А знаешь ли, я опять что-то почувствовал к ней, в этом необычном ее виде я нашел особую прелесть: небрежность в уборе, томный взгляд, слезы - все это пробудило во мне остатки угасшего огня.

Сганарель. Иначе говоря, ее речи нисколько на вас не подействовали.

Дон Жуан. Ужинать, живо!

Сганарель. Слушаюсь.

Дон Жуан, Сганарель, Ла Вьолет, Раготен.

Дон Жуан (садясь за стол). Надо все-таки подумать, Сганарель, как бы это исправиться.

Сганарель. Вот, вот!

Дон Жуан. Ей-богу, надо исправиться. Еще лет двадцать - тридцать поживем так, а потом и о душе подумаем.

Сганарель. Ох!