- Ну что ж...какой вопрос, такой ответ, ленточка. Это выгодно. Это хорошее вложение денег. А Манченко - умный хваткий мужик. Я удовлетворил твое любопытство?

   Я скрипнула зубами и нечаянно прикусила язык. Больно. Но куда больнее смотреть на пустое, какое-то мертвое лицо деда, как бы мимоходом меняющего нам с матерью жизнь.

   - Почему нельзя найти кого-то другого? - с отвращением к самой себе выплюнула я. - Не Манченко. Есть много других...

   - А какая разница? - спокойно спросил дед. Я не ответила, опустив глаза. А в мозгу билась только одна мысль - ненавижу. - Вот и я ее не вижу. Это все?

   - Что 'все'? - не поняла я.

   - Это все, что ты хотела узнать?

   Я поднялась со всем достоинством, которое могло быть у девочки четырнадцати лет, и направилась к выходу, небрежно бросив через плечо короткое 'да'.

   Второй раз мы поругались с дедом, когда я отказалась брать его фамилию. Я уперлась как баран, не слушая ни мать, ни деда, ни Геворга. Никого.

   - Я не хочу носить твою фамилию.

   Дедушка действительно бушевал. Брызгал слюной, источая злость. Как же, я посмела оскорбить его фамилию, а значит, и его самого. Не была бы родной единственной внучкой - убил бы.

   - Ты мне надоела! Что тебе опять не хватает?! Чем на сей раз тебе не угодила фамилия?! А?!

   - Всем угодила, - спокойно ответила я, с трудом заставляя себя не двигаться, пока дед бегал вокруг меня разъяренным быком. - Но мне нравится моя. Я к ней привыкла. И менять не хочу.

   - Да почему? - вырывая последние седые волосы, вскричал дед. - Ты специально меня злишь? Или это из-за матери? - нахмурившись, он посмотрел на меня с подозрением. - Из-за нее ты не хочешь менять фамилию своего отца?

   - Я его ни разу не видела, - безразлично пожала плечами и заправила мешающую темную прядь за ухо. - И мать его никогда не упоминает. Причем здесь он?

   - А почему тогда? - взревел дед. - Ты моя внучка! Ты что, стыдишься?!

   Он орал долго. Ругался, злился. Пока однажды я не сказала одну фразу, заставившую его от меня отстать.

   - Даже без твоей фамилии я навсегда останусь твоей внучкой. В чем проблема?

   Тогда он долго смотрел на меня в абсолютной тишине. В его взгляде виднелась...нежность, любовь. В моем не было ничего. Но с тех пор дед меня больше не трогал.

   Спустя два с небольшим года после того разговора он умер в израильской престижной больнице от рака гортани. Врачи говорили, что организм сильно подкосила его бывшая работа. Ну, еще с тех времен, как он работал обычным батраком на заводе. Меня в тот момент рядом не было - я не выезжала из России, а дедушка уже как полгода не уезжал из Израиля.

   И когда пришло известие о его смерти...я не плакала. Я не проронила ни единой слезинки и ни разу не одела траур. Ни разу. Даже нижнее белье специально носила ярких расцветок. О, меня обсуждали, за глаза, конечно. Говорили, что я избалованная бесчувственная тварь. Ни о чем не спрашивали только три человека - Алена, мама и Попов, с которым я, несмотря ни на что, продолжила общаться. В конце концов, я когда-то считала его своим отцом.

   Мама, в отличие от меня, плакала. И искренне убивалась. Я этого не понимала.

   - Он мой отец, Наталь, - всхлипывая, выдавила из себя мама, когда я спросила ее об этом. - И несмотря ни на что, я его любила.

   - Всегда?

   - Всегда. К тому же он все всегда делал для нашего блага.

   Я могла бы поспорить, но не стала тогда ничего говорить. У меня началась свободная жизнь. По крайней мере, я так думала.

   Чисто из принципа я дождалась звания мастера спорта и сразу же ушла из секции, демонстративно хлопнув дверью. Ушла работать в клуб, не обращая внимания на вялые запреты и ехидные смешки Манченко и причитания матери.

   - Наташ, что это такое вообще? - мама умоляюще посмотрела на меня. - Дочь, я все понимаю, но...тебе даже восемнадцати нет.

   Я флегматично пожала плечами, собирая косметику.

   - Ерунда, через несколько месяцев будет. Да и потом, твой Геворг взялся спонсировать этот клуб.

   Мама поспешно отвела глаза, и я обо всем догадалась.

   - Это ты его попросила, да? Чтобы типа проследить за мной?

   - А что мне еще делать? - она с отчаяньем начала метаться по комнате, заламывая руки. - Ты же не слушаешься никого. Ни меня, ни Геву, - я передернулась. - Ты упрямая и взбалмошная. Зачем, солнышко? Ты ради этого столько лет занималась спортом, старалась, тренировалась, чтобы танцевать...стриптиз в дешевой забегаловке? - она презрительно сморщила нос.

   - Во-первых, это лучший клуб нашего города. Во-вторых, я не танцую стриптиз. Могла бы, конечно, но не буду, - поспешно добавила я, увидев, как мама побледнела. - В-третьих, ты что, забыла, чья я внучка? И дочка, если уж на то пошло? Меня берегут пуще яиц Фаберже, мам.

   - Знаешь, - мама как-то странно посмотрела на меня, с какой-то эмоцией, что если бы она меня не любила, то я бы приняла ее за отвращение, - ты похожа на моего отца сильнее, чем думаешь. Такая же...

   Я промолчала о том, что в этот клуб частенько приходит Манченко со своими 'партнерами'. Манченко приходит и постоянно арендует на всю ночь ВИП-зал, приглашая туда по несколько девушек за раз. Его друзья как-то раз заприметили меня, но трогать и уже тем более, приближаться не стали. Даже если дед и умер, унося с собой в могилу часть своего авторитета, его деньги остались в нашем мире, а они решали немало.

   Дед же тоже постарался. Оформил все так, что Манченко не доставалось ничего - ни доли от доходов завода, ни самого завода, ни доступа к остальным делам деда. Я не вникала, но получалось, что годовую прибыль Манченко должен был делить с матерью, откладывая на ее счет половину заработанных средств, плюс он контролировал всю деятельность предприятий. А вся дедушкина недвижимость доставалась...моему мужу. Или же сыну моей матери, но она детей не хотела. Или не могла иметь, я точно не знала, мама не любила поднимать эту тему. Но детей у них с Манченко так и не появилось.

   Одним словом, связываться со мной боялись, но заинтересованные взгляды бросали, так, на будущее. Ах да, вся собственность перешла бы в руки моего мужа после моего двадцатипятилетия. За этот пункт брачного договора я деда особенно сильно благодарила.

   А в клубе...я растворилась в нем. Я поняла, что это мое. Место, где я могу уйти от проблем, окунуться в мир чувственности и ритма. И мне это нравилось...меня это завораживало и поглощало. Я бы ни за что не ушла бы и не бросила танцы в клубе.

   Приходилось подстраиваться. Go-go - это не просто кривлянье и дерганья под музыку на танцполе. И с бально-спортивными танцами ничего общего. Я знала девушку, проработавшую всего две недели и ушедшую, потому что она элементарно не смогла растанцеваться в этом направлении. Хотя и фигура, и растяжка, и физическая подготовка была у нее лучше многих. Я же просто...влилась.

   Мне нравилось изгибаться и извиваться в 'стакане'. Я могла лечь на поручни и держаться исключительно каблуками, а толпа рядом сходила с ума. Я закрывала глаза и подстраивалась под бешеные ритмы, чувствуя, как мое тело одна за другой захватывают волны азарта, риска, возбуждения. Мне нравилось танцевать в паре с кем-то, телом олицетворять и показывать секс. И мне уже неважно было, какой танцор танцует со мной сегодня рядом. Я забывалась в ритме и мне это нравилось.

   Но все хорошее имеет особенность заканчиваться. Так и вышло. Все испортил Манченко. Я терпела, много лет терпела его наглое, хамское поведение, его барские замашки, его самого. Но когда он поднял на меня руку...это стало последней каплей.

   Все началось вполне безобидно. Обычный вечер, который я проводила дома. Геворг, как ни странно, тоже оказался дома, хотя обычно он всегда находится в другом месте.

   - Как дела в школе? - ленивым протяжным голосом спросил Манченко, и я невольно насторожилась.