– Сейчас мы их расчистим, – сказал я. – Разрешите выйти, мне надо сделать пару звонков.

– Интересно, в какие сообщества, – отпустил реплику Шлюпин, сделав в своем блокноте очередную таинственную пометку. Роман он, что ли, сволочь, писал, используя для этого время нудных совещаний и кося под усердного бюрократа, конспектирующего директивы руководства?

Намек на сообщества, само собой, криминальные, я пропустил мимо ушей, вышел в приемную, набрал номер Жбанова. Сказал:

– Ты чего меня подставляешь? Коромыслов готов перегрызть мне горло.

Он помолчал, потом промолвил вяло:

– Мне посоветовали до определенной поры никуда не лезть.

Я понял: Жбанову приказали сидеть тихо, покуда из моей встречи со Скоттом не последуют те или иные выводы. Знал бы о том Коромыслов, пекущийся о каком-то мимолетном ведомственном торжестве, нужном во всей конторе исключительно ему во имя отличия перед начальством… Мне бы его заботы.

– И что теперь? – вопросил я.

– Теперь я иду к машине и выезжаю в управление, – скучным голосом поведал он.

А я присоединился к совещанию, толкущему в ступе вопросы распределения обязанностей и финансирования мероприятий.

– Человек приболел, потому не смог приехать, – объяснил я Коромыслову. – Через полчаса будет здесь, мы снимем все вопросы.

– Посмотрим… – пропыхтел он сквозь зубы.

Подтянутый, одетый в стильный деловой костюм, неторопливый в словах и в жестах, Жбанов произвел на генерала наиположительное впечатление.

И совсем уж поразился Коромыслов, да и я, впрочем, тоже, когда на стол был положен организационный план, выверенный до мелочей, смета расходов, а также список состава Совета, его устав и перечень актуальных задач.

Да, Жбанов сидел тихо, но о делах помнил и подготовился к визиту в контору во всеоружии, тут я отдал ему должное.

– С финансированием подсобите? – с надеждой вопросил его Коромыслов.

– Почему бы нет? – ответил он. – Только давайте расставим акценты… Если вы утверждаете меня в качестве исполнительного директора Совета…

– Без комментариев! – поспешил Коромыслов.

– Тогда я готов решать и вопросы материального характера, – учтиво наклонил тот голову. – Однако проявим объективность: кем и за что нам будут даваться деньги? Тем более понадобится серьезная сумма наличными.

– Ну, – нахмурился Коромыслов, ожидая подвох.

– Мы получим деньги от членов Совета, от уважаемых людей, чьи репутации ни у кого не вызывают сомнений, – изрек Жбанов. – Но им от нас также потребуется взаимная любезность. Мизерный аванс… В ближайшие дни мы соберем их вместе, проведем совещание под вашей эгидой, товарищ генерал-лейтенант, и выдадим им удостоверения… – Он полез в портфель и вытащил оттуда увесистую кипу «корочек». Рассыпал ее на столе перед Коромысловым.

На каждой ксиве уже имелась фотография.

– Ничего себе, – присвистнул Коромыслов. – Это же документы министерского образца, с голограммами, все такое… Мне же за это башку снесут!

– Будет прецедент – будем объясняться, – равнодушно проронил Жбанов. – Если мы серьезным людям станем выписывать какие-то индульгенции на газетной бумаге, нас не поймут. А с министром о такой мелочи вы договоритесь, вот образец… – Он достал лист бумаги с цветной копией бланка удостоверения. – Вот, подмахнете у него… Можно и после праздника, когда он вас поблагодарит за его безукоризненное проведение. А то, что вы подписали пару десятков удостоверений до своего триумфа, невелик грех.

– А-а! – обреченно махнул рукой Коромыслов и не глядя начал подписывать бланки, отстраняя их один за другим от себя. Бурчал: – Регистрируйте ксивы в кадрах, пусть там же и ставят печать… Заведите журнал. И… – строго уставился на Жбанова. – Чтобы – как штык на всех совещаниях. Общественного характера, имею в виду…

– Есть, товарищ генерал, – уважительно вытянулся он.

– Посмотрим, чего стоят отставные разведчики, – ядовито заметил Коромыслов, отодвигая от себя последнюю, увенчанную его подписью ксиву.

«Они же действующие иностранные шпионы», – подумалось мне, и судя по косому взору Жбанова, брошенного в мою сторону, мысль эту он на уровне тонких материй уразумел в точности.

Простился генерал с нами тепло, явно обнадеженный и отмякший душой.

– До завтра, – кивнул мне Жбанов. – Ты вот о чем подумай… Если снимешь хотя бы одно убийство с Евсеева, вся ваша мусорская помпа этим с лихвою закроется. Я не настаиваю, но ты подумай. Сходи к Баранову, его отдел тоже наверняка нагрузили, а его опера – не колбасники, от зарплаты до зарплаты перебиваются, не тебе объяснять… Дело все равно до суда доведете… И срок там будет немалый. А Баранов – персонаж понимающий…

– Идея, – неохотно согласился я.

Едва я проводил Жбанова, из Америки позвонил Юра.

– Думаю, ты поймешь меня правильно, – задушевно начал он, но я его перебил:

– Ленка тоже в курсе?

– Да ты что! – воскликнул он едва ли не с ужасом. – Еще ее вмешивать! Не та тема!

– Близкий контакт со мной, – продолжил я, – чреват для тебя серьезными физическими увечьями. – И отключил связь.

Перезвонить мне повторно эта сволочь не решилась.

Прощай, Юра. Вот я и потерял друга. Пускай и лукавого, далеко не беззаветного, но олицетворявшего в моем сознании и детство беспечное, и юность с радужными ее мечтами, да и вообще все светлое, канувшее в никуда. А других друзей отныне и нет. Так, знакомцы.

Следом позвонил помощник Олейникова, крепко выручивший меня в прищучивании араба. Сказал, что через пять минут будет у проходной.

Я вышел на сырую улицу, исхлестанную тяжелым холодным дождем вперемешку со снегом, к подкатившему к проходной джипу. Отстранил сержанта, бросившегося отгонять припарковавшуюся в запретной зоне машину:

– Свои…

В машине за рулем сидел помощник, сзади – два рослых мужика лет под пятьдесят с физиономиями прошедших многие тернии бойцов. Явно бывшие военные.

– Познакомься, наши ветераны из «Альфы», – представил мне пассажиров помощник.

Я пожал решительные крепкие ручищи.

Из дальнейших пояснений помощника и его друзей следовало, что они руководят одной из охранных фирм, в чьем наименовании упоминается обозначение их славного подразделения. Однако занимались отставники не столько охраной, сколько крышеванием подопечных бизнесменов, с одним из которых случилась беда: коммерсант попал под стальную пяту Есина, выходов на него у крыши не было, а дело между тем пахло крепким керосином увесистой статьи.

– Тысяч шестьдесят… готовы без торга, – проронил один из ветеранов. – Хоть сейчас…

– Ну, посидите, подождите, сейчас наведаюсь к Есину, – сказал я. – Мне ничего не надо, но товарища, – кивнул на помощника, – попробую выручить.

Разговор с Есиным происходил в коридоре, на ушко.

– Знаю ситуацию, поправима, – реагировал он.

– Тысяч шестьдесят они готовы хоть сейчас, у них в машине…

– Чего? – изумленно уставился он на меня. – Ты запомни: все разговоры в моем ведомстве начинаются с сотни. Это во-первых. Во-вторых: дело весит двести пятьдесят. Но уж коли ты просишь, сотню я минусую. Да и ты тоже тут при делах, не забывай. В общем, скажи им, даем детский тариф, даже не студенческий. И пусть перекрестятся. И поторопятся. Нет времени на медленные танцы.

– Мне, честно говоря, как-то неудобно, – чистосердечно признался я. – Все-таки чекисты, из