бандитами, видимо, претерпели значительные деформации. И объективные причины тому имелись. Все она видела, все понимала, мое материальное преуспевание, как я ни старался, утаить было сложно, и в профессии моей она откровенно разочаровалась. И во мне, в частности, наверное. Хотя умалить меня на людях было для нее табу.

Но этот презрительный жест был подобен пощечине. Я призадумался, какой бы ей дать укорот, но тут раздался телефонный звонок.

В оконце требовательно верещавшего аппарата, ерзавшего в судорогах вибрации на темном стекле стола, проявился номер звонившего абонента. Местный номер… Кто бы это мог быть?

– Мистер Шувалов? – вопросил меня мягкий мужской голос на английском языке. – Меня зовут Джон Скотт…

– Да, мне говорил о вас Юра… – припомнил я. – То есть, тьфу, Джордж…

– Мы могли бы увидеться завтра? Скажем, на пляже после завтрака? Вам будет удобно?

– Конечно.

– Тогда я подъеду, предварительно позвонив.

– Чего это ты на английском заговорил? – спросила жена с подозрением.

– Завтра подъедет Юркин приятель, – сказал я. – Американский милиционер. Желает познакомиться для обмена, вероятно, опытом.

– Полезная связь, – отреагировал Дима. – А чего он здесь? По работе? Американцы сюда на отдых не ездят. У них – Гаваи, Доминикана, Флорида…

И тут кольнуло меня некое нездоровое предчувствие… Но развиться ему я не дал, разговор о предстоящей встрече скомкал, поведал пару забавных историй из недавней служебной практики, и вечер мы провели беззаботно, весело и закончили его в изрядном подпитии.

Утром на пляж я отправился в одиночестве: вчерашним днем дочка, видимо, перегрелась на солнце, температурила, и Ольга осталась с ней дома.

Я заказал пива, улегся на лежак в паре метров от набегающей волны, и тут по соседству со мной присел мужчина, одетый в легкие спортивные брюки, шелковую рубашку с короткими широкими рукавами и в кожаные сандалеты с открытой пяткой.

Лицо у него было открытое, хотя и жесткое, темные волосы тронуты легкой проседью, а в распахнутом вороте рубашки проглядывала крепкая атлетическая грудь. И руки, лежавшие на коленях, были мускулисты и жилисты.

– Так вот я и есть Джон Скотт, – обратился он ко мне на чистом русском языке, в котором едва угадывался акцент.

– Как вы меня нашли? – встрепенулся я.

– Так я же полицейский, вы забыли…

Он старался говорить приветливо и выглядеть доброжелательно, но в глазах его была волчья холодная настороженность – видимо, привычная. И повеяло на меня от него нехорошим, ненужным мне, но выверенно-неотвратимым, зревшим, подобно семени зловредной хвори в неизвестности дальнейшей судьбы, дошедшей до своего пагубного победного рубежа.

И вчерашнее предощущение неясной беды уже всецело и чугунно охватило меня, и язык каменно замер во рту.

– А вы, по-моему, все поняли, – рассеянно произнес он, опустив глаза долу.

Я не очень-то и удивился его проницательности.

– Не хочу делиться скоропалительными предположениями, – обронил хладнокровно, как мог, едва справляясь с растерянностью.

– Я тоже из главного управления, – поведал он равнодушным тоном. – Только из другого. Из настоящего.

«Из главного управления всем миром», – подумалось мне обреченно.

Вот и пришлось мне воочию встретиться с представителем загадочного ЦРУ. Трепыхалась, конечно, бессильным мотыльком, пытающимся пробить стекло, мыслишка, что это не так, что я ошибаюсь, и сейчас этот парень обратит все в шутку и в небыль, но то, что он произнес далее, безжалостно развеяло какие- либо иллюзии.

– У вашего друга, после того как вы с ним поменялись ролями, в Америке возникли некоторые неприятности, – пояснил он.

«Ах, вот что!» – дошло до меня.

– Теперь понимаю, каким образом он выпутался, – промолвил я.

– Ну, а что ему оставалось делать, дабы спастись? – сочувственным тоном произнес Джон. – Пришлось выложить нам правду. Весьма любопытную. И мы решили, что перед нами – готовый проект. И начали наблюдать за вашей судьбой. Не скрою, мы до сих пор поражаемся вашим достижениям. Порою вы мне напоминаете гениального разведчика. Прирожденного, это огромная редкость. Может, эти качества у вас из прошлой жизни? Один наш аналитик, склонный, подозреваю, к мистике, выразился в отношении вашей персоны именно этаким образом.

Внезапно я все уяснил.

– Вы меня использовали втемную через «Риф», – сказал я. – И когда назрел конфликт, решили открыть карты, чтобы урезонить мою гордыню. Так?

– Да вы действительно талант…

– Я – идиот, – сказал я. – Хотя бы потому, что поверил Юре и Жбанову, будто они работают на какую-то мифическую питерскую команду и занимаются исключительно заработком денег, качаясь на волнах российской конъюнктуры. Нет, они плавают в глубине, четко держа курс, как ядерная подводная лодка. А вы говорите – талант…

– Они ввели вас в заблуждение, молодцы, – откликнулся он. – Но так или иначе все разъяснилось.

– И сейчас идет формальная вербовка на шантаже, – сформулировал я.

– А кто в этом виноват? – спросил Скотт. – Сейчас вы платите за прошлые промахи.

– И теперь за них придется платить всю жизнь… – вырвалось у меня.

Тут я вспомнил, как придумал вчера взять в тиски араба. Моя комбинация возвратилась ко мне сторицей!

– Вы зря переживаете, – пожал плечами Скотт. – Мне кажется, какая-то высшая логика жизни привела вас в нашу западню. Да она, собственно, существует как умозрительное понятие. От вас не требуется никакого риска, да и вами никто не собирается рисковать… А суть нашего разговора – поставить все на свои места. И напомнить вам, что ваша мама и ваша дочь – американские граждане, и таковыми, надеюсь, будут ваши внуки. Да и вы, впоследствии уволившись со службы, переедете к нам. Что вам будет делать в России? Но пока вы в России, мы будем поддерживать вас, оказывать всяческую помощь и устранять все проблемы, с которыми вы столкнетесь. Отныне знайте: за вами стоит столь значительная сила, масштабы которой вам даже трудно представить.

Мне отстраненно подумалось, что, может быть, точно так же нами манипулирует высшая цивилизация, некогда заселившая нас на этой планете. Уничтожая одних, выталкивая на высшие посты других, не давая подняться на вершины опасным для них талантам и выстраивая таким образом движение масс в угодном направлении…

– И что от меня потребуется после всех этих откровений? – спросил я.

– Пока – решения тех или иных технических задач, – сказал он. – Собственно, вы их и так успешно для нас решаете с недавней поры через «Риф». Вербовка Олейникова возможна, как думаете?

– Категорически нет.

– Значит, будем использовать его на полутонах. И вот еще что! – поднял он палец. – Не ссорьтесь со Жбановым. Он, в конце концов, исполнитель. Вы можете возразить ему, но обоснуйте свои отказы или сомнения логикой, а не эмоциями. И если потребуется что-либо деликатное, обращайтесь к нему без стеснений, в приказном порядке. Он все устроит.

– Вы слишком мягко стелете, – заметил я. – Где жесткие задания, глобальные задачи? Появятся позднее, когда я успокоюсь и расслаблюсь?

– Все куда проще с одной стороны и сложнее с другой, – ответил он. – У нас нет необходимости