милицейских патрулей, в качестве салюта, из криминальных стволов по луне и звездам.

Заглянув в этнический отдел на первом этаже, обнаружил там Акимова и пару оперов, сидевших, придвинув кресла, рядышком с ним и внимательно взирающих на экран компьютера.

Неподалеку от двери, нервно озираясь по сторонам, томилась парочка: мужчина и женщина средних лет.

Я вошел, опера нехотя приподняли задницы, буркнули «здравия желаем» и вновь приникли к экрану.

– Новости есть? – хмуро подняв на меня глаза, спросил Акимов.

– Будут, – сказал я.

– Ну, оно конечно… Только когда?

– Так мы были на Петровке, – вдруг произнес мужчина жалким, озябшим голосом.

– И чего? – спросил Акимов, не удосужась даже взглянуть в его сторону.

– Нам сказали, что у них нет таких специалистов, что заложниками занимаетесь вы…

Я подошел к столу и взглянул в экран компьютера.

Мои балбесы смотрели порнографическую сценку с какого-то сомнительного сайта.

– Кто такие? – строгим голосом спросил я Акимова, кивнув на посетителей.

– Сына у них азербайджанские ухари взяли в заложники, – равнодушно пояснил тот. – Просят выкуп. Примерный адрес известен.

– Так что же нам делать? – беспомощно произнесла женщина.

– Еще вчера, – произнес Акимов через губу, – ваш визит к нам был бы подарком. Пришли, да еще с адресом… А сейчас с таким же успехом вы можете просить помощи в бакалейной лавке. Газеты читали, телевизор смотрели? Нет? Тогда сообщаю: вчера наше учреждение расформировали, и если сейчас мы поедем брать бандитов, да еще со стрельбой, нам уготована дорога на нары. Вот бы вам чуть пораньше…

– Тем более за всю нашу историю ни один из заложников не погиб, – обронил один из оперов.

– И куда обращаться?

– Попробуйте в министерство, – безнадежным тоном отсоветовал другой опер.

– Мы вам заплатим. Причем серьезные деньги, – набравшись решительности, внушительным тоном произнес мужчина. – Я вас понимаю… Но давайте… как бы частным образом…

– Ну, присаживайтесь… – процедил Акимов сквозь зубы и остро взглянул на меня.

Взглянули на меня и опера. Вскользь, растерянно и жуликовато, как провинившиеся псы.

Я, уяснив свою роль постороннего свидетеля, молча покинул кабинет. Прошел пустынный мраморный холл, вышел во двор.

Зажмурился от хлынувшего в глаза света.

Эта осень выдалась долгой, мягкой и солнечной. И утро было сухим и теплым, словно в город опять возвратилось, будто что-то забыв, лето – казалось, уже безвозвратно истаявшее в череде сумеречных дождливых дней.

Я стоял, с грустью глядя на оголенные деревья, газоны, застланные ворохами желтой листвы, искрящейся от ночной изморози, и думал, до чего же быстротечны в своем неуловимом ускользании в никуда и навсегда отрадные теплые деньки; и завтра уже зима, зима…

Как бы хорошо, наверное, работать на моей должности в полиции Лос-Анджелеса или Сан- Франциско… Практически никаких перемен в климате и в структурно-организационных вопросах. С левыми заработками там, правда, напряженно, но хорошо с зарплатой. И мне бы ее наверняка хватило. Но не сподобил меня Всевышний оказаться в той земной благодати, придется мыкаться, где предписано.

Я уже взялся за ручку массивной входной двери учреждения, как вдруг с резким металлическим скрипом отъехала в сторону створка ворот у контрольно-пропускного пункта, крякнули спецсигналы въезжающих на территорию машин, выбежали им наперерез и застыли по стойке «смирно» комендантские прапора, и установилась тревожная тишина в городской природе. Даже ветер затих в кронах деревьев. Да и я невольно замер, глядя, как на асфальтовом пятачке перед зданием управления тормозят, постанывая колодками, внушительные черные машины с мигалками, а из них вываливается золотопогонная генеральская рать во главе с новым гражданским министром в пиджачке от «Армани».

«Началось!» – стукнуло в голове.

И тут же возникло передо мной круглощекое улыбчивое лицо Федора Сергеевича Коромыслова, управленца всей нашей внутренней министерской безопасности, моего собутыльника мимолетного и собеседника лукавого, с кем, впрочем, после памятного кулуарного ужина встречался я пару раз по мелким поводам, по отмазам шалостей моих оперов, добросердечно им встречаемый и снисходительно провожаемый.

– Ну, пошли, чего стоишь, работа не ждет, – произнес он, испытующе щуря свои темные и раскосые татарские глаза и подталкивая меня к двери.

И хоть раскрыл я дверь перед этой напористой ватагой, но не замер сбоку в полупоклоне лакейском, придерживая ручку из витой бронзы, затертой до блеска, а первым вперся в разверстый проем, а властительная свора последовала за мной аж до самого лифта, как за вожаком, воспринимая меня, конечно, в качестве убогого местного гида. Что нельзя было сказать о местной публике, расценившей мой променад во главе сиятельной, неуверенно семенящей за мной кавалькады как событие знаковое, наводящее на определенные размышления, должные подвергнуться анализу по всем курилкам, углам и закуткам.

Так что тут в своем нахальстве я безусловно не прогадал: идущий с белым флагом, как ни крути, а тоже знаменосец… Особенно если таковым себя ощущаешь.

Наспех собрали в кабинете Филинова все руководство, включая начальников отделов. Министр озвучил новое название конторы, получившей статус главного федерального управления, представил публике нового нашего шефа, Федора Сергеевича, пожелал успехов в работе и засим удалился, окруженный мордоворотами из личной охраны.

А Федор Сергеевич, молча оглядев выстроившуюся вдоль стены его кабинета офицерскую рать, недоверчиво взиравшую на него, заявил, что все свободны, большое рабочее совещание он созывает завтра в это же время, а после попросил меня задержаться, чем поселил в умах дополнительные аргументы в отношении моего тайного могущества.

– Видимо, не зря нас когда-то свела судьба, – начал он, усаживаясь напротив меня за совещательным столом, примкнутом к главному, командному. – Дала возможность вас оценить и принять сейчас правильное кадровое решение.

– И какое решение? – невозмутимо спросил я.

– С уверенностью оставить вас на прежней должности, – сказал он. – Не скрою, к этому меня бы, возможно, принудили. Но ведь насилу, как известно, мил не будешь. Единственный вопрос: почему о вашей персоне столь беззастенчиво печется госбезопасность? И Администрация?

– Насчет Администрации – не в курсе, – сказал я, – а насчет госбезопасности – отвечу. В штат их агентуры не вхожу, но совместные операции осуществляем рука об руку, планомерно, ориентируем друг друга, и ничего порочного в таком содружестве не усматриваю.

– Порочно другое, – сказал он сердито. – Вам понравилось работать их методами. Причем – худшими. Беззаконными. А мы, между прочим, милиция, а не секретная служба. Я – не ханжа, но беспредела не допущу. Мне не нужна репутация командующего бандой в погонах. А ваших подчиненных именно так и воспринимают.

– Усилим воспитательную работу, – откликнулся я. – Но операм необходима концепция новой организации… Кстати, она необходима и мне.

– Концепция простая, – буркнул он. – Мы должны стать примером для всей милиции. Высоким руководящим подразделением министерства. Его флагманом. Неподкупным, принципиальным, с высочайшими результатами в практической деятельности.

Я понимающе кивнул, сам между тем недоумевая. Передо мной сидел, казалось бы, зрелый человек с опытом, профессионал, отнюдь не дурак, но рассуждающий подобно замороченному лозунгами власти сопливому пионеру.

Здорово, видимо, вправили ему мозги перед новым назначением в кремлевских кабинетах, где уже которое десятилетие штамповались для масс идеалистические постулаты. И завороженный своими