способного перекрыть возможности фонтана. С финансовыми плюсами, перевешивающими нравственные минусы. Но тогда возникает наивный вопрос: у нас совещание сотрудников милиции или консилиум дорогих адвокатов?
Сливкин хотел выплеснуть из себя нечто возмущенное, но поперхнулся словами. Остальное собрание взирало на меня задумчиво, но без неприязни. За все мое недолгое время службы в конторе меня могли упрекнуть в рискованной дерзости операций, в пренебрежении к авторитетам и служебным уложениям, обходу законов, но никак ни в корыстолюбии и угодничестве разного рода чинам.
Для большинства заседавших здесь деятелей моя персона, взявшаяся из средних глубин социального дна и перевоплощенная в удачливого функционера, являла собой в свободе своей случайности молчаливый укор в осквернении ими тех принципов ясного служения профессии, которые они голословно провозглашали на всех собраниях и которыми каждодневно пренебрегали из-за сиюминутных шкурнических выгод. Но идеал предначертанной и преданной ими судьбы, пусть и утраченный, болезненно напоминал им о себе в очередных отступлениях и лукавствах, как убитый абортом ребенок.
– Даже принимая в виду ваше происхождение… – сглотнув слюну, начал заместитель Сливкина, видимо, намекая на мое родство с вице-премьером, покуда, слава богу, неразоблаченное в широких массах, – мы тем не менее не можем позволить…
– Такие вот, знаете, ремарки с галерки! – запенился, как шампанское Сливкин. – Я уже устал от того, что каждая пипетка у нас мечтает стать клизмой! – Но тут грянул последующий звонок. Долгожданный. Из Администрации.
Сливкин выслушивал неизвестного собеседника, привстав из кресла по стойке «смирно», искаженной приступом острого радикулита.
– Есть представить к поощрению, – выдавливал он задушевно. – Есть – так держать! Есть – игнорировать всячески…
Положив трубку, оглядел жмущееся в пиджаках и удавках галстуков собрание подчиненных, произнеся вдумчиво и властно:
– Да, подтвердилась причастность. Мы не ошиблись в постановке вопроса. Но погорячились в дебатах… – И – указал на меня пальцем, из чего следовало, что в дебатах погорячился я.
– Пусть он не прав, зато без задних мыслей, – мгновенно уяснив перемены в верхних слоях номенклатурной атмосферы, ляпнул в мою защиту первый зам.
Я тяжело вздохнул. Вот же работенка! И бандитов надо уместить за решетку, и дела их до суда довести через тернии защитников, доброхотов, откупных, прокурорских рогаток, начальственные сомнения, политические соображения… То есть выполнить план, остаться живу, не попасть в опалу да еще выкрутить что-то для отделов и, что греха таить, себе в карман. И найди мне хотя бы одного опера, выпадающего из этой схемы. Было бы интересно увидеться.
По окончании совещания мне, вполне естественно, было предложено задержаться.
– Как же с Рыжовым-то так? – растерянно спросил меня Сливкин, волшебно утративший спесь, еще минуту назад першую из него упорным поносом, и горделивый стержень генеральского возвышения над толпой холопов.
– Разбираемся, – сказал я равнодушно, рассматривая пальцы рук. – Я ж не всевидящий…
– А почему нам поручили?..
– Бывший наш товарищ, – нехотя ответил я. – Так сочли выше.
– Серьезно ты месишь… – Он кивнул на телефон, украшенный позолоченным алюминиевым гербом.
– Послушайте! – произнес я дерзко и зло. – Зачем эти концерты для посторонней публики? Я же вам обещал примирить стороны… Что и делается. С громадным, замечу, трудом!
Тут-то до Сливкина дошел итог комбинации.
С минуту он молча блуждал по кабинету, ошарашенно крутя головой, приседая, гукая, как ребенок, и изредка всплескивая руками.
– А вы, вот, помнится, говорили что-то о наградном оружии… – игнорируя его ошарашенные танцы вприсядку, продолжил я, мечтательно вглядываясь в синие сумерки за окном, задернутые шторами мягкого снегопада. – Мне лично нравится «Стечкин»… Постараетесь?
Он обернулся ко мне. Произнес горько и, кажется, искренне:
– Только чтобы меня на него… мишенью не выставили. Не удивлюсь ведь теперь.
– Да вы не переживайте, – уверил я его. – Все для вас, все для победы.
– Тупой инструмент – плох, острый – опасен, – произнес Сливкин сокрушенно. – Как слить их в консенсусе?
– Заострить кувалду, – сказал я. – Получится колун.
– Тогда мы проигнорируем ювелирные работы, – заметил он здраво. – А они – самые дорогие. А поленья четвертовать для отопительного сезона на даче будем, когда пенсия подоспеет. В общем… хватит тут фигурировать образами! – Подбоченился неожиданно, стряхнув с себя минутную благость. – Диспут художественных выдвиженцев какой-то! Плеяда китайских метафор! А вот я конкретно спрошу: где окончательный результат задания? Одно непонимание его конца. Сплошная панихида с танцами, как бы сказал поэт. А ты еще со «Стечкиным» привязался. Не дорос!
– Разрешите дорасти?
– Да неужели нет?
На службу безопасности «Днепра» я вышел, не утруждая себя поисками общих знакомых и обретением их рекомендаций. Хотя и при таком подходе не требовалось серьезного приложения усилий: все московские менты и чекисты так или иначе знали друг друга, и любая охранная структура, нашпигованная отставниками, никогда не теряла связей с дружками при власти и при погонах. Но в данном случае я без затей позвонил тамошнему охранному начальнику и предложил приехать ко мне в контору.
Лишних вопросов он не задавал и явился в назначенное время. С достоинством уселся на предложенный ему стул. Был он пенсионером от лубянского клана, генерал-майором. Ранее его специальностью в КГБ была дезинформация и пропаганда. После отставки работал по специальности: занимался связями с общественностью – сначала на телевидении, после – в одном из прогоревших банков, кинувших вкладчиков. То есть ухо с ним предстояло держать востро как с человеком всестороннего опыта, умеющего просчитывать ходы противника, эмоций не выказывать, а произносимые слова взвешивать. В том числе и чужие. Ну, и соврет такой – не дорого возьмет.
Наверняка после рукопожатия со мной он, повинуясь выработанному рефлексу, незамедлительно включил диктофончик, но данное коварство меня не заботило, ибо последующую мою речь можно было без купюр публиковать в газете в качестве передовицы.
– Наша с вами общая задача – обеспечение безопасности граждан и бизнеса, – начал я. – А одна из ваших внутренних задач – установление паритета между конкурентами, профилактика. Дабы любое событие с криминальной окраской не давало повода для кривотолков о разделе рынка и всякого рода противостояний на нем… Правительство Москвы также этим озабочено и, следуя государственному подходу к проблеме, стремится соблюсти баланс интересов… Мы тоже готовы всячески содействовать здоровому взаимопониманию между субъектами строительного, в частности, права… С точки зрения законности и предотвращения конфликтов. Тем более со вчерашнего дня к этому возникли основательные предпосылки.
– Что же случилось вчера? – шмыгнул он носом с издевкой.
– Вчера на совещании в мэрии прозвучал вопрос об укреплении правоохранительного контроля над негативными тенденциями, бытующими в бизнесе, и о защите его от преступных посягательств.
– Можно подробнее?
– Увы, нет. Я уяснил генеральную линию, а вот подробности упустил… Вчера выдался хлопотный день. Был убит один из руководителей отдела нашего министерства.
– Выражаю соболезнования, – сказал он терпеливым тоном.
– Это вы их примите, – отозвался я. – По моим данным, покойный был вам превосходно известен.
– Уж не на подозрении ли я? – вопросил он надменно.
– Ни в коем случае. Но. Если у вас есть какие-то версии, можете ими поделиться. А я поделюсь
