на Решетова – вы бы дрогнули?
– Вообще-то… – призадумался он ненароком. – Ну, неважно. Все у вас как-то рискованно, Шувалов, сплю я с вами плохо…
– Вообще-то я вас в своей постели не припоминаю.
– Что?! Слушайте… Я все же генерал! Попридержите язык!
– Ну, извините, переборщил.
– Ладно, – едким тоном подытожил он. – По линии государственной безопасности мне относительно вас беспокоиться не стоит. Вы там человек свой, вам виднее… Но поскольку вы не скрываете своих очевидных связей с руководством наших коллег, разрешите вопрос: отчего бы вам не перейти туда?
– Я не устраиваю вас здесь?
– Я в смысле целесообразности карьеры…
– Благодарю за беспокойство о моей персоне. – Я направился к двери.
У выхода из кабинета обернулся, спросил без задних мыслей, механически:
– Тут ваша секретарша жаловалась, что у нее принтер все время хандрит, а мне одна полиграфическая фирма, шеф которой входит в Совет, предлагает в качестве подарка списанную с баланса, но вполне исправную технику. Берем?
Шлюпин пожевал губами. Молвил раздумчиво:
– Спасибо, конечно. Только жучков в эту технику от ваших друзей в мою приемную – не надо…
– Я оценил вашу шутку, – кивнул я.
– И – пожалуйста, – просяще произнес он. – Положение управления неопределенное, избегайте скандалов и конфронтаций… Работайте осторожно.
– На уровне городского отдела внутренних дел? – спросил я. – Ладно, давайте пошлем наших волков на улицы, пусть охотятся. Но они и с улиц вам крупную дичь притащат, на которую нацелены годами и традициями… И дичь под их клыками опять захрюкает не в ту степь…
– Шувалов! Вы поняли, о чем я…
Да, я понял: Шлюпину была необходима тишь да благодать, дабы сомнительными инцидентами историю своего руководства не обременить, выдвинувшись на вожделенное утверждение в безусловные начальники конторы.
В принципе подобный расклад меня устраивал. И Есин, и я были ему необходимы, и вряд ли бы он сподобился поменять нас – лояльных к его персоне, исторически владеющих ситуацией среди оперов, пользующихся непререкаемым авторитетом, чутко угадывающих тактику и стратегию, на новый командный состав, должный притираться к подчиненным годы и годы. И столь же долго приноравливаться к политическим обстоятельствам, сторонним интересам, которые, кто знает, какими опасными гранями для него, Шлюпина, обернутся.
Так что за свое служебное будущее при нынешнем шефе особенно волноваться не приходилось.
И на очередной формальный разнос по поводу мероприятий моих подчиненных, упаковавших мэра одного из областных центров, прилегающих к столице, по поводу двух заказов на убийства неугодных мэру чиновников, восставших против него, я смиренно отвечал:
– Звонкие результаты работы – прежде всего признание вашей компетентности, товарищ генерал. И вашей силы.
– Но вы поставили на уши буквально весь город! На ваших сотрудников три жалобы в областную прокуратуру!
– Им пришлось действовать по обстоятельствам.
Мои ребята и впрямь работали в условиях невыносимых, местная власть то и дело вставляла им шпильки, а прокурор, тесно связанный деловыми отношениями с мэром, потребовал провести опознание свидетелями нанятого убийцы, затянутое до срока истечения задержания, то есть за два часа до полуночи, когда подобрать адекватных его внешним признакам лиц было в принципе невозможно, тем более убийца был ростом под два метра, гориллообразен и скуласт, как четыре монгола.
Как всегда, проявил находчивость опер Боря Твердохлебов, давший команду патрульно-постовой службе задерживать все машины, проверять пассажиров, и лиц, соответствующих приметам, указанным в ориентировке, после чего незамедлительно волочить их в местное управление.
Прокурорские уловки не помогли: вскоре в один из кабинетов набилось около десятка подходящих персонажей, часть из которых пребывала в подпитии, а потому в опасении потерять водительские права была готова на любое сотрудничество с нами.
Прокуратуре волей-неволей пришлось пойти на попятную, убийцу опознали, он дал признательные показания, и на мэре защелкнулись наручники.
– Ладно, идите, Шувалов, и – заклинаю вас: пожалуйста, осмотрительнее, взвешивайте решения… Обстановка – ох непростая! – в который раз простонал Шлюпин.
Непростую обстановку в конторе прежде всего сам он и создал: попробуй отлучись с места, сразу же – звонок в дежурную часть: кто из руководителей отделов покидал территорию управления, когда вышел и когда вернулся?
Два раза в месяц устраивался показной строевой смотр. Естественно, все сотрудники обязаны были предстать перед Шлюпиным в униформе.
Факт отсутствия казенной машины после восьми часов вечера на служебной стоянке подразумевал служебное расследование.
Подразделениям было выделено лишь двадцать минут в месяц на ведение междугородних телефонных переговоров во имя экономии бюджетных средств, и для документирования переговоров были заведены журналы учета. Финансовые отчисления на агентуру срезаны под корень – мол, стукачи сами прокормятся, нечего баловать!
После пошла кампания за чистоту лексической национальной традиции в служебной документации.
– Употребляем недопустимое количество иностранных слов в справках и в протоколах, – вещал Шлюпин на очередном совещании. – Предлагаю вашему вниманию пример объяснительной записки:
– А чего с «онанизмом» делать? – вопросил один из начальников отделов туповато.
– Ну… можно назвать это… самообладанием, – подумав, молвил Шлюпин. – Впрочем, это неудачно, наверное. Слово перманентного свойства, аналог подобрать нелегко… Да! – вдруг припомнил он. – Но есть ведь другие артисты! Вчера читаю протокол. Составлен нашим молодым сотрудником. Извольте послушать, как протокол начинается: «Вечерело, лаяли собаки…» Господа начальники отделов! Вы куда смотрите? Вы хотя бы из интереса читаете творчество подчиненных? Скоро здесь будет литературный кружок! Зеленая, так сказать, лампа…
Тут прозвенел телефон спецсвязи, стоявший на приставном столике, Шлюпин снял трубку, выслушал неведомого собеседника, после чего вытаращил глаза и, отвалив челюсть ошарашено, просипел, оглядев собрание:
– Все свободны, товарищи…
И собрание бодро задвигало стульями, расходясь. И каждый, конечно же, торопился в свой кабинет, ибо на физиономии генерала читались такие потерянность и уныние, подразумевавшие некую глобальную для всех нас новость, что первостепенной задачей следовало новость узнать, уяснить, а далее вычислять, какого рода очередная неизвестность накроет контору и как нам предстоит в ней, неизвестности, выживать.
Через полчаса секрет ошеломленности Шлюпина раскрылся: Коромыслов проиграл схватку за кресло министра, но, хотя и оставался в заместителях, судьба его была предрешена: новый хозяин МВД не любил амбициозных подручных, да еще и с историей их противостояния его карьерному росту, а потому на
