долго на них не задерживаются. И упоение победой у них длится считанные минуты.

– Зато им есть о чем вспомнить… – с легкомысленной усмешкой изрек он.

– Если не разобьются на неминуемом спуске. Слушай, дорогой ты мой генерал, – продолжил я с напором. – Мы с тобой сработались, отладили все механизмы, весь коллектив тебе верен и предан, у тебя три больших звезды, друг полпред, и здесь ты будешь сидеть годы и годы. Зачем выходить на скользкий лед?

– Эх, Юра, – сокрушенно произнес он. – Нет в тебе азарта, желания сыграть по-крупному… Так и промаешься в полковниках до пенсионной поры дачных грядок… А я верю в свой фарт. И даже если Система сожрет меня – о своих поступках не пожалею. Верю в свою звезду, если хочешь…

«Ради чего?» – хотелось спросить мне, но я лишь обреченно махнул рукой.

– Впрочем, – поправился он снисходительно, – в полковниках тебе не бывать, займешь мое место. Поспособствую всеми силами.

– Ты сначала себе поспособствуй…

– Ладно… Прикуси язык со смелыми советами. Забываешь субординацию.

Выйдя в растрепанных чувствах от генерала, отправился в свой кабинет, наткнувшись в коридоре на какого-то низкорослого кривоногого типа с сальными волосами и с прыщом на носу. Тип вежливо спросил:

– Простите, а где кабинет Шувалова?

– Ну, я Шувалов, – сказал я.

– Юрий? – уточнил он, и тут на меня повеяло чем-то опасным и нездоровым, как из топки крематория.

– Юрий, если угодно…

Тут глаза типа залились холодным недоумением.

– Ничего не понимаю… – пробормотал он.

«Вот он, посланец из прошлого!» – понял я, мгновенно вспотев от ужаса.

– А вы кто такой? – поинтересовался я равнодушно.

– Я из ГУВД, работаю сейчас по одному делу с подразделением Баранова. Миронов я… Майор Миронов.

– И что вам надо, майор?

– Дело в том, – молвил он нерешительно, явно теряясь в мыслях, – что когда-то я работал в области, потом уволился, а вместе со мной служил Юрка Шувалов, опер… Потом в министерство его перевели… А после – сюда. Ну, я подумал… А других Шуваловых здесь нет?

– Путаница в информации, – отрезал я, понимая: «Все, конец всей истории».

– Ну, извините… – пробормотал он, бочком отодвигаясь от меня.

Я вернулся в кабинет. Мысли путались. Но одно было ясно: этот опер обязательно прояснит для себя внезапное недоразумение, всерьез, чувствуется, огорошившее его. И разрушит всю мою жизнь.

Подо мной, как при землетрясении, начинала расползаться черными червяками трещин почва под ногами, и я пятками ощущал струящийся жар из адских глубин.

Что делать? Пригласить этого умника в свой кабинет и убить? И вывезти тело ночью в лес? Бред!

Я вызвал к себе шефа службы наружного наблюдения. Дал необходимые неформальные указания.

Действовал я по наитию, вслепую, совершенно деморализованный, рассуждая тупо: пусть «хвосты» отслеживают маршруты, а там придумается что-нибудь, когда он покинет контору и выдвинется в городские просторы…

А, вот что надо: срочно оповестить Жбанова, тот отреагирует немедленно, направит самых лучших специалистов…

Но как же мне не хотелось убивать этого человека! Меня выкручивало наизнанку от этой мысли, бросало в холод и в жар, но я понимал, что никакого выбора здесь нет. И любое промедление означает мою погибель.

Через полчаса наружка сообщила, что объект покинул здание управления, сел в свой автомобиль и направляется в центр города.

От следующего сообщения у меня поднялись волосы дыбом:

Миронов вошел в бюро пропусков ФСБ!

Он расколол меня, сука… Он уже успел меня расколоть!

Я срочно вызвал к подъезду машину, сбегая по лестнице, набрал номер Олейникова и лихорадочно проговорил в трубку:

– В вашем бюро пропусков некто Миронов, майор из ГУВД… У него информация, которая не должна попасть посторонним. Срочно – задержать и изолировать! Я еду к вам. Прошу принять, товарищ генерал. Вопрос жизни и смерти.

– Да не суетись ты, – лениво ответил Олейников. – Все понял. Сейчас его отведут куда надо. Давай жми, мне через час в Кремль ехать…

И я как в бреду домчал до Лубянки, сунул местную ксиву едва ли не в зубы прапорам на входе и метнулся к лифту.

В секретариате заместителя главы ведомства меня встретили дружественными улыбками, рукопожатиями, и я несколько успокоился.

А встретивший меня Олейников, пребывавший в превосходном настроении после дела с отелем, дружески обняв, повел в свои покои, предназначенные для отдыха и бесед с близкими сотоварищами.

– Где этот Миронов? – спросил я. – И куда он шел?

– Вообще-то сначала я хотел выслушать тебя, – сказал генерал. – Чтобы соблюсти правила игры, заполучив информационное преимущество. Но давай я сыграю белыми, хотя в наших традициях это считается глупой ошибкой. Твой майор шел в управление «М», к своему знакомому, вероятно, куратору… И перехватили мы его чудом. И еще тебе повезло, коли рыло в пушку, что он сунулся прямо в контору, это – нонсенс, коли он у нас в осведомителях. Полагаю, куратор не мог покинуть рабочее место, а у подопечного возник очень горячий вопрос. Ну, а теперь излагай ты…

И я изложил. Правду о перемене мест двумя авантюристами.

Олейников явственно и тяжело мрачнел, выслушивая меня. Когда же я завершил свою исповедь, встал из-за стола, подошел к окну. Спросил безразлично:

– И что предлагаешь делать?

– Не знаю…

– Забавная штука – жизнь, – качнул он головой. – Ну… ты же отныне – профессионал, – произнес снисходительно. – И понимаешь, что таких свидетелей не оставляют в живых. Но сначала давай подумаем о тебе. К истории твоего внедрения в милицию я отношусь негативно, и достоин ты, чтобы снести тебе голову, но нас много связывает… К тому же если подняться над ситуацией и рассмотреть ее философски, то в жизни ты оказался на своем месте. Причем в качестве весьма достойного для него персонажа. Я, кстати, всегда вторым планом удивлялся несоответствию твоей личности с милицейской карьерой. Ты не мент, ты умнее и шире. А потому, наверное, пережил череду начальников и не погиб по дороге к своей сегодняшней должности в ваших безжалостных междоусобицах. Но в этом здании, Юра, основной принцип отношений и работы – целесообразность. И вот я взвешиваю ситуацию весами этого принципа. И думаю: а почему бы тебе не помочь? Для нас это взаимовыгодно. Приобретаю себе вечного должника. А сдать тебя, памятуя историю наших взаимоотношений, превосходно всем известных, – значит добровольно выставить себя в роли доверчивого идиота. С другой стороны, ликвидировать честного информатора, прибежавшего к нам с доносом, – такой грех я себе на душу не возьму. А рванул он сюда, потому что испугался, что может покинуть твою контору частями, в мешке, и как опытный опер, прочухав неладное, поторопился нейтрализовать все вероятные инсинуации с твоей стороны. Теперь вечный вопрос: что делать? Отвечаю: я спущу ситуацию на тормозах, а уж далее – сам… Без подсказок.

– А что мне делать сейчас?

– Сиди здесь, пей кофе, коньяк… Только не звякай посудой. Дверь будет закрыта неплотно, ты все услышишь…

Миронова ввел в кабинет генерала его помощник.