можно было незаметно поставить носилки. К тому же там никто не ходил, соблюдая приказ Суллы, который после дворцовой сутолоки хотел покоя.
Но сначала Котию с людьми нужно было пройти мимо большого атрия, перед которым конечно же толпились гости, которые, как казалось, были приглашены Суллой на какой-то праздник.
Он заметил и его самого у входа в атрий рядом с человеком с гладко выбритым черепом, одетым в безупречную патрицианскую тогу, что говорило о высоком положении в обществе, на ногах у того были котурны с золотыми пряжками. В нем Котий не мог узнать консула Эзия Прокула, нарушившего свои должностные обязанности и изгнанного из города, так как знал его только как Нестомароса, с его огромной шевелюрой. Ветеран провел мулов перед атрием и углубился дальше по аллее, пока не дошел до входа в рыбники. Он поискал глазами раба и сделал знак, чтобы тот подошел: надо было предупредить Суллу, что Котий вернулся и просит его срочно подойти ко входу в рыбники.
Со стороны доносились разговоры, смех, восклицания. Крупный мужчина сжимал в своих объятиях бывшего консула Эзия Прокула.
— Эзий! — кричал он. — Ты один мог сделать такое: появиться в самом центре Города, рискуя жизнью! — Он обернулся к Сулле: — А ты, Сулла, единственный благородный человек, который принял ссыльного. Вы оба так или иначе нарушили закон, если я хорошо понимаю то, что происходит в этом городе, но мы восхищаемся вами. И мы подадим прошение Титу, чтобы он простил Эзия. Семь лет вдали от Рима — достаточно суровое наказание. Сколько еще провинившихся из тех, кто сейчас совершает преступления и в провинциях, и даже в самом Городе, но которые никогда не узнают тяжести закона, обрушившегося на Эзия! Правда ведь, Вар? Ты, Цивий, тоже конечно же подпишешь прошение вместе с нами!
Тот, кого назвали Цивием, подтвердил.
— Тит милосерден. Он простит. Где ты был, Эзий? В какой Персии? У сарматов[75] или еще дальше, у скифов, этих варваров, одетых в шкуры убитых зверей? Расскажи, что ты делал! Я уверен, ты там разбогател и, несомненно, завоевал доверие какого-нибудь восточного принца... Всем известен твой талант управлять чем-нибудь. И к тому же титул консула римского народа тоже говорит о многом!
Бывший консул испытывал упоение. Он находился в центре праздника в самой середине завсегдатаев (мужей) Форума, которые прохаживались под его колоннами и занимались важными делами в столице огромной империи, забывая временами о том, что ему придется за эти минуты заплатить своей жизнью. В то время как он отвечал улыбкой на все эти комплименты, раб подошел к Сулле и что-то сказал ему на ухо. Галл пересек атрий, на ходу отвечая на приветствия одних и на вопросы об играх и кандидатуре Лепида других. Потом он спустился по ступенькам, в низу которых его ожидали три ветерана Котия. Они проводили его до бассейнов.
Он увидел носилки и Котия.
— Сулла, — сказал тихо и серьезно ветеран, — я не выполнил задание. Я его привез, но не смог взять живым. И вынужден был убить незнакомца, который тоже его поджидал и который опередил меня, заколов его кинжалом буквально у меня на глазах, а также и женщину. Она, как кажется, приехала туда для того, чтобы помочь игроку бежать в ее носилках...
— Мы потеряли свидетеля, — заметил Сулла. — Остается только Палфурний в Помпеях...
— Правильно ли я поступил, принеся сюда носилки? — забеспокоился ветеран. — Женщина плохо одета, но она молода и красива, а ее носилки, верно, дорого стоят. Может, ты ее знаешь? Что же касается их убийцы, то я взял его кинжалы и ожерелье гладиатора, которое он носил на шее. Ожерелье поможет узнать, к какой гладиаторской школе он принадлежал.
Сулла подумал об ожидаемом визите префекта ночных стражей, чтобы арестовать Изгнанника, а тут еще эти носилки с двумя трупами. Один из них Мнестр, человек Лацертия.
— Вы немедленно отнесете носилки в глубину парка, — приказал он, — к мавзолею Менезия. Выньте тела, заверните их в простыни и занавеси, они в павильоне. Вот ключ от него, — продолжал он, вынув из тоги ключ. — Вы положите тела в одну из траншей-ледников, у ограды, недалеко от павильона. Потом разберете носилки и сожжете там, где рабы обычно жгут отбросы и мусор. Это здесь же недалеко. Ночью один из вас выйдет за ограду через служебные ворота, через которые въезжают повозки со льдом. Когда он увидит или услышит, что едет повозка, собирающая трупы, пусть попросит от имени галла Суллы тех, кто приедет на ней, подъехать прямо к служебным воротам. Они выполнят все без лишних вопросов. Вы достанете оба трупа из ледника и поможете им унести их. Приступайте прямо сейчас, а я присоединюсь к вам, как только поставлю охрану на аллее, чтобы никто не приближался... Теперь о женщине, — в заключение сказал он. — Мне нужно на нее посмотреть.
Он подошел к носилкам, Котий отдернул одну из шторок. Сулла увидел два безжизненных тела под окровавленной тканью, которой прикрыл их Котий. Приоткрыл ткань, закрывающую более крупное тело, без сомнения Мнестра. Это действительно был Мнестр, с белым и рыхлым лицом человека, который провел много времени в игорных притонах, а затем жил в заточении. Сулла еще больше отогнул ткань, чтобы увидеть несчастную женщину, которая погибла, пытаясь помочь промотавшемуся игроку. «В чем же была ее заинтересованность?» — спросил себя галл.
Бывший офицер-легионер, бесстрашно смотревший в лицо смерти, содрогнулся. Манчиния! Лицо, которое так ему нравилось, с нежным взглядом, устремленным на него, рот с великолепными зубами, — это была Манчиния! Такая прекрасная, радовавшаяся жизни и любви и любившая его, Суллу... Лицо Манчинии уже облепили мухи, которых влетело еще больше, как только шторы были отдернуты.
Тут Котий заметил слезы, навернувшиеся на глаза Суллы. Ветеран понял: произошло что-то серьезное и неожиданное.
— Великие боги! Котий, как она была убита?
— Несколькими ударами вот этого кинжала, — сказал ветеран, вынимая из-под ткани два кинжала Асклетариона, которые он там спрятал, — пока я не убил его из моей пращи. Он ударил очень быстро, как профессионал...
Сулла поискал раны на окровавленной груди молодой женщины. Ей метили в сердце. Действительно, человек был знатоком своего дела. По крайней мере, он сделал так, чтобы его жертва не долго мучилась.
— Ты... ты знал ее, господин? — нерешительно спросил ветеран, от которого не укрылась бледность лица Суллы.
— К моему и ее несчастью, я ее знаю, Котий, — проговорил ошеломленный галл.
— Господин, — сказал Котий, понимая, что все нужно было делать быстро, — посмотри, что в корзинке, пока мы их не унесли. Кажется, там много золота...
Сулла взял в руки корзинку, на которую указал Котий. Когда он ее открыл, то почувствовал запах румян молодой женщины. О, ужасные муки! Ее вышитый платок, черепаховые гребни... И золото, столбики монет с изображением Нерона и Веспасиана... Он развернул папирус, который лежал под всеми богатствами, и прочел исповедь Мнестра. Манчиния приехала к нему перед отъездом в Остию. Там, разделив ложе с Цезарем, удовлетворив каприз властителя, она могла бы показать добытое доказательство, написанное собственноручно одним из тех, кто способствовал гибели Менезия. А также рассказать, что около него, в императорском дворце, плелся заговор против галла Суллы, который пытался разоблачить виновных. Такой подарок она хотела сделать человеку, которого любила, и вымолить прощение за измену с тем, кто был равен богу и кому нельзя было отказать...
— Молодую женщину не отправлять в ледниковую траншею с Мнестром, — сказал бывший офицер- легионер, стараясь взять себя в руки. — Мы захороним ее в склепе Менезия, который, благодарением богов, готов со вчерашнего дня...
В то время как трое ветеранов готовили труп Манчинии к погребению, Сулла ввел Котия в павильон и открыл там дверцу шкафа, в котором хранил свое золото. Котий с удивлением увидел мешки, полные монет, слитки с печатью Менезия и несколько небольших сейфов-сундучков, которые удобно было переносить.
Галл взял один из таких сундучков, который был достаточно тяжелым, и протянул ветерану.
— Уезжай ночью, как только передадите тело из ледника могильщикам. Вы не должны больше оставаться в Риме ни дня... Кто-то мог вас видеть, когда вы подходили с носилками к дворцу.
— Но, Сулла, ты нам слишком много даешь! Сколько золота...
