— Ты хочешь отдохнуть или сразу же отправиться на поиски того, кто тебе нужен?

— Второе, — коротко ответил Сулла.

«Префект» поднялся.

— Следуй за мной, — сказал он.

Сулла последовал за ним. Они обошли конюшню, и им в лицо ударила сладковатая вонь, исходившая от повозок, ехавших на кладбище. Возницы покрикивали на лошадей, то и дело застревавших в колеях, прорытых за многие годы железными колесами колымаг смерти.

Сулла смутно различал очертания мавзолеев, к которым они направлялись.

— Человек, с которым ты встретишься, занимал самые высокие посты в государстве, — объявил он. — Но он присвоил себе золото республики, и его за злоупотребления на службе осудили на пожизненное изгнание.

Сытые собаки, до того мирно лежавшие на земле, вдруг внезапно возникли из сумерек и злобно залаяли на Суллу и его проводника. Главный могильщик наклонился и поднял с земли камень, который он швырнул в стаю.

— Какая мерзость, — проворчал он. — Их становится все больше и больше... — И продолжил свой рассказ: — После нескольких лет изгнания он понял, что не может дольше жить вне Рима. Загримированный и переодетый, вернулся. А мы только начали организовываться здесь. Он и устроился у нас. Часто выходит в Город, прогуливается по Форуму[35], посещает банкеты. Он в курсе всех дел. Дай ему золота, и получишь ответ. Завтра он пойдет в термы Каракаллы[36], поговорит с посредниками и агентами выборщиков и выяснит все, что ты хочешь знать.

— И он не боится быть узнанным? — спросил Сулла.

«Префект» покачал головой:

— У нас здесь свой цирюльник. У него имеются всевозможные парики, кроме того, он здорово изменяет лица людей с помощью воска своего собственного изготовления, который не плавится на жаре... Если тебе надо пойти в город, то он сделает тебе новое лицо: пройдешь мимо своей матери, и она не узнает тебя.

Из темноты возник большой мавзолей в плачевном состоянии. «Префект» толкнул дверь, и Сулла последовал за ним по винтовой лестнице в подземелье.

Они прошли немного по коридору со сводчатым потолком и очутились в достаточно просторном подвале, в котором стояла деревянная кровать и буфет со всей необходимой утварью.

Худой человек с острым носом и желтоватыми вьющимися волосами, одетый в элегантную тогу, полулежал на кровати, держа за руку толстощекого красавца, почти толстяка, с пухлыми пальцами, сидевшего на краю этой же кровати.

Худой поднялся, увидев входящих посетителей.

— Добро пожаловать! — бросил он. — Его превосходительство тоскует в своей могиле и с удовольствием приветствует новое лицо! — Он внимательно посмотрел на Суллу. — Галл, без сомнения? — спросил он.

Сулла вежливо улыбнулся.

— И римский гражданин, так ведь?

Сулла опять согласился.

— Клидион, голубчик, — сказал Изгнанник, поглаживая руку своего любимца, — посетителям не на что присесть...

«Префект» отрицательно покачал головой.

— Я оставляю вас, — сказал он. — Я только привел старого друга, с которым знаком уже полчаса. У него дело к тебе, — пошутил он. — А мне надо возвращаться к моим покойникам...

Он вышел за дверь склепа, а Сулла сел на табурет, пододвинутый ему тучным красавцем.

— Может, я ошибаюсь, — начал обитатель склепа, его взгляд выдавал ум и понимание, — но мне кажется, что ты долго служил в легионах?

— Ты не ошибаешься, — ответил Сулла. — Я прослужил двадцать один год.

— И у тебя есть ферма.

Сулла согласился.

— Твоя походка, загорелый цвет лица и твои мускулы говорят об этом, — сказал, улыбаясь, римлянин. — Ради всех богов, что привело тебя в этот плохо пахнущий ад? Ты можешь говорить без опасения. Я служу только самому себе, ну и, конечно, Плутону, у которого я гощу вот уже несколько лет...

— Могу ли я говорить при нем? — спросил Сулла, указывая подбородком на красавца.

— Несомненно. Он никогда отсюда не выходит, и ему безразлично все, что бы он ни слышал здесь.

— Я — друг Менезия. Ты его знаешь?

— Кто в Риме не знает Менезия! Он выдвинул свою кандидатуру на пост трибуна. Это честный человек, — добавил Изгнанник с ностальгией в голосе.

— Я приехал в город вчера по его просьбе. Его отравили, и он умер на моих глазах...

— Менезия отравили? Я этого не знал! Я не был в городе уже три дня. Тебя удивляет, не так ли, что с ним расправились, и ты хочешь знать, кто это сделал и почему?

— Именно так. Я отдам все, что хочешь.

Римлянин прервал жестом последнюю фразу Суллы:

— Я мог бы тебе сказать, что возьмусь за расследование и что оно будет долгим, и попросить золота. Но я этого не сделаю по двум причинам... Во-первых, потому, что на прошлой неделе я много выиграл у прокуратора[37] Главка. Тот принимает меня за поставщика, разбогатевшего на крупных контрактах, которые я якобы подписал с нашими союзниками из Паннонии. В соответствии с контрактами надо обмундировать двадцать тысяч человек, сторонников легионов, охраняющих там границу... Я вернулся к себе в гробницу, осыпанный золотом, и теперь не нуждаюсь в твоих деньгах. Во-вторых, мне уже известны возможные причины, из-за которых Менезий был убит, и, следовательно, мне не понадобится так уж много денег, чтобы разузнать про все. Подобный приказ мог отдать Домициан, родной брат императора. Получи Менезий должность трибуна, его планы были бы сорваны: он готовился поднять плебс и привлечь на свою сторону один или два легиона и низложить брата. Домициан хочет, чтобы место трибуна досталось Лацертию. Он на выборах соперничал с Менезием, и все знают, что, в случае если Лацертий проиграет, убийство Менезия будет для него лучшим решением проблемы... Но он мог и раньше решиться на это убийство, чтобы сократить предвыборную борьбу на один этап.

Но это всего лишь одна из гипотез, — продолжал Изгнанник, который, без сомнения, знал все секреты города. — Еще есть его жена, Порфирия, с надеждами получить большую часть наследства, если он умрет сейчас, то есть до официального объявления об их разводе. Есть Металла, его любовница, возница, в пользу которой он якобы составил завещание, по которому в день его смерти она становится свободной. Крайне неосторожный поступок говорить такое женщине, которая больше походит на дикое животное, чем на человеческое существо, и которую с молодых лет учили убивать. Но любовь толкает на безумства, а Менезием овладела страсть к этой девушке, впрочем очень красивой. И это еще не все! Существует также Кипарисиос, грек. Он занимается всей выборной кампанией. Менезий ему передал много миллионов сестерциев, которые грек никогда не вернет, так как давно по уши в долгах. Менезий действительно слишком благороден и доверчив. Грек вполне мог его отравить, чтобы не возвращать деньги. И как знать, не выступает ли заодно с ним Порфирия?

В этом прогнившем мире, — заключил римлянин, — многие желали смерти Менезия, и на это же рассчитывали те, кто отравили его. Это преступление выгодно стольким людям, что можно задохнуться под тяжестью всех подозреваемых. А поискав еще немного, мы обнаружим и других!

Он умолк, с интересом глядя на галла, приехавшего из своей деревни, на которого он только что обрушил столько ужасов.

Сулла молчал. Запахи кладбища внезапно показались ему более переносимыми, чем та смердящая вонь, которая исходила от общества, обрисованного ему в глубине склепа Изгнанником.