откуда он в первый раз забросил свой крюк. Он проделал такую же операцию, подав знак сопровождавшим его ветеранам. Они проникли в молчаливые сады дворца, которые больше не обходила дозором стража.

Подойдя к мавзолею Менезия, он вспомнил о Манчинии, теперь такой холодной и застывшей, как камень, потом он повел свой отряд к рыбным садкам. Там больше не было живности, слышался лишь шум воды, переливающейся из одного бассейна в другой. Вся рыба была продана или выловлена и подана на стол префекта ночных стражей и чиновников, осуществлявших секвестр имения. Он поискал глазами мурен, вспомнив о несчастном Ихтиосе, но не нашел и пожалел об этом, так как они бы очень пригодились для Лацертия.

Он оставил людей в тени кипарисов, около садков, и в одиночку пошел к двоим стоявшим на посту часовым, которых отвлек разговором Котий, как только Сулла начал операцию.

Они были поражены внезапным появлением своего бывшего господина и хозяина. Галл спросил у них, хотят ли они снова послужить ему в деле, которое он задумал. В это время ветераны, встав за его спиной, преградили дорогу. Те ответили, что им безразлично, что о них думают, что чиновники секвестра — негодяи, относятся к ним с презрением и что они обратились с прошением отправить их в легион, но разрешения на это не получили.

Тогда Сулла велел им быть наготове и, немедленно открыв ворота или дверь, пропустить повозки и его людей, которые вот-вот появятся. И действительно, через амбразуры в стене, позволявшие наблюдать за площадью, они увидели нескольких прогуливающихся людей, которые направлялись к дворцу и, казалось, никак не были связаны друг с другом. Стражники открыли маленькую дверь, и неожиданно посетители стали входить по одному или по двое. Они насчитали около тридцати вошедших. Последние шли рядом с повозкой, запряженной одной лошадью, для нее стражники отперли ворота. Как только ворота за ней закрылись, те, кто еще недавно мирно прогуливался по площади, разобрали из такой безобидной на вид повозки мечи, щиты и каски...

Сулла считал людей по мере того, как они входили и скрывались за кипарисовой изгородью, а потом с небольшой вооруженной группой вошел в казармы, где находились оставшиеся восемь охранников.

Охранники жили в комнатах по трое. Некоторые из них спали, другие, сидя на табуретах, бросали кости на одну из кроватей. Они удивились так, как будто перед ними появился призрак. В последней комнате Сулла узнал в спящем Сирия.

Он потряс его за плечо.

— Сирии! — бросил он. — Проснись!

Тот сначала сел на кровати, а затем быстро вскочил.

— Господин! — закричал он.

— Не «господин»! Сулла!

— Сулла! Ты вернулся!

— Не хочешь ли мне помочь или останешься здесь под арестом с остальными, чтобы вас не смогли обвинить в том, что вы были моими сообщниками?

— Твоими сообщниками? Но я хочу служить тебе, как прежде, что бы ни случилось!

— Я не сомневался в тебе. Иди за мной в конюшню и захвати туда две зажженные масляные лампы. Есть ли там еще солома и овес для лошадей?

— Еще бы! Этого всего полно, ведь лошадей почти не осталось. Какая же тоска в этом дворце с тех пор, как тебя здесь не стало, Сулла!

— Вот как! Так я как раз и пришел для того, чтобы внести некоторое оживление. Ты поможешь мне поджечь его.

— Поджечь! — воскликнул тот.

— Разве это не принадлежит мне?

— Да, конечно! Это твое...

— А если это мой дом, то я имею право делать с ним все, что захочу, так?

В то время как Котий и большая часть его людей, не производя шума, окружали сам дворец, чтобы никто из чиновников не смог выбраться и позвать на помощь, Сулла пошел с Сирием в конюшни. Они вывели оттуда нескольких оставшихся лошадей, и Сирии, привязав их у псарни, вернулся помогать Сулле, который наваливал солому и сено на стоявшие в сараях тележки и повозки. Они подожгли их двумя масляными лампами.

Вскоре в ночное небо поднялись высокие языки пламени. Увидев этот условный знак, двое из людей Котия, уже сидевшие на лошадях, поскакали по заставленным телегами ночным улицам к префектуре ночных стражей, чтобы сообщить о случившемся и попросить как можно больше людей на борьбу с огнем, охватившим дворец Менезия.

Услышав дробь копыт лошадей, шум несущихся повозок ночных стражей и звук колокола, в который стали бить пожарные, пересекая площадь и подъезжая к дворцу, охрана сразу открыла две створки больших ворот: повозки, груженные людьми и необходимыми приспособлениями, поехали по широкой кипарисовой аллее к горящим постройкам. Под зловещий треск, сопровождавший любой пожар, пожарники соскочили с телег и начали разворачивать свои шланги, спрашивая, где находятся обязательные для такого поместья бассейны. Другие люди побежали к полыхающим зданиям с топорами в руках. Так как больше никого не ждали, то охранники, следуя распоряжению Котия, закрыли ворота. Любопытные уже собирались на площади, зная, что в таких случаях прохожих и соседей просят помочь, и надеясь хотя бы таким образом проникнуть в великолепный дом, в стенах которого проходила любовь возницы Металлы и убитого при невыясненных обстоятельствах патриция Менезия. Но они обнаружили лишь запертые двери.

Тем временем появились люди Котия, до сих пор прятавшиеся за кипарисами и не тронутыми огнем постройками, которые бросились на безоружных пожарников и, угрожая мечами, окружили их, заткнули кляпами рты, связали и, оттащив в подвалы подсобных помещений, заперли. Предварительно их заставили раздеться, а их форму надели Сулла, Барбидий и большинство легионеров, действиями которых они руководили. Другие люди из отряда, для которых форм не хватило, выгрузив всю технику из повозок, спрятались в них, под чехлами. Затем Сулла приказал тем, кто оставался сторожить поместье и чиновников, используя помпы и стараясь не повредить главное здание, погасить пожар и не дать огню превратить в пепел конюшни и сараи.

Большие ворота снова открылись, на площадь стремительно вынеслись несколько повозок и под колокола помчались к префектуре ночных стражей.

Головная повозка, в которой находились Сулла и Барбидий, въехала через ворота на хозяйственный двор префектуры, за ней последовали и все остальные. Лошади как вкопанные встали посреди двора, подставные стражи-пожарные ловко соскочили с повозок и побежали за Барбидием, хорошо знавшим двор и помещения. Они пробирались в ту часть префектуры, где располагались казармы, контора, жилище префекта и главный сторожевой пост. Этот пост за несколько секунд был занят людьми, переодетыми в форму и напавшими на караул с тыла. В это же время сидевшие в засаде легионеры под командованием Калена Корбулона и Клувия Стефана атаковали помещение с улицы. Десять или двенадцать стражников, стоявших в карауле и ошеломленных внезапным нападением, успели сделать лишь несколько неверных ударов. Как и их соратников во дворце Менезия, их раздели и скрутили.

В это время Сулла, отдав половину людей Калену Корбулону, спешил к входу в покои префекта. А Барбидий вместе с Каленом и его людьми бежали по лестнице в зал для докладов, где должен был находиться дежурный офицер, начальник ночной стражи. На офицера они наткнулись в коридоре, тот, услышав шум, вышел из кабинета с мечом в руке, чтобы разобраться, что происходит во дворе.

Барбидий, который его знал, воскликнул:

— Ave, Лорей! Не вздумай воспользоваться своим мечом, ты можешь по оплошности ранить кого-нибудь из нас, а так как у тебя никого нет здесь в подчинении, то это может иметь самые плохие последствия.

В обоих концах коридора стояли вооруженные стражи, но людей Лорея здесь не было.

— Мы пришли попросить у тебя список дежурств на сегодняшнюю ночь, чтобы знать, в какие места города Кассий Лонгин отправил свои отряды. Если ты будешь любезен дать дополнительные разъяснения, то мы оставим тебе твою форму и сохраним твое достоинство, в противном случае мы разденем тебя догола и запрем в подвале. А верно, что в подвалах под казармами по-прежнему полно воды и шныряют