И вот наступил день, когда ей предоставилась исключительная возможность испытать себя и свои чувства и когда она впервые ощутила себя женщиной. Объявив за завтраком, что должна законспектировать в библиотеке несколько важных статей и что вернется не раньше чем к обеду, она вышла из дома. Сияло солнце, на душе было бесконечно радостно, сердце бешено колотилось.
Лео должен был подхватить ее на бульваре Абруццо. Он притормозил у тротуара, и Джулия села в машину.
– В нашем распоряжении квартира моего приятеля, – сказал Лео, показывая ключ.
Джулия молча посмотрела на него. Разумеется, она поедет, но почему, почему он заговорил об этом так цинично? Неужели нельзя было сказать то же самое в другой, более деликатной форме, не так откровенно?
– Молчание знак согласия, – решил за нее Лео.
Полный газ, рывок с места, подобный старту пилота «Формулы-1», сумасшедшая гонка по улицам – и десять минут спустя Джулия уже входила в мрачное жилище неведомого ей человека, где к запаху дешевых тосканских сигар примешивался запах нафталина.
Первым, что бросилось ей в глаза, была постель, застланная зеленым, из блестящей ткани покрывалом, выцветшим и не очень чистым.
Джулия не отличалась твердостью характера, но сейчас она решила твердо: это неподходящее место для первого, неповторимого любовного опыта. Ее, мысленно побывавшую с Лео в идиллических далях, где рождаются великие иллюзии и где все дышит поэзией, не устраивали эти жалкие подмостки, когда речь шла о важнейшем в жизни дебюте.
Она оставалась у двери, пока Лео задергивал шторы – скорее не для создания романтичной, интимной обстановки, а чтобы скрасить убогость помещения, где самой примечательной деталью была ужасная абстрактная картина, покрытая слоем пыли, без рамы, – цветное пятно на фанере.
Когда Лео обернулся, Джулия открывала дверь, чтобы уйти.
– Ты что? – удивился он.
– Мне здесь не нравится.
– Что тебе не нравится? – раздраженно спросил он.
– Этот дом, эта постель.
– Дом как дом, – попытался оправдаться Лео, подходя к ней, чтобы обнять. – Разве это главное? Главное наша любовь.
– Дом как дом, говоришь? В твоих обещаниях о таком доме не было ни слова.
– А что было в моих обещаниях? – Лео не ожидал такого оборота дела, его голос упал.
– Париж, Лондон, Нью-Йорк, Рио, Гавана, – загибая пальцы, перечислила Джулия.
– За одно утро? – язвительно спросил он. – Три часа – и мы уже по ту сторону Альп! Или даже в другом полушарии! Ну и ну! Угораздило же меня связаться с ребенком, с пугливой девчонкой?
– Ошибаешься, – с достоинством возразила она. – Я не пугливая девчонка, а благоразумная женщина. Мне двадцать лет. Просто я не думала, что первый раз это произойдет в таком месте. Ведь для меня это первый раз…
– Первый раз?
– Представь себе…
– Погоди, выходит, ты… выходит, я… – растерянно забормотал Лео. – Я привожу тебя сюда сама знаешь для чего и тут узнаю, что ты девушка?
Глаза Джулии наполнились слезами, губы задрожали.
– Тебя это огорчает? – спросила она.
– Глупый вопрос. Но неужели нельзя было сразу сказать, что ты девушка?
– А кто уверял меня, что он опытный мужчина? – поддела его Джулия. – Мог бы и сам догадаться.
– Лучше вспомни свои слова, черт подери! – взвился Лео. – «Никакого замужества, никакой кабалы! Понравится мне мужчина – он мой. Если забеременею, буду рожать, ребенка воспитаю сама. Если мужчину и женщину тянет друг к другу, в их любовной связи нет ничего предосудительного. То, что ты женат, для меня не имеет значения!» Черт подери! Девственницы так не говорят и даже не думают!
– Что же, по-твоему, мешает девственницам думать именно так? – поинтересовалась она.
– Мне кажется, ты все усложняешь, – обнимая ее, примирительно заметил Лео.
Она вырвалась из его объятий:
– Не прикасайся ко мне!
– Может, ты и права, – признал он. – Мне не следовало торопить события. Я вел себя как последний мужлан.
– А теперь испугался моей невинности.
– Попробуй меня понять…
Запах дешевого табака и нафталина казался все сильнее, все тошнотворнее.
– Отвези меня домой, – потребовала она.
– Но почему, Джулия?
Радужные мечты Джулии вступили в явное противоречие с действительностью.
– Я хочу домой, – сказала она. И грустно улыбнулась.
На улице было пасмурно, солнце спряталось в тучах.
Глава 4
Джулия позвонила в редакцию «Коррьере делла сера». Ее мучило, что она была чересчур резка с Лео и даже не сказала ему «до свидания», выходя из машины.
– Господин Ровелли взял отгул, – услышала она напыщенный голос: человек, снявший трубку, явно был о себе самого высокого мнения.
Что же теперь делать? Ей необходимо сказать Лео, что она его по-прежнему любит, что она вела себя как глупая девчонка, что она уезжает из Милана на неделю, а то и больше.
После долгих колебаний Джулия заставила себя позвонить ему домой и, пока в трубке звучали гудки, попыталась мысленно представить обстановку, в которой Лео – не важно, хорошо или плохо – жил с другой женщиной – разговаривал, садился за обеденный стол, ложился в одну постель.
– Слушаю, – ответил уверенный женский голос. Джулия растерялась: на другом конце провода была сила, был скрепивший брачные узы закон. – Слушаю, – повторила женщина. – Алло!
Инстинкт самосохранения заставил Джулию положить трубку. При этом она, упорная ревнительница честности при любых, даже самых неблагоприятных обстоятельствах, почувствовала себя подростком, позвонившим из озорства в чужую дверь и бросившимся наутек. Нет, хуже: Джулия почувствовала себя автором анонимного письма.
Ее обожгла ревность: одно дело знать, что Лео женат, другое – убедиться в реальном существовании его жены, услышать ее уверенный голос. Пестрый бумажный змей, беззаботно паривший в заоблачных далях ее девичьих фантазий, не выдержал яростной силы внезапного урагана. Ее жизнь всегда была, как катанье на американских горках: то головокружительный спуск, то подъем, от которого захватывает дух, никаких плавных переходов, ни малейшего намека на устойчивое равновесие. Вечно над ней сгущаются тучи, они привычнее, чем солнце в синем небе над ее бедовой головой.
Джулия поднялась в свою комнату, чтобы собраться в дорогу. Она должна была ехать в Модену: истек срок договора на аренду дома, где дедушка жил со своими собаками, и от наследников Убальдо Милковича потребовали срочно освободить эти, с позволения сказать, хоромы.
Кармен поехать не могла – не решалась оставить мужа, который еще не совсем оправился от сердечного приступа. За ужином, на семейном совете, было решено, что моденским домом займется Джулия. У Бенни, как всегда, хватало собственных неотложных дел, Изабелле же, впадавшей в панику по любому поводу, вообще ничего серьезного поручать было нельзя.
– Ничего ценного в доме нет, – напутствовала Джулию мать. – Хотя, – тут же спохватилась она, – твой дед был человеком непредсказуемым. Соберешь скатерти, занавески, постельное белье, он в этих вещах знал толк. Сложишь все в сундук. Ну и, конечно, собери фотографии, охотничьи ружья, хорошенько упакуй фарфоровый сервиз.
– Я помню портретные рамы в стиле модерн, – неожиданно с напускным равнодушием подала голос Изабелла, кроша хлеб в овощное рагу. – Несколько бронзовых и пара серебряных. Я бы от них не
