— А вы попадали?
— Бывало.
— И серьезно?
Я пожала плечами.
— Нет. Отделывалась легким испугом.
Как ни беспечен был разговор, как ни владела собой Аллахова, чувствовались за ее словами озабоченность и напряженность. Отказ Бессоновой подписать фактуру чем-то задел Аллахову, заставил ее забеспокоиться, хотя она сама была материально ответственным лицом и свободно могла обойтись без подписи кладовщика.
Объяснение напрашивалось одно — фактура была фальшивая.
Как бы посмотреть на эту фактуру?…
— Что поделывает ваша Рита Петровна?
— В хлопотах, как всегда.
— Досаждает она своим усердием?
— Привыкла уже.
Я чуть передвинулась на диване, чтобы увидеть ящик, в который Аллахова положила фактуру. В замочной скважине ящика торчал ключ.
Закрывает ли она замок, когда уходит? Если и закрывает, то не каждый раз. Кругом свои люди, чего ей опасаться. А фактура, пока она еще в ящике стола, не является ни уликой, ни вообще документом. И прятать ее пока нечего, никто не сможет доказать, что она выписана с преступными намерениями.
— Светлана Павловна, — сказала я. — Разрешите мне воспользоваться случаем, что я у вас здесь. В Управлении Торга Главный склад ставится в пример всем другим, и вы занимаете первое место. Я еще молодой товаровед, мне можно у вас поучиться многому. Потратьте на меня полчаса времени, покажите, как работает ваш склад, как работаете вы и ваши помощники.
— Пожалуйста!
— Если вас не затруднит.
— Конечно, нет.
Я поднялась с дивана.
Только бы Аллахова не закрыла стол!
— Не хочу сказать, что мне нечему учиться у Риты Петровны, — продолжала я. — Но наш складик не сравнишь с вашим.
— Конечно! — согласилась Аллахова.
Она вышла из-за стола, и я вздохнула облегченно. Оставалась еще дверь, на ней американский защелкивающийся замок.
Аллахова подошла к вешалке в углу, откинула занавеску, достала два синих халата и предложила один мне. Там же, на вешалке, я заметила черное мужское пальто. Несомненно, это было пальто Королёва, которое он оставил, надев новое вместо него.
В дверях кабинета Аллахова пропустила меня вперед. Я ожидала щелчок закрывающегося замка, но дверь прикрылась бесшумно. Очень хорошо!…
Моя экскурсия по складу заняла минут тридцать. Я шла за Аллаховой, слушала, задавала вопросы, испытывая невольное уважение. Сколь ни плохо я еще разбиралась в торговых делах, но могла заключить, что внешне порядок на складе был образцовый. И Управление Торга имело основания занести фамилию Аллаховой на доску Почета.
А сейчас мне нужно было как-то вернуться в кабинет.
Мне помогла Тиунова.
Она попросила Аллахову взглянуть на разбитый ящик, в котором пришли поврежденные товары. Я не пошла за ними, а направилась к выходу.
— Извините меня, — сказала Аллахова. — Я ненадолго.
Не торопясь, я пересекла двор, у дверей конторы оглянулась. Аллахова только появилась в дверях склада. Ей предстоит еще пройти по двору, и даже если ее никто и ничто не задержит более, у меня есть в запасе не менее десяти секунд.
Если все точно и заранее рассчитать, за десять секунд можно сделать многое.
Когда Аллахова вошла в кабинет, я стояла возле вешалки и снимала халат. Не думаю, чтобы у нее могли возникнуть какие-нибудь подозрения. Вот если бы только она сняла отпечатки с ручки ящика своего стола…
Уже на трамвайной остановке я достала карандаш и в телефонном блокнотике записала: «Фактура № 895 на отпуск со склада 57 меховых воротников, на сумму 6576 рублей».
Эта фактура могла оказаться подлинной, по которой какое-то ателье или магазин вполне законно получат для продажи меховые воротники.
Эта фактура может и не выйти со склада — ее, как ненужную, изорвут и бросят в мусорное ведро.
Но фактура могла оказаться и той самой «зацепочкой», которую дожидается полковник Приходько… И тогда моя запись — это начало конца «фирмы» Аллаховой.
Положив блокнотик в свою сумку, на самое дно, я невольно вспомнила холодный коридор, дверь, лязгающую замком, узкое окно, перечеркнутое железным переплетом, и свою мать в черном бушлате, бредущую по коридору впереди конвойного, с руками, закинутыми за спину…
7
Назавтра была суббота — выходной день.
Еще с утра я почувствовала себя неуютно. Или не выспалась, или же устала от общения с людьми, которых не любишь и не уважаешь, с которыми приходится приветливо говорить, подчиняя расчету свои слова и поступки.
Хотела заняться простыми и бесхитростными делами.
Я решила начать с кухни.
Пришла пора внести разнообразие в наше полуфабрикатное меню. А что, если испечь оладьи?
Не имея никаких кулинарных талантов, я все же знала, что оладьи — это не бог весть какая сложная проблема, если у тебя есть под руками блинная мука. А муку я купила заблаговременно. Настало время проверить, что из нее может получиться. К оладьям имелась банка сардин в масле, а на сладкое — абрикосовый джем.
Петр Иванович, ошеломленный моей кухонной суетой, попросил разрешения присутствовать и уселся в сторонке на табуретку, попыхивая своей трубочкой. Я забыла сказать, что он изредка, под настроение, покуривал.
— Давно не видел, как женщины пекут оладьи, — изрек он. — Особенно молодые женщины, возраста моей дочери.
— А ваша дочь разве не пекла вам оладьи?
— Моя дочь? Да она отроду не пекла оладьи ни для кого. Притом, если бы вы были моей дочерью — это было бы совсем другое. Вы хотя по возрасту и годитесь мне в дочери, но все же не моя дочь, на которую распространяется родительский комплекс… А вообще-то, чего ради на вас напало сегодня такое творческое настроение?
— Сама не знаю. Кухонная стряпня — удел семейной женщины. Возможно, решила вспомнить, что когда-то была семейным человеком.
— Скажите, как расхвасталась. Она была семейным человеком. Жила вдвоем с мужем — какая же это семья?
— А что же это такое, когда вдвоем с мужем?
