ответа, Генри обезоружил ее ослепительной белозубой улыбкой.

— Похоже, мы с вами снова ссоримся из-за пустяков. Давайте прекратим этот глупый спор, Хилари!

Почему же его проникновенный и мягкий голос не внушает мне ни капли доверия? Нельзя быть такой мнительной, упрекнула себя Хилари, ведь он — воплощение благожелательности и доброты: поместил меня в сказочно комфортную больничную палату, выразил готовность оплатить все расходы на лечение, искренне беспокоится о моем самочувствии… Вот только почему в его присутствии во мне нарастает тревога? Почему я чувствую себя беззащитной и уязвимой перед этим большим, сильным и загорелым мужчиной, настоящим самцом, источающим убийственный шарм и магнетизм?

— Но я не считаю наш спор пустячным, — собравшись с силами, заявила она, отлично осознавая, что не сумеет его переубедить. — Я привыкла сама оплачивать свои счета и ни от кого не зависеть.

— Прекрасно! — воскликнул Генри. — Любопытно только узнать, каким образом осуществите вы свои принципы в сложившейся ситуации, не имея работы?

Хилари с трудом сдержала желание высказать этому рафинированному зазнайке все, что она о нем думает, и попыталась дать хладнокровный ответ. Однако это оказалось совсем не просто.

— У меня имеются сбережения на черный день, — наконец процедила она сквозь зубы. — Врач полагает, что на восстановление сил потребуется около месяца. Потом я найду работу и начну возвращать вам долг.

— Вы, по-моему, работаете с детьми? — Он пытливо взглянул ей в глаза.

Медсестра потрудилась на славу! Но стоит ли ее винить? Не лучше ли было самой прикусить вовремя язык?

— Я дипломированная учительница, — с достоинством ответила Хилари. — И до того, как перебраться в Лондон, два года проработала в школе.

— Надеюсь, вы захватили с собой диплом и рекомендательные письма?

— Естественно!

Чутье подсказывало Хилари, что ее собеседником движет отнюдь не праздный интерес. Куда же он клонит? Разговор обретал все более подозрительный оттенок.

— Чудесно! — оживился Генри. — Пожалуй, мы могли бы одним махом решить несколько проблем. Но прежде позвольте уточнить: вы действительно намерены компенсировать мне все расходы?

— Разумеется! — не задумываясь ответила Хилари.

Ей менее всего хотелось оказаться в долгу у такого человека, как Генри Трент. Лечение в этой клинике наверняка стоит уйму денег. Несчастный случай произошел исключительно по ее вине, да и машина скорее всего нуждается в основательном ремонте. Конечно, его стоимость покроет страховка, однако от этого ей не станет легче. Надо же было так вляпаться! Хилари хотелось взвыть.

— В таком случае, позвольте мне обозначить исходные пункты нашей дальнейшей беседы, — с воодушевлением развивал свою мысль Генри Трент. — Допустим, вы покинули клинику и сняли квартирку. Недельки две-три вам придется существовать за счет накоплений, а это проделает брешь в вашем капитале. Верно?

О каком капитале он говорит?! — изумилась Хилари. У меня за душой всего-то сотни четыре фунтов. Хорошо еще, я уплатила за жилье за три месяца вперед. И все равно несколько недель вынужденного безделья меня разорят.

— Я прав или нет? — повторил свой вопрос настырный Генри Трент, не без скрытого удовлетворения заметив на растерянном лице собеседницы признаки смятения.

Хилари не оставалось ничего иного, как молча кивнуть: интуиция подсказывала ей, что он мог исхитриться навести справки и о ее финансовом положении.

— Вот теперь мы можем перейти к сути проблемы.

Генри поудобнее устроился на стуле. Это незначительное телодвижение странным образом натянуло нервы Хилари до предела.

— В Лондоне у меня есть квартира, но мой дом и моя семья во Франции.

Семья? Вот это новость! Мистер Трент не производит впечатления семейного человека. Значит, он женат и вдобавок француз — вот откуда смуглый цвет кожи и едва заметный акцент.

— Моя мама француженка, отец — англичанин, — угадал ее мысли Генри. — Я провел в Англии первые двадцать лет жизни, но потом, после кончины отца, стал частенько наведываться на родину матери. Она, кстати, вернулась во Францию и стала жить там. С Великобританией меня связывают интересы бизнеса, во Франции живет вся моя родня. Так что я вынужден в буквальном смысле слова разрываться пополам.

Хилари слушала его рассказ не перебивая. Итак, этот господин женат, его семья — во Франции. Может ли он долго оставаться без дамского общества? Вряд ли, наверняка он окружен вниманием представительниц прекрасного пола. И наиболее привлекательная, предприимчивая и настойчивая имеет все шансы его подцепить.

Судьба предоставила тебе, дорогая, редкий шанс, сказала себе Хилари. Генри Трент, кажется, не прочь закрутить с тобой адюльтер.

Эта внезапная мысль, как ни странно, отдалась в сердце Хилари незваной горечью. Чутье настойчиво нашептывало ей, что Генри Трент чересчур хорош собой, слишком харизматичен и переполнен энергией, чтобы стать удобным любовником. И все упреки разума в предвзятости такой оценки отметались одним аргументом — печальным жизненным опытом.

Нет уж, довольно с меня красавцев! Сыта по самое горло.

— Моя жена не прижилась в Англии, мы обосновались во Франции, где у нее много влиятельных родственников, — продолжал Генри бесстрастно, словно не замечая печали, промелькнувшей в глазах Хилари, — и я был вынужден существовать как бы в двух мирах. Родив сына, Жаклин окончательно превратилась в домоседку.

— У вас один ребенок?

— Да, Доминико. Ему сейчас шесть лет. После несчастного случая, унесшего в могилу его мать, он оказался прикованным к кровати. Эта трагедия произошла полтора года назад.

Хилари ахнула.

— К счастью, мальчик начинает выздоравливать, — поспешно добавил Генри. — Он начал ходить. Но у него трудный характер. И не столько вследствие потрясения гибелью матери, сколько как результат отношения к нему ее родственников — бабушки, многочисленных дядюшек и тетушек. Они избаловали его. Это можно понять, но пора прекратить. Так дальше продолжаться не может. После кончины Жаклин ее мать наняла для Доминико сиделку и гувернантку. Я не возражал, понимая, что хлопоты о внуке помогут отвлечься от свалившегося на нее несчастья. Сейчас я сожалею о своей ошибке. Как только Доминико выздоровел и стал ходить, сиделку уволили, а гувернантка исполняет лишь то, что ей прикажет моя теща.

— А ваша мама? — спросила Хилари, потрясенная этой историей. — Она живет где-то недалеко от вас?

— Мама снова вышла замуж и переехала в Монпелье, что довольно далеко от Ниццы, где живу я. Каждый день в гости не наездишься. Гувернантка Доминико собирается замуж, ее место освобождается. Я намерен позаботиться о том, чтобы новая гувернантка не потакала мальчику и держала его в строгости в мое отсутствие. А кроме того, Доминико должен осознать, что в его жилах течет и английская кровь, а для этого ему нужна гувернантка — носительница языка. Может быть, эту роль возьмете на себя вы, Хилари?

— Я? — изумленно переспросила она, не понимая, в шутку или же всерьез это сказано.

— У вас имеются причины для отказа? — Он впился тяжелым взглядом в ее покрасневшее лицо.

Хилари промолчала.

— Как мне сказала ваша сиделка, в Англии у вас пока нет никаких обязательств, препятствующих принятию моего предложения. Вы совсем недавно прибыли в Лондон, чтобы начать все заново. Это так?

Хилари напряженно соображала, откуда у него такая уверенность. Она не рассказывала медсестре того, чего не желала, и изливать Генри Тренту душу тоже не собиралась. Значит, он обладает уникальной