противоречило его собственной мужской добродетели, казалось женственным. Для самурая и гомосексуалиста самый безобразный порок – это женственность. Несмотря на то что основания для этого у них разные, самурай и гомосексуалист не считают мужественность инстинктивной, а скорее достигаемой только через моральное усилие. Крушение, которого боялся Кавада, было моральным крахом. Причина приверженности его консервативной партии состояла в её политике защиты того, что должно было быть ему враждебно: установленный порядок и семейный уклад, основанные на гетеросексуальной любви.
Тень Юити смеялась над любой стороной его общественной жизни. Подобно человеку, который по ошибке посмотрит на солнце, а потом, куда бы он ни посмотрел, видит только подобие солнца, Кавада видел образ Юити при скрипе двери своего президентского – кабинета, входить куда Юити не имел права, при звоне телефона, даже в профилях молодых людей на улице за окошком автомобиля. Это подобие было не чем иным, как призраком. С тех пор как мысль о том, что он должен расстаться с Юити, впервые пришла ему на ум, это пустое видение постепенно приобрело чудовищные размеры.
По правде говоря, Кавада путал пустоту своего фатализма с пустотой своего сердца. В своем решении расстаться с Юити он предпочел альтернативу быстро и жестоко убить свою страсть, чем жить со страхом, что он в один прекрасный день обнаружит, что страсть его поблекла. Таким образом, на вечеринках со знатью и известными гейшами давление правила большинства, которое юный Юити тоже ощущал, разбивало сердце высокомерного Кавады, которому уже следовало бы быть вполне подготовленным, чтобы ему противостоять. Его многочисленные невоздержанные грязные анекдоты были изюминкой банкетного зала, но теперь это необязательное, но уважаемое искусство всех времен наполняло Каваду отвращением к себе. В последнее время его неразговорчивость, казалось, приводила к тому, что при определенных обстоятельствах вечеринки пройдут гораздо веселее, если президент не появится, но чувство долга Кавады всегда настоятельно требовало его присутствия.
Таков был образ мыслей Кавады. Однажды вечером, когда после продолжительного отсутствия Юити вдруг появился в доме Кавады, а Кавада случайно оказался дома, удовольствие от нежданной встречи поколебало его решимость разорвать знакомство с ним. Он не мог наглядеться на лицо Юити. Несмотря на то что бешеное воображение обычно не мешало ему смотреть на вещи здраво, теперь то же самое пьянило его. Этот юноша прекрасен какой-то странной красотой! Он оставался вечной загадкой. Для Юити, казалось, этот вечерний визит был просто капризом, но если и так, не было никого, кто так осознавал бы свою загадочную власть над людьми.
Ночь только начиналась, и поэтому Кавада вместе с юношей отправились выпить. Они пошли в не слишком шумный престижный бар – при подобных обстоятельствах, конечно, не в модный бар, где бывали женщины. Так случилось, что там выпивали четверо или пятеро близких приятелей Кавады. Это были президент широко известной фармацевтической компании и некоторые из его управляющих. Этот мужчина по имени Мацумура слегка подмигнул и с улыбкой помахал им.
Мацумуре, второму из семейства, ставшему президентом фирмы, было немного за тридцать. Он был известным модником высокого мнения о себе и одним из представителей гомосексуального братства. Он выставлял напоказ свои пороки, гордился ими. Твердым намерением Мацумуры было сделать всех людей подобными себе или, если ему не удастся этого сделать, завоевать их благоприятное мнение. Усердный и трудолюбивый старый секретарь Мацумуры был преданным человеком, который приложил все усилия, чтобы уверовать, что ничто не было столь изысканно, как гомосексуальная любовь. Он бранил себя за то, что не обладал такой утонченной натурой. Кавада же занимал ироничную позицию в отношении этого. Когда он, столь осмотрительный в таких делах, появился с этим красивым юношей, его приятели и его коллеги открыто уставились на них поверх своих стаканов.
Через некоторое время, когда Кавада отлучился в туалет, Мацумура небрежно покинул своё место и уселся на место Кавады. Перед официанткой рядом с Юити он сделал вид, что ведет деловой разговор, и сказал великодушно:
– О, господин Минами, мне очень нужно переговорить с вами кос о чем. Не могли бы вы поужинать со мной завтра?
Было сказано лишь это, он не отводил глаз от лица Юити, каждое слово, каждый слог был произнесен со смыслом, словно ставил камешки в игре го [150].
Юити ответил «да» прежде, чем сам это осознал.
– Вы придете? Хорошо. Я буду ждать вас завтра вечером в пять часов в баре отеля «Империал».
В общем шуме на это никто не обратил внимания. Когда Кавада вернулся на своё место, Мацумура уже опять сидел за своим столиком, непринужденно болтая и не смотря в их сторону.
Топкое обоняние Кавады, однако, быстро отмстило оставшийся запах от затушенной сигареты. Ему было больно делать вид, что он ничего не замечает, если эта боль продлится долго, он действительно придет в отвратительное расположение духа. Он опасался, что вызовет подозрения у Юити, и тогда ему придется признаться в причине своего угрюмого вида. Поэтому он предложил уйти, и после дружеского прощания с Мацумурой они вышли гораздо раньше, чем ожидали. Кавада подошел к машине и велел шоферу ждать там, пока они сходят в другой бар.
Затем Юити рассказал ему о том, что произошло. Юноша шел по изрезанной колеями мостовой, держа руки в карманах серых фланелевых брюк, и, опустив голову, сказал, словно о чем-то малозначительном:
– Господин Мацумура попросил меня встретиться с ним в баре отеля «Империал» завтра – он пожелал поужинать со мной. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Вот незадача-то! – Он прищелкнул языком. – Я хотел сразу сказать вам об этом, но как-то не совсем удобно было в том баре.
Радость Кавады, когда он услышал это, была безграничной. Этот высокомерный деловой человек, склонный к скромным радостям жизни, поблагодарил с прочувствованной признательностью.
– Боюсь, я действительно сделал из всего этого проблему, размышляя, сколько времени тебе понадобится после того, как Мацумура пригласил тебя, чтобы рассказать мне об этом. И поскольку ты не мог говорить об этом в баре, я бы сказал, ты уложился в наикратчайшее время, – сказал он.
В следующем баре Кавада и Юити составили план, как если бы заключали сделку. Мацумура и Юити не имели каких бы то ни было деловых отношений. Более того, Мацумура имел вид на Юити до этого. Подтекст приглашения был очевиден.
«Теперь мы сообщники, – сказал себе Кавада с едва сдерживаемой радостью. – Мы с Юити – сообщники! Наши сердца будут биться в унисон!»
Тон Кавады был деловым, нисколько не отличавшимся от того, каким он говорил в офисе президента компании. Он проявлял осторожность, когда официантка находилась поблизости, и проинструктировал Юити следующим образом:
– Теперь нам известно, что ты чувствуешь. Тебе не хочется навлекать на себя неприятности и звонить Мацумуре, чтобы отказаться от встречи. Тогда давай сделаем вот что. (В корпорации Кавада всегда говорил «сделайте это», он был не из тех, кто говорит: «Давайте сделаем…»)
Мацумура – хозяин в своей области, поэтому не стоит обращаться с ним бесцеремонно. Допустим, обстоятельства таковы, как они есть, и ты дал своё согласие. Почему бы тебе не пойти в условленное место? Прими его приглашение на ужин. Потом скажи: «Ужин был прекрасный, теперь я хочу угостить вас выпивкой». Мацумура пойдет с тобой, ни о чем не подозревая.
Устроим так, что я случайно окажусь в том же баре, куда пойдешь ты. Я буду ждать начиная с семи часов. Теперь, какой бар подойдет? Мацумура будет настороженно относиться к местам, куда хожу я, и не захочет туда пойти, поэтому будет неправильно, если я вдруг появлюсь баре, где никогда прежде не бывал. Все должно пройти очень естественно. Здесь по соседству есть бар, куда мы с тобой ходили несколько раз. Прекрасно. Если Мацумура станет отказываться, солги ему, что я никогда не бываю в этом барс. Как тебе это? Кажется, очень неплохой план.
Юити сказал:
– Согласен, давайте так и сделаем.
Кавада понимал, что ему первым делом утром придется отменить деловые встречи, назначенные на следующий вечер. До поры до времени они больше не стали пить вдвоем. Удовольствие, которое они получили той ночью, было безграничным. Кавада удивлялся, как только ему могла в голову прийти мысль порвать с этим молодым человеком.
На следующий день в пять часов Мацумура сидел в баре отеля «Империал», поджидая