щедрости, которая ведет к самопожертвованию, она быстро простила Юити, а пока наблюдала, как он спешит к столику, где ждала его жена, эта впечатлительная женщина запомнила его спину до мельчайшей морщинки на костюме.

Вернувшись туда, где он их оставил, Юити нашел госпожу Кабураги, обменивающуюся шутками с мужчинами, и Ясуко, скрепя сердце участвующую в общем разговоре, вместе с Сунсукэ. Сунсукэ хотел любой ценой избежать столкновения с Кёко перед этими людьми. Увидев возвращающегося Юити, он поспешил уйти.

Юити почувствовал себя неловко и предложил проводить Сунсукэ до лестницы.

Сунсукэ довольно рассмеялся, когда услышал, как поступила Кёко. Он потрепал Юити по плечу и сказал:

– Сегодня ночью, пожалуйста, забудь об играх со своим мальчиком. Этой ночью тебе лучше исполнять супружеские обязанности и обеспечить жене хорошее настроение. Кёко «случайно» встретится с тобой где- нибудь через несколько дней. Я дам тебе знать когда.

Старик обменялся с Юити молодецким рукопожатием. Он спустился по устланной красным ковром лестнице, ведущей к главному выходу, и машинально сунул руку в карман. Что-то укололо ему палец. Это была старомодная опаловая булавка для галстука. Не так давно он заезжал в дом к Минами, чтобы пригласить Юити и его жену покататься на автомобиле. Они уже уходили, но мать Юити пригласила этого знаменитого друга в гостиную и учтиво вручила ему булавку в память о своем умершем муже.

Сунсукэ с благодарностью принял этот дар. Он представил материнские чувства, которые, вероятно, она изольет на Юити позднее: «Когда отдаешь то, что тебе дорого, другому человеку, можешь смотреть на людей с гордостью».

Сунсукэ посмотрел на свой палец. Капля крови свернулась там, словно драгоценный камень. Давно уже на его теле не появлялось столь ярких красок. Он удивился изворотливости судьбы, которая предоставила возможность старухе с больными почками непреднамеренно нанести ему телесную рану просто потому, что она была женщиной.

В этом месте никто не спрашивал у Юити Минами его адреса. Его называли Ю-тян. Это было место, куда он приходил, чтобы встретиться с Эй-тяном, который нарисовал ему нелепую карту, похожую на детский рисунок.

Это была обыкновенная чайная, носившая название «У Руди» и открывшаяся после войны на углу улицы Юраку-тё. Позднее она стала клубом для мужчин определенного сорта. Мужчины, которые не знали, в чем дело, приходили туда группами, пили кофе и уходили.

Владельцем был евразиец во втором поколении – опрятный сорокалетний мужчина небольшого роста. Все называли этого умного дельца Руди. Юити стал называть его Руди в третий свой визит туда, подражая Эй-тяну.

Руди обитал в районе Гиндзы [39] двадцать лет. Перед войной он держал местечко с названием «Блюз» в Западной Гиндзе. Там у него были девушки и несколько красивых молодых официантов, поэтому гомосексуалисты время от времени заглядывали к Руди.

Мужчины, которые не скрывали своих пристрастий, обладали инстинктом животных, вынюхивающих себе подобных, и, как муравьи, влекомые сахаром, не пропускали места, которое имело хоть малейший признак того, к чему они так стремятся.

Трудно поверить, но долгое время Руди ничего не знал о существовании тайного мира подобного сорта людей. У него была жена и дети, но, когда дело доходило до других объектов привязанности, он полагал, что только у него существует такое странное отклонение. Он просто потворствовал своей склонности завлекать красивых мальчиков в свой ресторан. Когда он открыл чайную «У Руди» на Юраку-тё сразу после войны, то там всегда можно было увидеть пять-шесть таких официантов. Таким образом, место стало очень популярным среди людей другого мира и, в конце концов, стало чем-то вроде клуба.

Поняв это, Руди усовершенствовал свой бизнес. Он признавал, что, когда однажды эти мужчины придут сюда, чтобы внести немного тепла в свои одинокие жизни, им больше не захочется расстаться с этим местом. Он подразделял своих гостей на два типа: молодые, очаровательные, притягательные посетители, появление которых там приносило ему удачу; и щедрые, состоятельные гости, влекомые магнетизмом этого места, чтобы бездумно сорить деньгами. Руди усерднее заботился о представителях первой группы, но однажды, когда один из постоянных молодых гостей был приглашен одним из хорошо плативших посетителей пойти с ним в отель и сбежал, дойдя лишь до дверей отеля, Юити услыхал, как Руди отчитывал его:

– Ты портишь Руди репутацию, так? Ладно. Теперь увидишь, как я тебе помогу познакомиться с каким- нибудь приятным человеком!

Говорили, что каждое утро Руди тратит два часа на то, чтобы наложить косметику. Он тоже имел привычку, присущую гомосексуалистам, не в осуждение будь сказано, хвастать на публике:

– Мужчины строят мне глазки и смущают меня.

Руди считал само собой разумеющимся, что мужчины, которые пялились на него, все были гомосексуалистами. Даже малыши, которые ходили в детский сад, увидев его на улице, наверняка оборачивались в изумлении. Этот сорокалетний мужчина носил костюмы как у клоуна, а его усы изменяли свою ширину и направление в соответствии с настроением владельца.

Толпа, как правило, собиралась на закате. В музыкальном автомате чайной всегда были танцевальные пластинки: важно, чтобы личные разговоры не были слышны посторонним ушам. Когда обслуживался щедрый, с показным блеском посетитель, Руди имел обыкновение выдвигаться из-за столика в углу, где он всегда обосновывался, к стойке, чтобы взглянуть на счет. Затем уважительным тоном сам владелец произносил:

– Ваш счет, господин.

С такими церемониями гостю приятно было платить двойную цену.

Как только входил какой-нибудь мужчина, все посетители поднимали глаза. Он становился объектом всеобщего внимания. Кто мог гарантировать, что так давно искомый идеал вдруг не обретет форму, войдя в эту стеклянную дверь? Однако в большинстве случаев свет этих взглядов быстро угасал и разочарованно исчезал. Если молодой посетитель ничего не знал об этом месте, он удивлялся, услышав, если случалось, что музыкальный автомат почему-либо не работал, разговоры о себе шепотом за каждым столиком. «Кто он?» – вопрошали они, или: «Вот этот, он повсюду шляется!», или: «У него нос маловат, вероятно, и его инструмент не больше», или: «Мне не нравится, как у него выдается нижняя губа», или: «Он неплохо разбирается в галстуках», или: «Однако его сексуальная привлекательность равна нулю».

Каждую ночь из этих театральных лож открывался вид на сцену безлюдной ночной улицы, на которой наверняка можно было увидеть какие-нибудь сверхъестественные явления. Их можно назвать божественными, поскольку они были не так уж далеки от этого. Привкус более чистой и явной атмосферы набожности и ожидания чуда скорее чувствовался в сигаретном дыму клуба гомосексуалистов, чем в каком- нибудь из современных равнодушных храмов. За этой стеклянной дверью простиралось их идеальное общество, огромный город, задуманный в соответствии с их взглядами. Подобно многочисленным дорогам, которые ведут в Рим, бесчисленные невидимые улицы вели красивых юношей в клубы, подобные заведению Руди. Английский психолог Эллис [40] утверждал, что женщин пленяет мужская сила, но они не имеют представления о мужской красоте. Нечувствительные почти до слепоты, они имеют проницательный взгляд на мужскую красоту, не слишком отличающийся от взгляда нормального представителя мужского рода. Чувствительность к особой красоте мужчины есть исключительное свойство, присущее гомосексуалистам. Учреждение системы мужской красоты в греческой скульптуре в области эстетики должно было ждать появления Винкельмана [41], который сам был гомосексуалистом. Когда нормальный мальчик в первый раз сталкивается с лихорадкой гомосексуального восхваления (женщины не способны предоставить мужчине такую чувственную похвалу), он превращается в мечтательного Нарцисса. Разглагольствуя о собственной красоте, которая становится объектом его восхваления, он рисует себе идеальный образ, основывающийся на эстетических представлениях идеала мужчины в общем и становится законченным гомосексуалистом. Гомосексуалист от природы лелеет эти идеалы с младенчества. Его идеалы – это настоящие ангелы, не склонные ни к