живых родителях. Факты, один другого страшнее, посыпались на наши головы. Стали экстренно создаваться фонды, программы, отчисляться миллионные средства для изменения положения в этой области.

Но вправе ли мы успокаиваться? Не рождается ли на наших глазах новая трагедия? Где истоки общественной несправедливости? Эти и другие вопросы поднимаются в книге Ларисы Мироновой «Детский дом. Записки воспитателя», Москва, издательство «Современник», 1989 г.

Действие происходит в середине 70-х в сравнительно благополучном доме. Главная героиня, Ольга Николаевна, готовая отдать своё сердце детям с «не по возрасту уставшими душами», неожиданно открывает для себя какой-то дикий и противоестественный мир. Парадокс заключается в том, что противоестественным для неё оказывается не мир детдомовских детей, а мир взрослых, вполне образованных и зрелых дядь и тёть. Равнодушием и цинизмом поражены почти все работники этого «богоугодного» заведения, начиная с директрисы Людмил Семеновны и кончая кастеляншей, ибо так уж повелось здесь – «лучшие уходят, садисты приживаются»…

«Этика» детдома – «закон джунглей, если не ты сверху, то тебя подомнут…», «Воровство здесь процветает», «хамство и лень здесь узаконены»…

Думаю, что общая атмосфера ясна и читатель сам сможет ознакомиться с ней, открыв книгу. Поэтому остановлюсь на самых важных, ключевых проблемах этой хроники-исповеди. Сейчас много говорят о необходимости ломки стереотипов. Один из таких стереотипов в «Записках» – отношение к детдомовцам со стороны взрослых.

«Детдомовец – значит дебил» – такова его первооснова. Производные похуже – суть их можно выразить понятием «генетический детерминизм».

Чего только стоят рассуждения пионервожатой Татьяны Степановны:

«Они – генетические преступники», «материал с гнильцой», «разновидность животных»…

Что-то знакомое слышится в этих сентенциях, что-то очень похожее на расовые теории 30-х годов… Вот они, возможно, черные ростки фашизма! В проклёвывающемся социальном расслоении общества.

«Генетическая теория» достаточно популярна в вотчине Людмилы Семёновны, да и не только у неё – инспектриса из наробраза в открытую говорит о детдомовце: «Он генетически предрасположен быть холопом, так что права качать не будет».

Смотришь на этих людей и думаешь – вроде бы и не злодеи, люди, со своими недостатками. Что же заставляет их говорить о детях: «самое милое дело для детдомовца – работа в обслуге»?

Слепота? Цинизм?

С этих вопросов открывает Лариса Миронова иную грань своей книги, иную плоскость проблемы, ибо книга не только о детдоме, а, прежде всего о нас, о нашей жизни, нашей совести и о будущем нашего общества. Книга очень актуальна в наши дни, хотя с высоты 80-х многое, многое, описанное в ней, выглядит относительно «не страшно». Нет, например, садизма, изощренности, свойственных нашим дням, но зато есть беспокойство и боль за будущее, которое рождается сегодня, и зловещие черты которого уже вполне различимы. Имя им – бездушие, несправедливость, утилитаризм, именно они и способны породить самое злостное попрание прав ЧЕЛОВЕКА.

Страшно, но, читая книгу, начинаешь понимать, что зловещие утопии Хаксли и Оруэлла не так уж утопичны, как могло бы показаться…

Ведь то, против чего предостерегает Миронова, уже шествует победоносно по страницам сегодняшних газет и журналов, незаметно внедряясь в сознание масс в самых изощренно-невинных, казалось бы, формах.

Я с уважением отношусь к деятельности Детского Фонда им. Ленина, который возглавил писатель А. Лиханов, но чего стоит одна из его инициатив – «формирование детской промышленности» из детдомовцев. Создание «рабочих лицеев» при предприятиях (работных домов?!), где лицеисты будут изучать только рабочие специальности. («Правда», 14 октября 1988 г.) И это – с одновременным призывом необходимости для нашего общества формирования «интеллектуальной элиты».

Призыв к социальному расслоению общества налицо!!

Оценивая подобные факты, начинаешь понимать смысл «гуманизма» сегодняшних «прогрессистов», ибо логично сделать вывод, что и милосердие мыслится ими не как бескорыстный порыв, а как «экономически эффективное» предприятие, которое и умилит всех, и обеспечит превосходный рынок рабочей силы. И сегодня, когда, к сожалению, наше милосердие начинает незаметно перерождаться в очередную кампанию (наподобие антиалкогольной), Лариса Миронова, видя всю бесперспективность обращения в инстанции (где уже давно за всех всё решили), обращается «к читателю напрямую», «в надежде на то, что народ не допустит, чтобы дети и внуки наши бедовали горше, чем дети дней сегодняшних».

… «Отчего гнойники нравственного растления всё откровеннее проявляются в нас?»

Так заканчивает свою повесть «Детский дом» Лариса Миронова в журнальном варианте. В книге этого послесловия нет – бессмысленно сегодня кричать, когда все вокруг вопят (прошло с момента выхода журнала 2 года, многое в обществе изменилось – и не в лучшую сторону).

В повести есть ещё один редкий для нашей литературы персонаж – председательша завкома большого московского завода, она же директор базы отдыха в Сочи – Хозяйка (в журнальном варианте этот образ только намечен).

Вот кто правит бал!

Перед нею униженно лебезит «дирюга», её боится местное партийное и наробразовское начальство. Перед нею вытягиваются в струнку жители сёл под Сочи – а как же! Она – работодательница и от неё, в конечном счете, зависит достаток их семей.

Кто она, эта мадам?

Хозяйка умна, красива, подтянута и всегда эффектно выглядит.

Её тщеславие вполне удовлетворено – она добилась всего, чего хотела.

Её могущество – по тамошним меркам – беспредельно.

Этакая Рокфеллерша!

И вот, связанные одной порочной цепью, все эти хозяйки, старперши, дирюги плетут и плетут паутину интриг, душат в ней тех, кто не принимает правил их подлой игры, при этом люто ненавидя и презирая друг друга, всё туже сжимают петлю и на собственной шее… Потому что их жизнь – призрачна. Ложь и обман не могут длиться вечно. Всякая власть начинает отчаянно лгать при беспомощности.

Накануне своей гибели…

Мы не привыкли как-то всерьёз воспринимать первую пробу пера молодого автора. А зря!

Конечно, можно ограничиться прочтением первого плана повести: да, автор искренне, на пределе откровенности поведала нам о злоключениях своей героини (альтер эго автора). Но мы много как читатели потеряем, если не попытаемся проникнуть в глубины замысла писательницы. Приём, использованный Мироновой, не нов, повествование от имени «наивной» героини часто применяется, чтобы ярче и выразительней показать всю остроту проблемы. Мудрому, всевидящему персонажу, с первых страниц повествования уяснившему, с кем и чем имеет дело, читатель меньше склонен доверять. Он как бы приценивается ко всякому слову действующего лица, а за «наивным» героем идёт смело, не боясь подвохов. – ведь герой, а значит, и автор, как думает читатель, вот он – весь на ладони.

И вот здесь писатель как бы вводит в невольный обман читателя: увлеченно следуя за «простым» сюжетом, читатель незаметно для себя приходит к очень серьёзным выводам СОБСТВЕННЫМИ СИЛАМИ, как ему кажется, и это особенно ценно.

Читатель начинает понимать, что детский дом – это все мы, наше обманутое Отечество. В этом и заключается, так мне представляется, высшее умение писателя – заставить активно работать читательскую мысль и вычитать в произведении то, о чем автор напрямую, открыто вроде бы и не говорит. Думаю, отсутствие сделанности и прямой тенденциозности, удивительная прозорливость автора свидетельствуют о высоком профессионализме писателя и его своеобычной, яркой одарённости – тогда произведение пишется на одном дыхании, а прочитывается в один присест, от первой до последней страницы.

Таков автор «Детского дома» – молодой писатель Лариса Миронова.