возвращаюсь домой.
— А где ты живешь?
Денис уцепился за эту подкинутую ею возможность нового вопроса, как утопающий Хватается за спасательный круг.
— Ты все равно не знаешь этого города, — вздохнула Лика. — Ну что, долго мы еще будем вести такие беседы? Можем, займемся делом?
Она поднялась и медленно подошла к нему.
— Разве ты этого не хочешь? — вкрадчиво спросила она Дениса.
Самое удивительное, что он и вправду «этого» не хотел. Но промолчал, чтобы не обижать ее. Лика считает себя неотразимой, и правильно делает. Наверняка ни один мужчина не откажется, если она станет демонстрировать ему свои прелести, как это делает сейчас для Дениса. Надо же, как она напоминает Эмму! Но только Лика — живая, непосредственная, естественная. А Эмма была скована дурацкими манерами, как кандалами. Она не могла позволить себе многого, потому что должна была соответствовать своему образу, который уже сложился у окружающих. А Лика — другая…
Ладно, пусть будет так, как она хочет. Он еще успеет ей сказать — после того, что будет, что она ему очень нравится. И что он хотел бы продолжить их отношения, хотел бы узнать ее гораздо ближе, чем это позволяют интимные отношения, хотел бы узнать о ней все. Все: о ее вкусах, пристрастиях, любимых книгах, о ее родителях и школьных годах. Хотел бы посмотреть ее детские фотографии, которые наверняка умилили бы его. Хотел бы… — Ну что же ты? — простонала она, и Денис, сосредоточившись, неотвратимо погрузился в нее, как моряк с тонущего корабля погружается в пучину моря…
Куропаткин не мог уснуть, он все думал об Анжеле, вспоминал ее нежную шею с золотистым локоном, выпавшим из прически, ее женственную фигуру с тонкой талией и округлыми, совершенными бедрами, ее прелестную грудь, мягкий подбородок, полные губы и чувствовал себя дураком. Он пытался оправдаться тем, что Анжела — это мечта любого художника, но правда заключалась в том, что он уже давно не художник и никогда им не будет. А его нынешняя профессия не оставля-5 ет никакого простора для романтики, она вся построена на логических выводах и умозаключениях, в отличие от фантазий и эмоций, которые необходимы художнику.
Чтобы отвлечься от мыслей об этой женщине, следователь встал, поставил чайник и открыл домашний фотоальбом. Он рассматривал фотографии, на которых были изображены смеющаяся жена, маленький Вовка, да и он сам, Вовка-большой, и ему стало немного легче.
Отчего-то убийство Эленберга не нравилось ему больше остальных. И вообще вся эта троица — Корнилов, его жена и свежеубиенный Эленберг — не вписывалась в общую картину с предыдущими тремя убийствами.
Куропаткин подумал, что надо бы проработать еще одну версию. Вероятно, на Корнилова и на Эленберга напал один и тот же человек. Просто покушение на Корнилова не удалось, но, значит, будет совершено новое. Может быть, кто-то решил уничтожить всю эту семью?
Он пожалел, что не поговорил с Денисом сегодня вечером. Этот мужчина был ему симпатичен, даже несмотря на то, что женщину привел к себе в номер. Как он может осуждать Дениса, если сам чуть не стал жертвой любовных чар Анжелы? А ведь Куропаткин думая о жене и сдерживался только благодаря ей, а жена Корнилова погибла. Вот так.
Он налил кофе и закурил, с тоской подумав, что, видимо, никогда ему не избавиться от этой дурной привычки. Сигарета помогала думать, она была его единственным другом по ночам, и отказаться от нее он был не в силах.
Если на Эленберга и Корнилова напал один и тот же человек, значит, надо искать его среди знакомых этих двоих. Но этим будет заниматься уже не Куропаткин. Московским операм прибавится работы, а у капитана своих три трупа…
И надежды найти преступника в окружении Марика Седова, адвоката, тоже не оправдались. Он никогда не вел крупные уголовные дела, не был известным адвокатом, не защищал мафиози. Был самым обычным защитником. А два года назад у него умерла какая-то дальняя родственница за границей, и Марик унаследовал все, что у нее было. Было не так много, но, если не транжирить, можно не работать до конца дней. Седов этим и воспользовался. Он, как оказалось, вел юридическую рубрику в местной газете и был доволен своей жизнью.
Круг замкнулся. Следователь цинично подумал, что, возможно, следует ожидать еще один или два трупа, прежде чем найдется зацепка во всех этих убийствах. Либо все они и впрямь случайные жертвы случайной знакомой, очевидно, больной психически.
Он взял лист бумаги и разделил его на две части, В одной из них написал фамилии троих убитых мужчин, а в другой — фамилию «Эленберг». Подумав, он добавил сюда же и Корнилова.
И в каждой части написал по пунктам все версии, которые ему предстояло отрабатывать.
К шести часам утра Куропаткин вдруг обнаружил, что его рука сама по себе рисует на свободной части листа небольшой портрет. Он быстро принимал очертания самой желанной женщины на свете — Анжелы.
Куропаткин изумленно воззрился на нее, а потом закрыл лицо руками. Неужели она никогда не оставит его в покое?
— Что у тебя с головой? — поинтересовалась Лика, разглядывая его. Ей не было интересно, но этот мужчина сидел, как на иголках, и его следовало расшевелить, заставить расслабиться.
— Ударили, — пожал плечами Денис. — Кстати, я хотел об этом с тобой поговорить.
Он даже обрадовался, что нашлась тема для разговора и что Лика наконец умерит свой пыл.
— Поговорить о том, как тебя ударили? — удивилась она. — Извини, я не медик…
— Да нет, не об этом. То есть об этом, но не совсем, — смешался Денис. — Я вот что хотел у Тебя узнать: ты не видела кого-нибудь подозрительного позавчера вечером?
— Позавчера? — задумалась Лика. — А где?
— В зарослях олеандра у санатория, здесь недалеко, знаешь? Там еще скамейка стоит.
Она кивнула. Эту скамейку она очень хорошо знала. И отлично помнила, как провела позавчерашний вечер. Именно тогда она познакомилась со следователем, предавшим ее. Значит, это на Дениса было совершено нападение? Куропаткин ведь рассказал ей, что искал металлический предмет, которым ударили потерпевшего. Ага, значит, этот человек с пластырем на голове — потерпевший. Ну что же, это все равно ничего не меняет — ни для него, ни для нее.
— Я видел, как ты шла по дорожке мимо зарослей, потому что сам в них сидел, — объяснил Денис. — А потом я отвернулся и вскоре почувствовал удар.
— Не хочешь ли ты сказать, что это я тебя ударила? — усмехнулась Лика, приподнимая подол платья, обнажая изящные щиколотки. Она знала, что некоторых мужчин сводят с ума именно щиколотки, такие, как у нее, и узкие небольшие ступни с аккуратным неброским маникюром. Но Денис даже не посмотрел на ее ноги. Он был увлечен разговором о нападении на него.
— И еще у тебя в руках был какой-то предмет, такой длинный, — робко добавил Денис. Он понимал, что выглядит смешным, но его действительно интересовал этот момент, к тому же он хотел, чтобы Лика просто поговорила с ним. Но у него ничего не вышло.
— Забудь, — небрежно бросила она. — Это какой-нибудь хулиган… А у меня в руках был цветок с длинным стеблем, наверное, его ты и видел.
Денис подумал, что она права. Потому что Лика шла чуть боком к нему и он вполне мог видеть только длинный стебель, а бутон — нет. Но он не оставлял своей попытки разговорить ее.
— Но ты в это время шла мимо, может, ты….
— Нет, — отрезала Лика. Ее этот разговор уже стал утомлять. — Я ничего не видела. И никого.
Она вспомнила рыжего маленького человечка, который пытался изнасиловать ее в тот же вечер в тех же кустах. Она с ним расквиталась. Он получил по заслугам. Но вот зачем он появился в зарослях в такой поздний час? Не затем ли, чтобы найти металлический прут, который обронил немного раньше, напав на Дениса?
Лика была уверена, что все так и было. Но ей не хотелось рассказывать все это своему очередному
