Отчего-то я постоянно провожу аналогии, параллели с Великой Отечественной войной. Пытаюсь сравнивать, что именно и как происходило тогда и сейчас — здесь!
Мы толком-то правду и про Отечественную войну не знаем. Только те, кто там был, могут нам рассказать. И, наверное, поэтому я постоянно веду немой диалог с соседом по даче, фронтовиком. Вспоминаю его нехитрые истории. В память солдата врезается не то, что он участвовал в каком-то громадном сражении. А то, как именно это было, что происходило вокруг него самого.
И снова мне вспомнилось, как мои предшественники — сотрудники СмерШа отправили его в СССР из Норвегии, воспротивились особисты женитьбе солдата на беременной аборигенке.
И попал дед в далеком уже 1945 году в Мурманскую область. Нес службу по охране ЛЭП (линия электропередач). Вдвоем они несли службу. Участок ответственности — 20 км. День-ночь, бредешь по просеке, смотришь, чтобы никто не подключился к ЛЭП, не спилил опору, или еще какую пакость не устроил. Скучно. Однообразно. Готовили по очереди из завезенных продуктов. Каша «кирзовая», да овощи сушенные. Летом грибы были, а зимой? Зверя война распугала, не взять зверя. Несколько раз зайцы в петли попадались. Вот тогда и был праздник живота.
И начали солдаты осматривать окрестности. Может нора звериная попадется, или еще чего полезное сыщется.
И нашлось! Кто ищет, тот всегда найдет! Найдет и перепрячет! Нашли они со своим напарником немецкий ДОТ (длительная огневая точка). В скалу был спрятан. Просто так его не возьмешь. Справа и слева проходы между сопок — спереди ровная площадка. Все простреливается из пулеметов. Сзади и сверху — скала. С воздуха надо очень постараться, чтобы разбомбить это укрепление. И замаскировано инженерное сооружение тоже было будь здоров! Не сразу и поймешь, что там что-то есть.
Но заметили его наши солдаты и пошли. Шли аккуратно на снегоступах, под снегом могли быть и мины. Подошли. Дверь прикрыта, но не закрыта. Было видно, что покидали немцы в спешке свое логово. Вещи раскиданы, оружия-патронов много. Бежали, чтобы не попасть в «мешок» советских войск. Не пошли русские этой дорогой, а немцы их ждали, надолго могли задержать войска, но так и не пригодилась им эта длительная огневая точка.
Вещи мало интересовали наших героев. Главное — кухня. На плите стояла полная кастрюля каши с мясом, но за давностью лет высохла она, и плесень, что поселилась на ней, тоже высохла.
Зато консервов было множество. Был сделан погреб с ледником, а там — мясо! И ничего не сделалось этому мясу! Стали искать друзья спиртное. И нашли. Маленькая каморка и дверь закрыта на ключ. Если закрыто — значит там что-то ценное! Разломали дверь. А там — бочонок рома для офицеров и двухсотлитровая бочка со шнапсом. Не водка, не спирт, а немецкий шнапс. Сгодится!
И начали они перетаскивать все это добро-богатство на самодельных волокушах в свою землянку. Забили ее доверху. Четыре дня таскали. Пять километров туда, пять — назад. Плюс Север, мороз за минус тридцать давит, нехватка кислорода.
Шнапс таскали в чайниках и кастрюлях. Всю посуду у немцев взяли. А потом уже прикатили пустую бочку и перелили. Немного отлили и спрятали в снегу неподалеку, туда же зарыли бочонок с ромом.
Своим друзьям — соседям по участкам слева-справа, отлили спирта, отсыпали консервов, оттащили, складировали под «пограничной» опорой передач.
Слух о богатстве, которым располагал мой дед-сосед разнесся мгновенно по опорам ЛЭП. И потянулись ходоки вереницей. На каждый пост дед наливал чайник шнапсу, а за продуктами посылал в ДОТ.
Но командование тоже услышало про богатство. И солдаты пьяные стали попадаться, да еще и просить, чтобы им каши «дробь 16» подвезли. Приехали. Тот шнапс, что в бочке оставался, быстро конфисковали, продукты в землянке не тронули, но все добро, что немцы в ДОТе бросили, прибрали и вывезли. А дед с напарником еще долго не спеша потягивали трофейный ром, а когда закончился — перешли на остатки шнапса.
Дед рассказывал эту историю и закрывал глаза, вновь переживая те времена. Ром, по его словам, был восхитительный. Рассказывал, что однажды даже ездил в те места в семидесятых годах. Но так и не нашел ни своей землянки, ни ДОТа, многое изменилось и ЛЭП там больше на деревянных столбах не стоит.
Эх, мне бы сейчас в такую же земляночку с бочонком рома, годовым запасом консервов. Ни тебе чеченцев, ни бандитов, ни их пособников. Только природа. И спать можно пока не посинеешь.
А потом… Потом как будто свет в голове выключили. И я уснул.
Разбудил меня громкий рык Калины. Он за что-то отчитывал дневального. Судя по высказываниям и междометиям, получалось, что провинность была пустяшная, только вот ревел Андрей Калинченко как белый медведь в жаркую погоду.
Убил бы гада!
Он распахнул дверь и заорал с порога:
— Саша, вставай!
— Иди на хрен! Я только лег! — буркнул я, натягивая одеяло.
— Меня чеченский прокурор допрашивал! — он сдернул с меня одеяло.
— Пошли его туда, куда я тебя послал! Уйди, сволочь! — я уже понял, что поспать не дадут. Сел на край кровати, протер глаза, растер лицо.
— Я пойду умоюсь, а потом тебя послушаю.
— У тебя выпить есть? — Калина обшаривал глазами комнату-кабинет в поисках спиртного.
— Ты только для этого меня разбудил? — я начинал злиться. — Тебе здесь что — винная лавка?
— Нет, просто чекисты пьют меньше, чем простые военные. У вас должна быть чистая голова…
— Руки должны быть чистыми! — ответил я. — Чтобы заразу не подцепить. А голова должна быть холодная…
— Ага, а ноги должны быть теплыми, — парировал Андрей.
— Сердце должно быть горячим. Про остальные органы человека «Железный Феликс» ничего нет говорил, — ответил я, умываясь водой из графина.
— Так у тебя есть выпить? — настаивал Калина.
— Выпить есть! — жестко ответил я. — Но если ты мне расскажешь, что разбудил меня из-за какой-то фигни — не получишь ни капли. На твоих глазах выпью стопку, запью кофе и уберу бутылку. Понял?
— Ну, ты и садист! — уважительно отозвался разведчик. — Я бы так не смог. А ты знаешь, что питие в одиночку — это первый признак алкоголизма?
— Ну-ну. А безалкогольное пиво — первый шаг к резиновой женщине. Ты это знаешь?
— Пиво безалкогольное не пью. Это извращение. — Андрей скорчил гримасу.
— Рассказывай, а я подумаю, сэкономить мне спирт или нет. — Я причесал волосы и усы, потом закурил.
— Вызывали меня к начальнику штаба, а там этот старлей. — Андрей показал, какого росточка этот прокурорский работник.
Оно и понятно, что при его медвежьей комплекции чеченский следователь смотрелся пигмеем.
— Ну, этот и спрашивает у меня, мол, а кто руководил операцией?
— И кто руководил? — спросил я.
— Как кто? — удивился Андрей. — Конечно же ФСБ!
— Сдал, значит, нас. Понятно. Минус одна стопка. Давай дальше. — Я понимал уже, куда клонит этот чеченский следователь.
— Но-но! Ты так не говори. Ишь ты! «Минус одна стопка!» Я так тебе больше ничего не скажу!
— А я тебе ничего не налью. Алкоголик-тунеядец. Мало того, еще и «стучит» в прокуратуру!
— Так там были и русские прокурорские. Они с Ханкалы приехали с предписанием или постановлением. Короче, с бумагой приехали. Ни командир, ни начштаба ничего сделать не могли.
— Тоже понятно. Перевели «стрелки» на нас.
— Так затея-то ваша!
— А ты что — испугался?
— Нет. Как было дело, так я и говорил. За спиной у этого чеченца сидел прокурорский, но наш — русский, он корчил рожи, когда я что-то не то нес.
— Значит и в прокуратуре есть нормальные люди. Это хорошо. Дальше. Конкретно, что спрашивал?
— А ты наливай!
