организации человека. Человек неспособен к продолжительному наблюдению за своей личностью, т.е. за всеми её различными сторонами. Это может сделать только школа, школьные методы, школьная дисциплина; человек чересчур ленив; многое он будет делать без должной напряжённости или же вообще ничего не станет делать, воображая при этом, что нечто делает. Он будет напряженно работать над чем-нибудь таким, что не нуждается в напряжённости, и пропустит те моменты, где эта напряжённость насущно необходима. Человек щадит себя; он боится сделать что-то неприятное. Самостоятельно он никогда не достигнет необходимой интенсивности в работе. Если вы наблюдали за собой, вы согласитесь с этим. Когда человек ставит себе какую-то задачу, он очень скоро начинает потакать себе, стараясь дать на эту задачу простейший ответ и т.д. Это не работа. В работе учитываются только сверхусилия, т.е. усилия, превышающие нормальные, необходимые; а обычные усилия в счёт не идут.

— Что значит 'сверхусилие'? – спросил кто-то.

— Это усилие, превосходящее то, которое требуется для достижения данной цели, – отвечал Гурджиев. – Вообразите, что я шёл пешком целый день и очень устал. К тому же стоит плохая погода, холодно, льёт дождь. Вечером я прихожу, домой, пройдя, скажем, сорок вёрст. Дома готов ужин, так тепло и уютно. Но вместо того) чтобы сесть за ужин, я вновь выхожу под дождь, чтобы пройти по дороге ещё три версты и лишь потом вернуться домой. Это и будет сверхусилие. Когда я шёл домой, я совершал обычное усилие, которое не в счёт. Я шёл домой; холод, голод – всё это подгоняло меня. А во втором случае я иду потому, что сам решил идти. Подобного рода сверхусилия становятся ещё труднее, когда я решаю идти не сам, а повинуюсь учителю, который в непредвиденный момент требует от меня свершения новых усилий, когда я решил, что на сегодня усилий хватит.

'Другая форма сверхусилия – это выполнение какой-либо работы в более быстром темпе, чем требует характер этой работы. Вы делаете что-то, скажем, моете полы или колете дрова. Это работа на час. Сделайте её за полчаса – это и будет сверхусилием.

'Но в обычной практике человек не способен на последовательные и длительные сверхусилия. Для того, чтобы их совершать, необходима воля другого человека, которой чужда жалость и которая обладает методом.

'Если бы человек мог работать над собой, всё было бы просто, и школы не требовались бы. Но он на это неспособен, и причины лежат глубоко в его природе. Я на мгновение оставлю его неискренность по отношению к самому себе, постоянную ложь и т.д. и рассмотрю только разделение центров. Одно это уже делает невозможным ведение человеком самостоятельной работы над собой. Вы должны понять, что три главные центра – мыслительный, эмоциональный и двигательный – связаны друг с другом и у нормального человека работают согласованно. Их согласованность и представляет главную трудность в работе над собой. Что означает такая согласованность? Она означает, что определённая работа мыслительного центра связана с определённой работой эмоционального и двигательного центров, т.е. известного рода мысли неизбежно связаны с известного рода эмоциями или душевным состоянием, и с известного рода движениями или положением тела; одно вызывает другое; определённые эмоции или душевные состояния, вызывают определённые мысли и движения, а определённые движения или позы вызывают определённые эмоции и так далее. Всё связано, и одно не может существовать без другого.

'Теперь представьте себе, что человек решает думать по-новому. Но чувствует он по-старому. Вообразите, что ему неприятен Р. (он указал на одного из присутствующих). Неприязнь к Р. немедленно вызывает старые мысли, и он забывает о своём решении думать по-новому. Или, предположим, он привык курить, когда задумывается. Это двигательная привычка. Он решает думать по- новому, но закуривает сигарету – и думает по-старому, даже не замечая этого. Привычное движение – зажигание сигареты – повернуло его мысли по старому пути. Вы должны помнить, что человек не может самостоятельно избавиться от этой согласованности. Здесь нужна воля другого человека, нужна палка. Единственное, что может делать человек на известной ступени, желая работать над собой, – это повиноваться. Самостоятельно он ничего не в состоянии сделать.

'Более, чем в чём-либо ином, он нуждается в постоянном руководстве и повиновении; за ним нужно наблюдать. Он не может наблюдать за собой постоянно. Кроме того, он нуждается в определённых правилах, для выполнения которых необходимо, во-первых, некоторого рода вспоминание себя; во-вторых, их выполнение помогает в борьбе с привычками. Всего этого человек сам сделать не может. В жизни всё устроено слишком удобно, и это мешает работать. В школе человек находится среди других людей, которые попали туда не по его выбору, с которыми может оказаться очень трудно жить и работать; в школе обычно бывают неудобные и непривычные условия. Это создаёт напряжение между ним и другими; такое напряжение необходимо, потому что оно постепенно сглаживает острые углы.

'Далее, правильно организовать работу над двигательным центром можно только в школе. Как я уже говорил, неправильная, независимая или автоматическая работа двигательного центра лишает опоры другие центры, и они невольно следуют за двигательным центром. Поэтому единственная возможность заставить другие центры работать по-новому нередко состоит в том, чтобы начать с двигательного центра, т.е. с тела. Ленивое, автоматичное, полное глупых привычек тело прекращает любую работу.

— Но существуют теории, – сказал один из нас, – о том, что человек должен развивать духовную и моральную сторону своей природы; добившись результатов в этом направлении, он не будет встречать препятствий со стороны тела. Возможно это или нет?

— Да и нет, – сказал Гурджиев. – Всё дело в одном 'если'. Если человек достигнет совершенства в моральной и духовной природе, не встречая препятствий со стороны тела, тело не будет мешать его дальнейшим достижениям. Но, к несчастью, этого никогда не бывает, потому что тело мешает с первого же шага, мешает своим автоматизмом, своей привязанностью к привычкам, но более всего своим неправильным функционированием. Развитие моральной и духовной природы без помех со стороны тела теоретически возможно, но это справедливо лишь в случае идеальной работы тела. А кто может сказать, что его тело работает идеально?

'Кроме того, в самих словах 'моральный' и 'духовный' скрывается обман. Я уже нередко объяснял раньше, что, говоря о машинах, нельзя начинать с их 'моральности' или 'духовности'; нужно начинать с их механичности и с законов, управляющих этой механичностью. Бытие человека номер один, номер два и номер три – это бытие машин, которые могут перестать быть машинами, но всё же не перестали быть ими'.

— Но разве невозможно на волне эмоций сразу же перенестись на другой уровень бытия? – спросил кто-то.

— Не знаю, – ответил Гурджиев, – мы опять говорим на разных языках. Волна эмоций необходима, но она не в состоянии изменить двигательные привычки; сама по себе она не заставит центры работать правильно, если эти центры всю жизнь работали неправильно. Чтобы изменить и исправить всё это, требуется особенная, длительная работа. Тогда вы и говорите: перенести человека на другой уровень бытия. Но с этой точки зрения человек для меня не существует. Есть сложный механизм из множества сложных частей. 'Волна эмоций' появляется в одной его части, а другие части, возможно, не будут ею затронуты. В машине невозможны никакие чудеса. Уже одно то, что эта машина способна измениться, достаточно чудесно. А вы хотите, чтобы были нарушены все законы.

— А как же разбойник на кресте? – спросил кто-то из присутствующих. – Есть в этом что-то или нет?

— Это совсем другое дело, – возразил Гурджиев, – и здесь иллюстрируется совсем иная идея. Во- первых, дело происходило на кресте, т.е. среди ужасных страданий, подобных которым обычная жизнь не знает; во-вторых, в момент смерти. Речь идёт о последних мыслях и чувствах человека. В обычной жизни они проходят, сменяясь другими, привычными мыслями. В жизни не может быть продолжительной волны эмоций, поэтому она и не может вызвать перемену бытия.

'И далее, нужно понять, что мы говорим не об исключительных случаях, которые могут возникнуть, а могут и не возникнуть, а об общих принципах, о том, что случается с человеком ежедневно. Обычный человек, даже если он и придёт к пониманию необходимости работы над собой, остаётся рабом тела. Он раб не только известной и видимой деятельности тела, но и раб его невидимой и неизвестной деятельности, и как раз именно она держит его в подчинении. Поэтому когда человек решил бороться за свободу, он в первую очередь должен бороться с собственным телом.