часть «левой» интеллигенции. В прокоммунистических симпатиях обвинялась дирекция Баухауза, который называли «гнездом спартаковско-еврейским». Идеи единства понятий «большевики», «марксисты», «евреи» усилились, когда министром образования стал фашист Вильгельм Фрик. Центром культуры нового рейха стал Мюнхен. Возник Народный дом немецкого искусства, устраивавший торжественные манифестации нарядной толпы в «антикизированных» одеждах с красными стягами и свастикой. Новое искусство главным образом воспевало сильного человека, войну, здоровый крестьянский быт, индустрию и не было лишено некоторой сентиментальности и легкой эротичности «мифологических сцен». Все произведения исполнялись в реалистической традиции, напоминающей отголоски стиля «Родного искусства» рубежа XIX — XX вв. Вдохновляющий пример — период до импрессионизма, который рассматривался уже как «не немецкое явление». Ему наследовали экспрессионизм и дадаизм. Все художники этих «измов» в 1937 г. представлены были перед публикой как выразители «дегенеративного искусства». Им запрещалось работать, картины их сжигались или продавались за границу, исключались из музейных собраний и галерей. Многим удалось покинуть пределы родины, другим пришлось уйти «во внутреннюю эмиграцию»; многих снова отправили в окопы. Авангардистская культура на территории Германии была уничтожена. Гитлер указал на книгу «Деградация» (1893) М. Нордау, который рассматривал биологический упадок нации со времен Гете. Художники авангарда якобы иллюстрировали этот «упадок». Их обвиняли в оскорблении национальных чувств и в отсутствии лояльности к отечественной традиции. На выставке были показаны произведения экспрессионистов, дадаистов, футуристов, представителей абстрактного искусства и «Новой вещественности». Каталог выставки с воспроизведениями работ художников сопровождался комментарием и фотографиями калек и тяжело больных людей. Так наглядно доказывалась «дегенеративная деформация», применяемая этими мастерами.

В России авангардные открытия 10-х гг. переживались и переосмыслялись до 1932 г. В 20-е гг. стали популярны лозунги «искусство — в жизнь» и «искусство — в производство». «Утвердители нового искусства» рассматривали супрематизм К. Малевича как форму возможной реорганизации всей системы жизни. Рядом с этой группой, действующей в Витебске и Ленинграде, имела большое значение группа П. Филонова, разрабатывавшая свои идеи в школе «аналитического искусства». Продолжали развиваться идеи кубофутуризма, конструктивизма, неоклассицизма. Активно действовали объединения «Бубновый валет», «4 искусства», «13», «Нож» и др. Однако наиболее смелые и энергичные экспериментаторы покидали страну, в их числе М. Шагал, В. Кандинский, А. Певзнер, Н. Габо и др. Оставшиеся мастера или мечтали уйти в «производство» (существовала и особая «эстетика производственного искусства»), или склонялись к самоповторению, стилизации, компромиссу с традициями и «классикой». К началу 30-х гг. за судьбами искусства в стране начинает следить государство, все самостоятельные объединения упраздняются и начинает насаждаться официальная доктрина «социалистического реализма».

В 1924 г. французский поэт Андре Бретон издал «Манифест сюрреализма», и эта дата рассматривается как начало развития нового авангардистского движения. Оно возникло в нужный момент, когда заканчивались ранние эксперименты, когда пронесся вихрь дадаистического нигилизма и все представители нового искусства, включая и «старую» гвардию, стали искать, конечно, используя и опыт прошлого, выход из заметного кризиса концепций. Их было найдено, скажем прямо, немало. Однако сюрреализм стал самым главным: его поддержали многие поэты, живописцы, скульпторы. Более того, течение это завершалось где- то в 1960—1970-е гг., так что у него почти полувековой, если считать «по гамбургскому счету», путь развития. Наряду с экспрессионизмом и абстрактным искусством оно нередко рассматривалось (и апологетами и критиками), как течение, характеризующее важнейшие черты художественного мышления XX столетия.

Вначале было слово, и слово это — «сюрреализм». Тут вовсе не имеется аллюзий на библейский текст; так было в действительности. Гийом Аполлинер, великий провокатор авангарда в изобразительном искусстве, в 1903 г. написал бурлескный фарс «Сосци Терессии», где героиня превращается в мужчину, а ее муж рожает детей. Пьеса эта была поставлена в 1917 г. и имела подзаголовок «сюрреалистическая». Слово «сюрреализм» Аполлинер произносит в том же году и в отношении программы балета Эрика Сати «Парад» (сценарий Ж. Кокто, декорации П. Пикассо). Сперва Аполлинер хотел употребить выражение «сюрнатуралистическая», но потом вспомнил, что слово это имело уже определенную традицию: Жерар де Нёрваль пользовался термином «супернатурализм», а Шарль Бодлер — «сюрнатурализм». Но и термин самого Аполлинера из этой же «породы».

Аполлинеровское новое слово запомнилось многим, и какое-то время оно циркулировало по Парижу «инкогнито». Первоначально оно было направлено против традиций постскрибовской комедии, мещанства, символизма. Затем значение его стало заметно расширяться. На страницах официальной французской прессы этот термин появился только в 1934 г.; до этого он использовался преимущественно в кругах группы Бретона. Неологизм Аполлинера пришелся по вкусу, хотя этот поэт и теоретик авангарда не стремился придать ему доктринерский смысл. Слово быстро распространилось, стало в кругах богемы модным, добавим, еще и потому, что мэтр являлся идолом нового искусства.

Возможно, что в более или менее адекватной форме термин использовал П. Дерме в первом номере авангардного журнала «Эспри нуво» в 1920 г. И. Голл на протяжении всей своей жизни утверждал, что именно он осенью 1924 г. придал этому термину субстанциональную ценность. И сам поэтому характеризовал себя как самого «верного» и «закоренелого» сюрреалиста. Дерме же рассматривал «сюрреализм» как обозначение «панлиризма». Наконец, Р. Кревель трактовал этот термин как обозначение снов, переведенных на язык искусства (хотя, может быть, и сами сны своего рода индивидуальное творчество и искусство каждого человека). Впрочем, споры давнего времени об оригинальности открытия термина и приоритета такого открытия все же идут мимо цели. Если бы не активность Бретона, ставшего неким мотором нового движения, то термин этот остался бы манерным, наподобие тогда же модных «гонгоризм», «орфизм», «эфюизм». Бретон придал ему обаяние мечты, бессознательности и бунта. Из текста 1924 г. видно, что начинающий поэт был далек от изысканности и категоричности определения сюрреализма. Бретон скорее описывает новую ориентацию, дав ей название, которое уже было не чуждо авангарда. Так что термин может пониматься по-разному. Одно понимание существует для Бретона и его круга, другие — для тех, кто с ним по разным причинам конфликтовал. Существует и обыденное понимание сюрреализма; так обозначается что-то фантастическое, эксцентрическое, безумное. Впрочем, в последнем понимании в какой-то степени повинны и сами сюрреалисты, когда в 1936 г. в Нью-Йорке устроили выставку «Фантастическое искусство, дада и сюрреализм». В числе «исторических предшественников» были названы и душевнобольные.

Все же нельзя не заметить, что сюрреализм складывался под воздействием Бретона. Это оценивалось и положительно и отрицательно, но так, во всяком случае, действительно было. Бретон воспринял многие идеи дадаизма. Однако для него много значила и собственная французская традиция, начиная с «Манифеста символизма» поэта Ш. Морреаса. Ее, эту традицию, для него во многом представлял Аполлинер. Ведь этот поэт, опираясь на романтиков «неистовой прозы» и поэзию символизма, заметивших дарование Матисса, Пикассо, Леже и Делоне, всегда искал неповторимого, при этом настолько, что таким хотел видеть и самого себя; об этом он писал в письме к Раулю Дюфи: «Я — удивительный». Бретон позже во многом ему вторил, поговаривая, что изумительное всегда прекрасно. Аполлинер в 1905 г. посвящает специальную статью творчеству Пикассо, в 1907 — хвалит Матисса, в 1908 — произносит на банкете речь в честь А. Руссо и тогда же пишет предисловие к каталогу выставки Брака, сближается с Делоне (в 1912 г. сочиняет поэмы на темы «Окна» этого художника). В 1913 г. Делоне едет в Берлин, чтобы познакомиться с деятельностью «Синего всадника», видит работы Кандинского, Маркд, Клее и Макке. Он внимательно присматривался к произведениям Шагала и де Кирико, посвящая им поэмы. Не будем уж говорить о футуристах, он знал их достаточно хорошо. До самой своей смерти Аполлинер готовил все то, что потом «обобщил» Бретон; потому, пользуясь чужими словами, Аполлинер — «протосюрреалист». В последние годы с этим «протосюрреалистом» дружил Бретон.

Наисложнейшие отношения у сюрреалистов сложились с дадаистами и в эстетическом плане, и в