живет, а также в других палубных надстройках.
В эту минуту Кар поднял голову и увидел на крыше штурманской рубки Котовая; он стоял и внимательно смотрел куда-то.
Штурман выпрямился и, ничего не сказав своим помощникам, крикнул матросу:
— Вахтенный!
— Есть!
— Что случилось?
— Вроде выстрелы послышались с торосов, куда ушли наши звероловы.
— А мы ничего не слышали, — сказал Кар и повернулся к помощникам: — Да-да. Вот так именно и вы, Лейте, в хлопотах не услышали тех звуков. — Помолчав, штурман добавил: — Так вот, я считаю, что с сегодняшнего дня мы должны внимательно следить за тем, что делается на палубе. Вы понимаете теперь, почему я установил беспрерывное дежурство вахтенных на палубе и почему, когда на вахте стоит Павлюк, я прошу вахтенного штурмана палубы не покидать.
Луна спряталась за горизонтом, берега острова исчезли из виду, мгла окружила пароход. Только звезды мерцали в небе и в синеватом мраке прятались заснеженные ледяные просторы.
— Что-то наши охотники задержались, — встревожился Кар. — Не заблудились бы в темноте. Лейте, зажгите огни.
Лейте пошел выполнять приказ. Но, прежде чем он успел зажечь фонари, моряков встревожил крик Котовая:
— Отто Рудольфович! На берегу огонь!
Кар и Запара посмотрели в сторону острова.
Там сквозь ночную мглу светился огонь. Большое пламя то разгоралось, то гасло, как будто кто-то время от времени подливал в него керосин. Стоявшие на палубе замерли. Но вот чуть поодаль вспыхнул новый огонек, а за ним еще один и, наконец, еще один. Четыре огня пылали на берегу острова Лунной Ночи.
Г л а в а XIII
Если бы Степа за минуту до того, как выстрелить, повернулся и посмотрел на высокий десятиметровый торос, торчавший поблизости, он бы очень удивился. На верхушке этого тороса он увидел бы освещенную луной фигуру высокого человека. Теперь этот человек лежал у подножия тороса. Он поскользнулся и упал на мелкие обломки льда.
Остроглазый Вершомет первым увидел распростертого человека.
— Кто это? — спросил Степа.
— Кто-то из наших товарищей, — встревоженно ответил Вершомет.
Но, наклонившись над человеком, он никак не мог узнать, кто это.
— Ростом с Кара, — бормотал он, — шапка вроде Запары, но что за тулупчик? Из песцового меха. Такого нет ни у кого из наших.
— Что он, мертвый? — спросил Степа.
— Сейчас узнаем, — не спеша ответил Вершомет и, перевернув человека на спину, засунул ему руку за пазуху.
— Живой, — сказал он, вглядываясь в его лицо.
Чтобы рассмотреть его, было еще достаточно светло от луны. Лицо было залито кровью, и, возможно, это изменило его выражение. Во всяком случае, Вершомет никак не мог понять, кто это.
— Здорово разбился, — сказал охотник. — Нужно было бы сделать перевязку. Или, может быть, просто потащим его на пароход?.. Но кто же это?
Степа тоже внимательно рассматривал лицо лежавшего. Помолчав несколько секунд, он заявил:
— Дядя Юрий! Этот человек не с «Лахтака».
— Правильно, — ответил охотник, поднимая ружье, — таких ружей у нас нет.
И правда, на «Лахтаке» было только три ружья, и Вершомет прекрасно знал каждое из них. К тому же два из трех были с ними.
— Это, кажется, американское, — сказал Вершомет, осматривая ружье.
Мысль, что перед ними посторонний человек, еще более взволновала обоих. Они совсем забыли про медведя. Забыли и про капканы, которые принесли с собой.
— Может, здесь есть еще кто-нибудь? — предположил юнга.
— Ну-ка, взлезь на торос, только не слети оттуда, как этот молодец, и крикни, а еще лучше — выстрели. Может, кто-нибудь откликнется.
Степа начал взбираться на льдину, а Вершомет тем временем расстегнул неизвестному воротник, снял шапку и стер с его лица кровь. Голова, казалось, была цела. Крови, по крайней мере, не было видно. Охотник побоялся раздевать незнакомца на морозе. Но, заметив у него на боку, там, где одежда была порвана льдом, кровь, он разрезал это место ножом и, найдя рану, начал останавливать кровь, наложив платок и привязав его куском случайно оказавшегося у него старого бинта. Ему казалось, что человек повредил ноги. Когда он потянул одну из них, незнакомец застонал.
Степа взлез на льдину, с которой упал незнакомец.
Там действительно было очень скользко. Но оттуда, словно с капитанского мостика, было удобно наблюдать арктический пейзаж. Луна уже стояла над горизонтом. С одной стороны Степа видел черное пятно парохода, с другой — неясные очертания острова. Вокруг простиралась пустыня. Нигде не было видно ни одного живого существа. Юнга несколько раз крикнул и, не услышав никакого ответа, закричал Вершомету:
— Дядя Юрий, я буду стрелять!
— Стреляй!
Спустившись на полметра ниже, юнга выстрелил. Это был тот выстрел, который услышал Котовай.
Ответа на него не было. Напрасно Степа несколько минут прислушивался. Потом он сполз с тороса вниз, к Вершомету. Тот тем временем, сняв куртку, делал для незнакомца носилки.
— Снимай, Степа, и ты куртку. Согреемся, когда будем его нести.
— Давайте, дядя Юрий, еще постреляем: может быть, с «Лахтака» придут помочь.
— Да нет, давай уж сами. А то ждать…
— Медведя так и бросим?
— Ничего не поделаешь, нет времени с ним возиться. Я думаю, что вернусь сюда с товарищами раньше, чем песцы успеют его испортить. А этого парня нужно отнести поскорее.
Степе надолго запомнилась такая картина: длинные тени от торосов затемняют проход между ними. Полынья кажется черным пятном, а медведь лежит возле нее бесформенной грудой. Дядя Юрий стоит без куртки, опершись на ружье, а около него лежит неизвестный человек. Он тихо стонет. Глаза у него закрыты. Вокруг снег и льды. Мороз крепчает и щиплет нос и щеки. Небо темно-синее, звезды разгораются все ярче, а луна клонится к горизонту.
— Пойдем, — говорит Вершомет.
Они наклоняются и поднимают неизвестного. Степе трудновато, но охотник старается, чтобы большая часть тяжести пришлась на его долю.
Они обходят торосы, стараются обогнуть каждый ледяной выступ и размеренным шагом движутся к пароходу. Под ногами скрипит снег.
