продолжала она.

– Слушаю вас, сударыня, – произнес наконец губернатор.

– Накануне того дня, когда совершилось убийство, мой племянник побывал в деревне Шатково…

Теперь она говорила с озадачивающей собеседника легкостью и непринужденностью, без малейшего страха и не подыскивая слов. Рассказ разворачивался плавно, словно лента, если ее потянуть за конец. Когда посетительница умолкла, Черкасов продолжал сидеть настолько невозмутимый и бесстрастный, что Софи усомнилась: уж не во сне ли ей привиделось, будто она произнесла всю эту речь. Однако опасения ее вскоре рассеялись: Вася Волков, встревоженный долгим молчанием чиновника, вмешался в разговор.

– Обстоятельства, с которыми ознакомила вас сейчас госпожа Озарёва, показались мне настолько важными, ваше превосходительство, – проговорил он, – что я уговорил госпожу Озарёву поделиться с вами полученными сведениями. Зная вашу любовь к справедливости, я ни на мгновение не усомнился в том, что вы будете потрясены, услышав о том, как было дело!..

– Может быть, так бы оно и случилось, если бы виновные не признались в совершенном ими преступлении, – с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего, процедил сквозь зубы губернатор.

– Крестьяне знали, что им грозит в случае, если они будут по-прежнему настаивать на своей невиновности! – возразила Софи.

Губернатор приподнялся с кресла, опираясь обеими руками о край стола. Его черно-седые брови сдвинулись.

– Сударыня, – строго начал он, – у вас довольно странное представление о российском правосудии. Суд над убийцами Владимира Карповича Седова состоялся с соблюдением всех необходимых в этом случае юридических процедур. Приговор, оглашенный судьей, пересмотру не подлежит. Что касается обвинения в отцеубийстве, выдвинутом вами против вашего племянника, то я не знаю, осознаете ли вы всю тяжесть…

– Я хорошо все обдумала и взвесила перед тем, как решиться рассказать об этом вам, ваше превосходительство…

– Вы еще недостаточно хорошо подумали, сударыня. Иначе вы отдавали бы себе отчет в том, что Сергей Владимирович пользуется в наших краях безупречной репутацией, что у него никогда не было ни малейших столкновений или разногласий с властями и что смерть отца была для этого юноши величайшим горем! Прибавлю к сказанному, что вы должны были бы быть последним человеком, свидетельствующим против него!

– Почему? Потому что он мой племянник? – уточнила Софи.

– Потому что вы только что вернулись из Сибири, сударыня. Позвольте мне заметить, что в вашем положении лучше было бы проявить крайнюю скромность. Чем тише вы будете себя вести, чем легче о вас забудут, тем лучше будет для вас же самой. То же относится и к господину Волкову, который счел уместным поддержать вашу просьбу. Он также обязан своим нынешним спокойствием только лишь благорасположению его величества.

Вася Волков опустил голову, словно школьник, получивший выговор. Вся надменность с него слетела. Софи, не в силах сдержать негодования, закричала:

– Так, стало быть, то обстоятельство, что у нас обоих либеральные взгляды, лишает нас права подавать жалобы на кого бы то ни было!

– Оно лишает вас права, сударыня, подавать жалобу на особ, стоящих, в отличие от вас, выше всяких упреков!

– Ваше превосходительство, разрешите заметить, что вы вносите в правосудие ложные политические понятия!

– Это не так опасно, как вносить в политику ложные представления о справедливости, как сделали ваши друзья-заговорщики! На самом деле мне пристало бы отнестись к вашему вмешательству в уже законченное судебное дело как к клеветническому посягательству, и мне полагалось бы от имени человека, против которого вы выступаете, потребовать у вас объяснений. Но мне не хочется, госпожа Озарёва, новых скандалов в округе. И я готов забыть все, что вы мне рассказали. Но это все, что я могу обещать вам.

На какую-то секунду действительный статский советник Черкасов показался Софи жалким, пошлым и нелепым созданием, поглощенным только своими бюрократическими заботами, – и это в то самое время, когда троих ни в чем не повинных людей отправили на каторгу.

– Ваше превосходительство, вы не можете отказаться проверить те сведения, которые я вам принесла! – пролепетала она. – Одна только мысль о том, что могла быть совершена юридическая ошибка, должна была бы побудить вас отдать распоряжение провести дополнительное расследование. Умоляю вас, от имени несчастных, которые…

– Довольно, сударыня! – прервал ее губернатор. – Приберегите ваше милосердие для более подходящих случаев!

Он встал с кресла. Казалось, к старости кровь покинула это некогда крупное тело, оставив лишь пергаментную оболочку со впалыми, сморщенными щеками. Костлявые пальцы судорожно затрясли колокольчик. Дверь отворилась. Вася склонился к уху Софи.

– Больше нам здесь делать нечего, – прошептал он. – Давайте-ка уходить…

Он вышел, Софи последовала за ним. Васины сани ждали их у входа в губернаторский дворец – свои, те, в которых приехала в Славянку, она оставила там, решив, что лучше Давыду с его длинным языком не знать, что она в этот день ездила в Псков. Вася усадил Софи рядом с собой, закутал медвежьей полостью, взял в руки вожжи. Лошадь мотнула головой, отчего под расписной дугой зазвенели бубенцы, лениво пошла вперед, и сани медленно покатились по снегу. За городской заставой Вася ходу подбавил. По обеим сторонам дороги расстилалась под серым небом бесконечная тускло-белая равнина, на которой лишь кое-где торчали тощие голые березки. Вороны с гневным карканьем летали над этой холодной пустотой.

– Прошу прощения за то, что втянул вас в эту авантюру, – заговорил Вася. – Но мог ли я предположить, что Черкасов так плохо нас примет? Ах, Россия – совершенно обескураживающая страна. Во всяком случае, надеюсь, что наша вылазка не навлечет на нас неприятностей!..

– А какие неприятности она могла бы на нас навлечь? – спросила Софи.

– Ну, скажем, если о визите к губернатору узнает ваш племянник…

– Это заставит Сережу больше меня уважать! Больше со мной считаться!

– Или сильнее вас ненавидеть?

– Да что он может сделать против меня!

– Он и против своего отца ничего не мог сделать! Однако смотрите, как лихо от него избавился! Остерегайтесь, сударыня! Будьте крайне осторожны! Этот молодой человек способен на все! Вам следовало попросить у губернатора разрешения сменить место проживания.

– И куда бы я поехала? Каштановка – единственное место на свете, где я у себя дома!

– А вы не думали о том, чтобы вернуться во Францию?

– Разумеется, думала! Но ведь это невозможно… Мне потребовалось семнадцать лет на то, чтобы добиться позволения хотя бы перебраться из Сибири в Россию. Так сколько же лет мне теперь потребуется на то, чтобы получить разрешение перебраться из России во Францию? Впрочем, это был бы трусливый и подлый поступок! Мое место здесь, среди крестьян. Я многое могу для них сделать…

– Вы только что убедились в обратном!

– Я слишком поздно приехала, потому и не сумела помочь этим мужикам, с другими повезет больше.

Вася вновь пустил коня шагом. Холод теперь казался Софи не таким обжигающим. Должно быть, ее спутник не очень спешил вернуться домой, в Славянку.

– Если бы вы одна отправились к губернатору, может быть, он бы лучше вас принял, – задумчиво проговорил Вася.

– Я думала, вы с ним в превосходных отношениях!

– Да я и сам так думал! Мой отец был с ним в дальнем родстве. И вот вам результат!.. Видите ли, Софи, дело тут только в том, что я ни на что не годен! Я приношу неудачу всем, кому хотел бы помочь! А началось это 14 декабря 1825 года… Вам случается думать о повешенных?

– О повешенных?

– Да, о Рылееве, Пестеле, Муравьеве-Апостоле, Бестужеве-Рюмине, Каховском…