себя книгами… Ах, как это меня удручает!.. К счастью, дочки дарят мне все радости, в каких отказывает сын… Они живут в Москве… Одна замужем за…

И Дарья Филипповна принялась рассказывать о семейных делах, а Софи – равнодушно слушать ее, отрешившись от происходящего подобно камню, обтекаемому потоком речи. Время от времени из ровного гула выныривали отдельные слова: «Моя вторая дочь… Мой зять… Мои внуки…» Услышав их, Софи невольно думала: «Счастливица она, эта Дарья Филипповна… У нее настоящая, большая, многолюдная, дружная семья. И сама она – настоящая женщина, исполнившая свое предназначение: давать жизнь. А я? У меня никого нет, кроме Сережи. Но что за человек Сережа?..» Чем дольше Софи об этом думала, тем больше нарастала в ней тревога. Дарья Филипповна, заметив, что собеседница погрузилась в размышления, тронула ее за руку.

– Мой сын был бы так счастлив с вами увидеться!

– Я тоже рада была бы повидать Васю, – уклончиво ответила Софи.

Голубые глаза Дарьи Филипповны заблестели от удовольствия.

– Вы непременно должны приехать к нам на чай как-нибудь на днях! Следующий четверг вам подходит?

Поначалу Софи хотела отказаться: очень трудно было забыть о том, что Николай когда-то дрался на дуэли с Васей Волковым. И хотя впоследствии старинные друзья более или менее помирились, ей было слишком тяжело вспоминать об их ссоре. Однако любопытство уже пробудилось, и она неожиданно для самой себя ответила:

– В следующий четверг? Хорошо… Благодарю вас, Дарья Филипповна.

– Будем только мы с сыном, обещаю вам! А вы уже виделись с кем-нибудь из прежних знакомых?

– Ни с кем. Да я и не спешу.

– Да, да, вы совершенно правы! Пусть хорошенько потомятся! А знаете, дорогая, вы нисколько не изменились! Мне кажется, будто вы только вчера нас покинули! Не то что я! Стоит только посмотреться в зеркало – и кажется, будто я вижу перед собой свою покойную матушку!

Допив чай, Дарья Филипповна поставила чашку, снова вытащила из сумочки кружевной платочек, утерла пухлые губы. Софи посмотрела в окно и с удивлением обнаружила, что за стеклами непроглядная тьма. Должно быть, уже седьмой час, а ей ведь предстоит проделать долгий путь! Дарья Филипповна побранила ее за то, что она приехала одна, без кучера. Софи из гордости ответила, что ей нравится самой править лошадьми.

– Ах, Софи, вы очень неосторожны, – заметила Дарья Филипповна. – Хотите, велю моим людям вас проводить?

Софи отказалась. Обе женщины вышли на улицу и там распрощались. Дарье Филипповне предстояло сделать еще несколько визитов, Софи же храбро села в коляску и поехала. Когда последние дома города остались позади, ей показалось, будто стало еще темнее. Пахло грибами и горелым деревом. У коляски не было фонаря, однако лошадь хорошо знала дорогу и уверенно шла наугад. Софи, напряженно вглядываясь в ее танцующую тень, поочередно восстанавливала в памяти события дня и все больше злилась на Сережу, который запретил Давыду исполнять ее распоряжения.

Только сойдя на землю у крыльца, она почувствовала, как сильно устала за день. Встретивший барыню мальчишка взял коня под уздцы, чтобы отвести в конюшню. Вокруг дома царила непривычная тишина. Окна кабинета были темными. В прихожей никого. Однако на вешалке висели Сережины пальто и шляпа: значит, племянник уже вернулся из Пскова и Софи сможет высказать ему свое негодование. Только сначала надо умыться и переодеться.

Поднявшись к себе в комнату, она кликнула Зою, чтобы та помогла хозяйке сменить платье. У горничной глаза были красные, она прерывисто дышала.

– Что с тобой? – спросила Софи. – Ты плакала?

– Нет-нет, барыня, – сказала Зоя жалобно.

И ее круглый, словно яйцо, подбородок продолжал судорожно подергиваться.

– Голубушка, я же вижу, что плакала, – возразила Софи. – И ты знаешь, мне можно все рассказать. Наверное, из-за мужа?

– Да, – всхлипнула горничная.

– Давыд плохо с тобой обошелся? Он тебя побил?

– Его самого прибили!

– Кто его прибил?

– Господские люди, только что… Барин приказал… Как раз перед вашим приездом… Пятьдесят ударов розгами… У него вся спина в крови… Пластом лежит…

Софи нахмурилась. После недолгого затишья ярость снова закипала в ее душе.

– За что высекли Давыда? – глухо проговорила она.

Зоя отвела глаза.

– Из-за вас, барыня.

От изумления Софи так и осталась стоять с раскрытым ртом.

– Из-за меня? – справившись наконец с удивлением, но по-прежнему не веря своим ушам, пробормотала она. – Быть такого не может!

– А вот и может, барыня. Давыд мой должен был помешать вам уехать по деревням. А он не сумел вас остановить. И тогда молодой барин приказал высечь его, прямо посреди двора…

В наступившем молчании Софи едва не утратила власти над собой. Мысли бешено метались в голове. Она слышала, как пульсирует ее собственная кровь.

– Молодой барин и конюхов велел высечь, – продолжала Зоя. – Только умоляю вас, барыня, миленькая, не говорите хозяину, что я пожаловалась! Он рассердится и все выместит на нас! В конце концов, ничего такого страшного не случилось, и Давыд скоро поправится! Он крепкий, несмотря на возраст!

– Нет-нет, на этот раз племянничек хватил через край! – бормотала Софи, обращаясь к себе самой.

Она нервными движениями застегнула пуговицы на платье и бросилась вон из комнаты. Лестница задрожала под ее ногами. Уверенная в том, что Сережа у себя в кабинете, она вихрем влетела туда, на минутку замерла в растерянности посреди темной и пустой комнаты, затем выбежала за дверь и принялась озираться. Скучавший в прихожей слуга обратился к ней:

– Если молодого барина ищете, так он у себя в комнате.

Софи снова поднялась по лестнице, прошла по коридору в обратном направлении и постучалась у дверей Сережи.

– Заходите, – произнес любезный голос.

Племянник сидел перед маленьким письменным столом и перебирал бумаги. Халат из золотистой парчи окутывал молодого человека до щиколоток. При виде тетушки он поднялся, затянул потуже шнурок, которым был подпоясан халат, и вопросительно уставился на гостью, решившую посетить его в столь неурочный час. Софи, еще не отдышавшись после того, как стремительно взлетела по лестнице, гневно выкрикнула:

– За что, извольте объяснить, вы приказали высечь Давыда?

Брови Сережи поползли вверх по лбу.

– Я отдал ему определенные распоряжения, тетушка.

– Разве он их не выполнил?

Племянник едва приметно улыбнулся. Должно быть, он предвидел эту сцену и втайне наслаждался тем, что сохраняет спокойствие в присутствии донельзя разъяренной женщины.

– Вы ведь смогли уехать, несмотря ни на что, – сказал он. – Стало быть, Давыд провинился. Да успокойтесь, тетушка, хорошая порка мужику никогда вреда не причиняла. Наоборот, порка усиливает кровообращение, которое от природы у него замедленное. Разумеется, злоупотреблять подобным средством не стоит. Но ведь только от вас одной зависит, чтобы все на этом и закончилось! Если согласитесь с моими предписаниями, ни кучера, ни конюхов больше никто не тронет. Зато если станете повторять свою выходку, мне придется снова и снова наказывать их розгами. Я категорически настаиваю на том, чтобы у меня в доме во всем сохранялся порядок. Чтобы всякая вещь и всякий человек находились на своем месте, где им положено быть. Поскольку вы так любите крепостных, вам следует доказать, что можете ради них слегка поступиться своей независимостью. И я уверен, что вам, тетушка, такой милосердной, легче будет посидеть дома, чем думать о том, что из-за вас этим несчастным до хребта обдирают спину!..