Вновь всплыла кандидатура графа Морица Саксонского, но для Елизаветы он был совершенным пустым местом, да и вообще она мало о чем задумывалась: в ее очаровательной головке удерживались мысли только о том, какое бы еще выкинуть коленце, или звуки танцевальной музыки. Уверенная в том, что может управлять мужчинами по своему хотению, она меняла одних на других: с теми – идиллические отношения без всяких последствий, с этими – любовная связь, не имеющая завтрашнего дня. Соблазнив Александра Бутурлина, Елизавета переключилась на Ивана Долгорукого, любимца государя. Может быть, ее особенно возбуждала идея заполучить в любовники человека, который был известен своими гомосексуальными наклонностями? Как знать… Во всяком случае, узнав, что ее сестра, Анна Петровна, давно отбывшая в Голштинское герцогство, произвела на свет сына,[30] тогда как она сама в девятнадцать лет еще и замуж не вышла, царевна придала знаменательному событию куда меньшее значение, чем развитию своей скандальной интрижки с красавчиком Иваном. Любовная авантюра с молодым Долгоруким, вероятно, больше всего привлекала ее тем, что, покорив этого человека, она сумеет доказать всем преимущества своего пола в любых формах сексуальных извращений. Увести возлюбленного у мужчины, думала она, куда как менее обычное, а следовательно, намного более интересное и способное лучше развлечь предприятие, чем отбить мужчину у другой женщины.

Во время празднеств в Киле, устроенных Анной Петровной и великим герцогом Карлом-Фридрихом по случаю рождения наследника, царь открывал бал в паре с теткой Елизаветой. Оттанцевав положенное под восхищенными взглядами собравшихся гостей, император отправился в соседнюю комнату – пропустить, как бы сказали сейчас, рюмку-другую в компании друзей, поскольку желание выпить для горького пьяницы – состояние нормальное. Опустошив несколько стаканов, он вдруг обнаружил, что его постоянный спутник во всех удовольствиях Иван Долгорукий куда-то делся. Удивленный Петр вернулся туда, откуда пришел, и увидел, что тот в самом центре зала кружится до изнеможения в танце с Елизаветой. Тетка показалась ему в объятиях не сводившего с нее глаз кавалера такой радостной и возбужденной, что он впал в бешенство и решил напиться в стельку. Интересно, кого к кому он на самом деле приревновал: Елизавету к Ивану Долгорукому или Ивана Долгорукого к Елизавете?

По-настоящему тетка и племянник примирились только после Пасхи. Покинув на этот раз Ивана Долгорукого, Петр повез Елизавету на охоту, но не простую, а представлявшую собой целое путешествие: оно должно было продолжаться несколько месяцев. Парочку сопровождало пятьсот экипажей. Били как пернатую дичь, так и крупного зверя. Когда нужно было затравить волка, выследить лисицу или медведя, этим занимались специальные егеря в зеленых ливреях, обшитых серебряной тесьмой: они же нападали на животное, вооружившись ружьями и рогатинами, а хозяева с интересом глядели на происходящее. Вдоволь налюбовавшись трофеями, прямо на свежем воздухе устраивали пиршество, к разбитому охотниками лагерю издалека съезжались торговцы с тюками тканей и различных вышитых изделий, с чудодейственными бальзамами и фальшивыми драгоценностями.

Посреди этого океана развлечений Петра и Елизавету настигла тревожная новость: заболела сестра государя, Наталья, у нее началось кровохаркание. Вдруг она умрет? Но нет, она-то выздоровела, зато сестра Елизаветы, Анна Петровна, герцогиня Голштинская, стала объектом серьезного беспокойства близких. Глядя через открытое окно на фейерверк, зажженный по случаю того, что она поправилась после благополучного разрешения младенцем, Анна сильно простудилась, простуда быстро перешла в воспаление легких, и спустя несколько дней бедняжка скончалась, не дожив и до двадцати лет и оставив после себя сына-сироту всего двух недель от роду. Все окружение Петра II было потрясено. Только он один не выказал ни малейшего огорчения, узнав о скоропостижной смерти несчастной. Некоторые подумывали: а способен ли еще государь вообще хоть на какие-то человеческие чувства? Неужели злоупотребление запретными наслаждениями полностью иссушило его сердце?

Когда тело тетки, которую государь не так уж давно нежно любил, привезли в Санкт-Петербург, Петр не счел нужным пойти на ее похороны. И даже не отменил бала, который давал, как обычно, во дворце в день своих именин. Прошло несколько месяцев, и легочная болезнь сестры царя Натальи, вроде бы остановленная лекарями, вдруг резко обострилась. Как нарочно, государя опять не оказалось на месте: он снова был в пути, снова охотился то тут, то там. Однако смирился с необходимостью вернуться в Санкт- Петербург, чтобы присутствовать при последних мгновениях жизни верной спутницы своего детства. Вот только сетования близких Натальи и Остермана на судьбу и восхваления добродетелей великой княгини, о которой все говорили, что «она была чистый ангел», выслушивал нетерпеливо, а стоило той умереть 3 декабря 1728 года, тут же заторопился в поместье Горенки, где Долгорукий ждал его, чтобы устроить незабываемую, как он обещал, охоту. На этот раз Петр не пригласил Елизавету отправиться с ним. Честно говоря, дело было не только в том, что он уже подустал от любезностей и кокетства молодой женщины, но и в том, что ему попросту очень хотелось обновить круг участников развлечений. Желая оправдать частую смену объектов своей «любознательности», он говорил себе, что для нормально устроенного мужчины игра в постоянно идущие одно за другим открытия всегда привлекательнее, чем угрюмая и тоскливая верность.

В Горенках императора ожидал приятный сюрприз. Алексей, глава клана Долгоруких, всегда умело организовывавший охоту для своего гостя, на этот раз превзошел сам себя, приготовив такую новую дичь, на какую Петр не мог рассчитывать даже в сладких мечтах. Во владениях Долгорукого государя поджидали три княжеские дочери – все необычайно свеженькие, раскованные и аппетитные, возможно, именно благодаря тому, что выглядели вызывающе девственными. Старшая, Екатерина – близкие называли ее Катей – отличалась такой красотой, что просто перехватывало дыхание: черные как смоль роскошные волосы, горящие темным огнем глаза, матовая кожа, розовеющая при малейшем волнении. Девушка была не только красива, она еще и обладала неукротимым темпераментом, который позволял ей с одинаковым азартом участвовать в травле оленя и в дружеской попойке после пира, в салонных играх, требующих ума и знаний, и в танцах до упаду, причем все это – после многочасовых скачек верхом по полям и лесам. Все наблюдатели оказались согласны в общем предсказании: Иван Долгорукий того и гляди уступит место в сердце легкомысленного царя своей прелестной сестрице Кате. Но как бы ни было, семья Долгоруких останется в выигрыше.

И тут насторожился Санкт-Петербург. Соперники Долгоруких сильно опасались, как бы внезапно вспыхнувшая страстишка царя, отзвуки которой долетели до столицы, не привела к свадьбе. А за свадьбой такой обязательно последовало бы полное подчинение царя его новообретенной семье, а отсюда – столько же полное подчинение ей остальных членов Верховного тайного совета, обуздать которых Долгоруким хотелось очень давно.

Петр между тем был настолько сильно покорен прелестной Катей, что, казалось, и дня без нее провести не мог: едва приехав в столицу, тут же рванул назад, в Горенки. Да, впрочем, и прибыл он в город совсем ненадолго – лишь для того, чтобы пополнить свое охотничье снаряжение, и, купив две сотни гончих и четыре левреток, сразу же отправился к возлюбленной.

Но едва он вернулся на место своих охотничьих подвигов, хозяевам угодий почудилось, будто царь не так уж уверен в том, что охота и прочие развлечения доставляют ему необычайное удовольствие. То Петр лениво, со скучающим видом, подсчитывал зайцев, лис и волков, убитых за день, а то – в ответ на поздравления после особенно удачной охоты, во время которой он одолел трех медведей, отвечал с саркастической улыбкой: «Хм! Что такое – три медведя! За мной сами бегают четыре зверя о двух ногах!» Собеседник сразу догадался, что это был обидный намек на князя Алексея Долгорукого и его трех дочерей. Насмешка, публично брошенная в лицо самых на то время близких ему людей, позволила присутствовавшим предположить, что царь, чересчур легко воспламенившийся при виде красавицы Кати, больше не горит прежним огнем, а значит, вполне может вот-вот ее покинуть.

Наблюдая издалека за то разгоравшимися, то угасавшими отношениями этой непредсказуемой парочки, вылавливая новости главным образом из болтовни придворных, Остерман, как опытный стратег, принялся готовить контрнаступление. Елизавета тогда уже оправилась после пережитого из-за смерти сестры Анны горя и была готова к новым приключениям. Разумеется, в первое время она часто вспоминала о несчастном младенце, крошечном племяннике, лишенном материнской ласки и растущем в чужих краях, будто иностранец, но с течением дней забыла о своих намерениях опекать его. Носились даже слухи о том, что, выйдя из приступа мистической экзальтации, она настолько быстро обрела вкус к жизни, что страстно увлеклась потомком знатного старинного рода, весьма привлекательным графом Семеном Нарышкиным. Этот любящий роскошь дворянин с изысканным вкусом был ее ровесником, а его усердие в походах по горам