Поймав мешочек, я недоверчиво взвесил его в руке.
— Пересчитать? — нагло спросил я.
— Второй раз твою жизнь спас, а благодарности от тебя — ни на грош! Неужели ты думаешь, что я способен залезть в чужой кошель?! — оскорбленно вскричал Эрик.
Безусловно, я ему не поверил — не настолько наивен.
— Эрик, когда речь идет о золоте, я становлюсь настоящим сквалыгой. Ежели обнаружу недостачу, отрублю тебе ноги даже под воздействием твоего умиротворяющего настоя!
Он обозвал меня неблагодарной свиньей и вернул еще пять монет.
— Благодарность, выраженная в золоте, это извращение! — изрек я, высыпая все свои кругляши на пол. Пересчитав монеты, молча щелкнул пальцами.
Эрик тяжело вздохнул и бросил мне три недостающих.
— А теперь я спрошу: как мой драгоценный костяной нож оказался у тебя? — агрессивно поинтересовался он.
— Ты мне его подарил, — спокойно отрезал я.
— Что?! — захлебнулся он от возмущения. — Не было такого и быть не могло!
— Как не могло? — вспылил я. — Ладно, пусть этого не было. Но если бы я попросил тебя сделать мне подарок, ты бы, конечно, не отказал! Скажи просто — да или нет?
— Ты — скотина! — заявил он, не найдя отмазки.
— Знаю, — согласился я. — Мне много раз это говорили.
Уложив монеты обратно в кошель и тщательно завязав шнурок, я швырнул мешок Эрику:
— Это была награда за мою голову. Ты ее честно заслужил! Мне даже тратить эти деньги было бы противно!
Алхимик засиял и быстро спрятал кошель в карман, справедливо опасаясь, что я могу изменить свое решение.
Дверь отворилась, и в квартиру ввалился Перри.
— Убирайся! — скомандовал он алхимику.
Тот хмыкнул и стремительно исчез, довольный долгожданным освобождением.
— Зачем так резко? — поинтересовался я.
Перри презрительно скривился и плюнул в захлопнувшуюся дверь.
— Ты даже представить не можешь, как мне осточертело целую неделю лицезреть этого типа! — буркнул он. — И чего только ты с ним связался?
— Для разнообразия, — честно ответил я, почти не кривя душой. — А зачем ты заставил его торчать здесь все это время?!
— А кто бы еще поил тебя зельем? Уэлч занят в госпитале. Трой в одиночку присматривать за тобой отказался. Вот и пришлось этого психа круглосуточной сиделкой сделать… Теперь к делу. С кем ты сцепился?
— С голыми уродами.
— С кем?
— По-моему, это были оборотни, Перри. В количестве двух штук. Один — большой, другой гораздо омерзительнее!
Перри недоверчиво скривился, относя оборотней целиком на счет моего воображения.
— Перри, я серьезно. Это на самом деле были оборотни, а не ходячие галлюцинации.
— Тебе — верю, — подумав, кивнул он. — Будешь искать их хозяина?
На идиотский вопрос должно отвечать не менее идиотски — это я понял еще в начальной стадии общения со своим начальством.
— Конечно нет! Я его полностью простил и теперь буду, как подобает настоящему пацифисту, мирно ждать, пока он сам не придет и не попросит прощения! — возмутился я, осторожно поправляя повязку.
Перри довольно оскалился и вытащил запечатанную бутылку вина.
— Я так и думал, — туманно промолвил он, отбивая горлышко мечом. — Мы тебе поможем, но надо уложиться в три недели. Наместник ждать не будет.
— А он-то здесь при чем? — удивился я. — Неужели радеет о моем здоровье? Тогда почему конкретный срок?
Перри негромко хохотнул, заставив пару мелких кусочков штукатурки свалиться с потолка. Вытащив пальцем мусор из кружки, я выжидательно уставился на него.
— Наместнику до тебя такое же дело, как до последнего голоштанника в Лоренгарде! — весело пояснил он. — Это было бы чудом, если бы он о тебе просто слышал.
— Спасибо, Перри, — цедя вино, равнодушно произнес я. — Особенно за лестное для меня сравнение.
— Извини, — мирно улыбнулся он, — но наместнику действительно нет до нас никакого дела. Ему хватает своих забот: заговоры, покушения, внешняя и внутренняя политика… Я по молодости едва смог перевестись из дворцовой стражи, не выдержав повсеместного словоблудия!
— Перри, — небрежно зевнул я, — когда-нибудь обязательно расскажи мне всю печальную историю твоей безрадостной и, не сомневаюсь, богатой пошлыми историями жизни. Скажем, через ближайшие восемь-девять лет, не раньше. А сейчас просто ответь: почему именно три недели? Я ведь мучаюсь, и пока это происходит, твой проклятый таран вполне может улететь в окно по запчастям.
— Через три недели армия выступает, — потянулся он с довольным видом. — Если тронешь таран, отрублю тебе обе руки!
— Уже тронул, — отмахнулся я, — едва ноги не переломал… Куда выступает армия?
Перри вытаращился на меня:
— На Солонар, естественно! Ты что. забыл?
Вот это была новость! Я ведь действительно начал забывать о цели своего пребывания в Лоренгарде!.. Три недели, плюс время на поход, плюс пару дней на всякий случай — вполне могу через месяцок покинуть этот странный, если не сказать дебильный, мир и вернуться к привычной жизни… Хм, радоваться этому или как?
Поход — дело хорошее! Особенно если подкрепить его полезными навыками по изготовлению взрывчатых веществ…
Пришлось залезть в глубокие алкогольно-наркотические дебри, дабы вспомнить кое-какой бред, заученный в далеком и безмятежном детстве. Затем наступило время хорошенько потрясти местных алхимиков, чтобы приобрести требуемые ингредиенты и оборудование. Зато через три дня, стоивших мне парочки второй и одного третьей степени ожогов, а также кучи невосстанавливающихся нервных клеток, я стал обладателем десятка неказистых, но вполне приличных буровых шашек. С детонаторами и запалами, конечно, тоже пришлось повозиться, однако и эти проблемки я мужественно преодолел.
Испытать свое творение я не решился. По моим расчетам, учитывавшим грубую приблизительность пропорций и мое невежество в химии, все равно теоретически получалось, что уж если не мощный взрыв, то хотя бы некоторое количество дыма будет обязательно.
За две недели мы не продвинулись в поисках ни на йоту. Оборотни по-прежнему нападали в трущобах на одиноких прохожих, действуя в основном по ночам. Хотя несколько нападений имели место и днем. Излишне говорить, что в плен ни одной твари взять никому не удавалось.
Я свыкся со своим ополовиненным зрением и не очень уж горел желанием поквитаться с хозяином долбаных мутантов. Нет, конечно же план мести не претерпел существенных изменений: я по-прежнему был твердо настроен лично лишить зрения этого человека как минимум на сто процентов, предположительно с использованием раскаленного железа. В конце концов, вендетта — это святое!.. С другой стороны, мне открылся сокровенный смысл некоего тезиса, утверждающего, что человек, не дорожащий собственной жизнью, становится социально опасным! Иначе говоря, сознание возвышенной заботы о благе общества, в рядах которого меня угораздило застрять, несколько остужало мой пыл…
— Оглох?! — Несильный удар в плечо вывел меня из прострации.
— Чего тебе? — переспросил я, поворачиваясь к Велии.
— Спрашиваю — ты не оглох? — раздраженно повторила она.
— Вообще-то нет, судя по тому, что отвечаю на твой довольно странный вопрос. Ты волнуешься о моем
