Германия имеет все еще, разумеется, громадные технические, промышленные преимущества над Советским Союзом. Но преимущества Советского Союза в сырье скомпенсируют преимущества германской техники. Германия не способна на долгую войну. Советские пространства исключают возможность решительного успеха в короткий срок. Таково главное стратегическое соображение Москвы.

В феврале 1940 г. газеты сообщали, что Сталин выехал в Ленинград для празднования 22-летнего юбилея Красной армии. Это сообщение крайне поучительно. К этому дню надеялись подготовить захват Выборга и придать празднованию особенно торжественный характер с участием Сталина. Если этого чисто парадного участия Сталина в событиях финляндской войны не произошло, то потому, что не удалось захватить Выборг своевременно, т. е. в указанный юбилейный срок.

Революция 1905 г. стала не только «генеральной репетицией» 1917 г., но и явилась лабораторией, в которой вырабатывались все основные группировки русской политической мысли и оформились или наметились все течения и оттенки внутри русского марксизма. В центре споров и разногласий стоял, ра- зумеется, вопрос об историческом характере русской революции и дальнейших путях ее развития. Сама по себе эта борьба концепций и прогнозов не относится непосредственно к биографии Сталина, который не принимал в ней самостоятельного участия. Немногие написанные им на эту тему пропагандистские статьи не представляют ни малейшего теоретического интереса. Десятки большевиков, державших перо в руках, популяризовали те же мысли, притом значительно лучше. Критическое изложение революционной концепции большевизма должно, естественно, войти в биографию Ленина. Однако теории имеют свою судьбу. Если в период первой революции и позже, вплоть до 1923 г., когда революционные доктрины вырабатывались и осуществлялись, Сталин не занимал никакой самостоятельной позиции, то с 1924 г. дело сразу меняется. Открывается эпоха бюрократической реакции и радикального пересмотра прошлого. Фильм революции развертывается в обратном порядке. Старые доктрины подвергаются новой оценке или новому истолкованию. Совершенно неожиданно на первый взгляд в центре внимания становится при этом концепция «перманентной революции» как первоисточник всех заблуждений «троцкизма». В течение ряда последующих лет критика этой концепции составляет главное содержание теоретической sit venio verbo — работы Сталина и его сотрудников. Можно сказать, что весь «сталинизм», взятый в теоретической плоскости, вырос из критики теории перманентной революции, как она была формулирована в 1905 г. Постольку изложение этой теории, в отличие от теорий меньшевиков и большевиков, не может не войти в эту книгу, хотя бы в виде приложения.

Развитие России характеризуется прежде всего отсталостью. Историческая отсталость не означает, однако, простое повторение развития передовых стран с запозданием на сто или двести лет, а порождает совершенно новую, «комбинированную» социальную формацию, в которой новейшие завоевания капиталистической техники и структуры внедряются в отношения феодального и дофеодального варварства, преобразуют и подчиняют их себе, создавая своеобразное соотношение классов. То же относится к области идей. Именно вследствие своей исторической запоздалости, Россия оказалась единственной европейской страной, где марксизм как доктрина и социал-демократия как партия получили мощное развитие еще до буржуазной революции. Естественно, если проблема соотношения между борьбой за демократию и борьбой за социализм подверглась наиболее глубокой теоретической разработке именно в России.

Идеалистические демократы, главным образом народники, суеверно отказывались признать надвигающуюся революцию буржуазной. Они именовали ее «демократической», пытаясь нейтральной политической формулой замаскировать — не только от других, но и от себя — ее социальное содержание. Однако основоположник русского марксизма, Плеханов, в борьбе против народничества показал еще в 80-х годах прошлого столетия, что Россия не имеет никаких оснований рассчитывать на привилегированные пути развития; что, подобно «профанным» нациям, она должна будет пройти через чистилище капитализма и что именно на этом пути она завоюет политическую свободу, необходимую пролетариату для дальнейшей борьбы за социализм. Плеханов не только отделял буржуазную революцию как очередную задачу от социалистической революции, которая отодвигалась им в неопределенное будущее, но и рисовал для каждой из них совершенно отличную комбинацию сил. Политическую свободу пролетариат добудет в союзе с либеральной буржуазией; через долгий ряд десятилетий, на высоком уровне капиталистического развития, пролетариат совершит социалистическую революцию в прямой борьбе против буржуазии.

«Русскому интеллигенту, — писал, в свою очередь, Ленин в конце 1904 г., — всегда кажется, что признать нашу революцию буржуазной, значит обесцветить, принизить, опошлить ее… Для пролетария борьба за политическую свободу и демократическую республику в буржуазном обществе есть лишь один из необходимых этапов в борьбе за социальную революцию». «Марксисты безусловно убеждены, — писал он в 1905 г., — в буржуазном характере русской революции. Что это значит? Это значит, что те демократические преобразования… которые стали для России необходимостью, сами по себе не только не означают подрыва капитализма, подрыва господства буржуазии, а наоборот, они впервые очистят почву настоящим образом для широкого и быстрого, европейского, а не азиатского развития капитализма, они впервые сделают возможным господство буржуазии как класса…» «Мы не можем выскочить из буржуазно-демократических рамок русской революции, — настаивает он, — но мы можем в громадных размерах расширить эти рамки», т. е. создать в буржуазном обществе более благоприятные условия для дальнейшей борьбы пролетариата. В этих пределах Ленин следовал Плеханову. Буржуазный характер революции являлся исходной позицией обеих фракций российской социал-демократии.

Вполне естественно в этих условиях, если Коба в своей пропаганде не шел дальше тех популярных формул, которые составляли общее достояние как большевиков, так и меньшевиков. «Учредительное собрание, избранное на началах всеобщего равного прямого и тайного голосования, — писал он в январе 1905 г., — вот за что мы должны бороться теперь! Только такое собрание даст нам демократическую республику, крайне нужную нам в нашей борьбе за социализм». Буржуазная республика как арена длительной классовой борьбы во имя социалистической цели — такова перспектива. В 1907 г., т. е. после бесчисленных дискуссий в заграничной и петербургской печати и после серьезной проверки теоретических прогнозов на опыте первой революции, Сталин пишет: «Что наша революция буржуазна, что она должна кончиться разгромом крепостных, а не капиталистических порядков, что она может увенчаться лишь демократической республикой, — в этом, кажется, все согласны в нашей партии». Сталин говорит не о том, с чего революция начнется, а о том, чем она закончится, и он заранее и вполне категорически ограничивает ее «лишь демократической республикой». Тщетно искали бы мы в его тогдашних писаниях хоть намека на перспективу социалистической революции в связи с демократическим переворотом. Такою останется его позиция еще в начале Февральской революции 1917 г., вплоть до приезда Ленина в Петербург.

Для Плеханова, Аксельрода и вообще вождей меньшевизма социологическая характеристика революции как буржуазной имела прежде всего ту политическую ценность, что запрещала преждевременно дразнить буржуазию красным призраком социализма и «отталкивать» ее в лагерь реакции. «Общественные отношения России созрели только для буржуазной революции, — говорил главный тактик меньшевизма, Аксельрод, на Объединительном съезде. — При всеобщем политическом бесправии у нас не может быть и речи о непосредственной битве пролетариата с другими классами за политическую власть… Он борется за условия буржуазного развития. Объективные исторические условия обрекают наш пролетариат на неизбежное сотрудничество с буржуазией в борьбе против общего врага». Содержание русской революции, тем самым, заранее ограничивалось теми преобразованиями, которые совместимы с интересами и взглядами либеральной буржуазии.

Именно с этого пункта начиналось основное разногласие между двумя фракциями. Большевизм решительно отказывался признать, что русская буржуазия способна довести до конца свою собственную революцию. С неизмеримо большей силой и последовательностью, чем Плеханов, Ленин выдвинул аграрный вопрос как центральную проблему демократического переворота в России «Гвоздь русской революции, — повторял он, — аграрный (земельный) вопрос. О поражении или победе революции надо заключать… на основании учета положения массы в борьбе за землю» Заодно с Плехановым Ленин рассматривал крестьянство как мелкобуржуазный класс; крестьянскую земельную программу как программу буржуазного