сейчас помочь. Ни одной подсказки – где надо было теперь искать ее мужа, Даниила Михайловского.

– Искать... – с горечью повторила она вслух. – Зачем мне искать его?

И тут она с удивлением обнаружила, что плачет, что слезы ее капают на мелованную бумагу и расплываются на ней прозрачными островками.

«Может быть, Толя Прахов сумеет мне что-то подсказать? Бедный Толя – оказывается, ты тоже в меня влюблен! В сущности, ведь именно из-за тебя мы разругались с Даниилом!»

Она вскочила и побежала на дачу к Праховым.

– ...Толика нет, – уныло сказала Вера Ивановна. – А зачем он тебе, Евочка?

– Хотела поговорить. Вы в курсе, что Даниил пропал?

– Угу. Ты теперь наследница, Евочка.

– Далось вам всем это наследство! – в сердцах воскликнула Ева, глядя неприязненно на толстую, одышливую, пучеглазую мать Толика. Та ответила ей не менее неприязненным взглядом:

– Ну, далось, не далось... Такая шикарная дача – ты ведь рада этому приобретению, Евочка?

– Бог знает что за ерунда у вас в голове, Вера Ивановна! – окончательно разозлилась Ева. – Лично я сейчас совсем о другом думаю.

– Я, кажется, знаю, о чем... Вернее, о ком, – ехидно произнесла Вера Ивановна и нетерпеливо сдула с лица прядь седых волос.

– О ком?

– О Толике моем – вот о ком! Только не выйдет, ничего у тебя не выйдет. – Она помахала перед лицом Евы распухшим бледным пальцем. – Я своего сына тебе не отдам.

– Тоже мне, сокровище... Маменькин сынок! – фыркнула Ева. – Вашему сыну, Вера Ивановна, скоро сорок лет стукнет, а он все один – ни жены, ни детей... С цацками помойными возится и рад! – Она от гнева уже не соображала, что говорит.

– Толик – антиквар!

– Ага... Вот пусть он на бабушке моей женится!

– На ком? – Вера Ивановна побледнела и схватилась за сердце. – Нахалка! Как ты разговариваешь с больным человеком?.. У меня сердце, у меня...

– Я знаю, знаю – у вас ни одного органа здорового нет! – отмахнулась Ева. – И как вы только живы еще... Всю жизнь болеете, с самого своего рождения! Только о болезнях своих и говорите!

– Нахалка! Хамка! – Мать Толика Прахова зашлась в кашле.

– Ну кто бы вы были без своих болезней? Да никто! Если б вы вдруг выздоровели, то что бы делать стали, о чем говорить? Это единственное ваше оправдание!

– Вон отсюда... – просипела Вера Ивановна.

– Да иду я, иду, – мрачно буркнула Ева.

Она пошла по саду к калитке. Почти у самых ворот, спрятавшись за кустами, остановилась, обернулась на всякий случай, прислушалась – а ну как действительно помрет тетенька?..

Вера Ивановна удобно расположилась в кресле на веранде дома и теперь спокойно и сосредоточенно нажимала кнопки на телефонной трубке.

– Алло, «Скорая»? – скорбно спросила она, наконец поднеся трубку к уху. – «Скорая», приезжайте срочно. Что?.. А, у меня инфаркт. Да-да, я подозреваю у себя инфаркт! Какие симптомы?.. Послушайте, девушка, счет идет на секунды! Не буду я вам ничего говорить, вы просто приезжайте срочно, и все. Нет, не буду, не буду, не буду... Сама такая! Ну хорошо... Пишите – сердце отказывает. Страшная, просто нечеловечески страшная боль за грудиной. Отдает в ребра, в спину, в плечи, в шею, в голову, в руки... Сознание путается. Я повторяю – пу-та-ет-ся!.. Пишите адрес...

Холодным и ясным ноябрьским днем Митя с Эрденом шли по Омску – эти места, эта часть России была еще свободна от красных. Здесь была своя власть (Временное Сибирское правительство) и свои министры – из Белой гвардии.

Город давно потерял свой прежний, патриархально-спокойный вид, которым отличался раньше. Все в нем бурлило, стены домов были заклеены листовками.

Выделялся плакат: «Приговорены к расстрелу, как бандиты, палачи и немецкие шпионы, нижеследующие большевистские главари – Иванов, Сулякин, Пахомов...» Список был довольно длинным.

На главной площади перед собором – толпа.

– Архиерей молебен служить будет, – заметил Митя, поглядев в ту сторону.

– А чего ж еще делать... – пробормотал Эрден. – Только Господь Бог нам теперь помочь может.

– Ты пессимист, Макс.

– Ты-то больно оптимист! – хмыкнул тот. – Бодришься, бодришься все время, а в глазах – тоска.

– Вот и Соня говорила, что у меня глаза какие-то странные...

Макс засмеялся, а потом закашлялся – еще в шестнадцатом году надышался ядовитых газов, которые немцы распыляли в окопах.

– Давно от нее писем не было? – наконец с трудом спросил он.

– Давно. Год почти. И похоже, мои письма тоже до нее не могут дойти.

– Ну, братец, а чего ты хочешь... Страна на два лагеря раскололась, брат на брата идет, с ума все словно посходили!

Дорогу Мите и Эрдену неожиданно преградил патруль:

– Господа, позвольте ваши документы! Куда вы, с какой целью?

– Нас направили в штаб... Вот, пожалуйста. – Митя протянул бумаги есаулу, возглавлявшему патруль.

– Что у вас тут творится? – с раздражением спросил Эрден. – Переворот?

– Именно так, – хладнокровно ответил есаул. – Этим утром назначен Верховный правитель.

– Кто?

– Читайте... – Есаул вместе с документами сунул им и газету. – Все, господа, вы свободны, можете идти дальше.

– Ну и дела... – хмыкнул Эрден и развернул газету, напечатанную на серой, дешевой бумаге. – Слушай, Алиханов: «Ввиду тяжелого положения государства и необходимости сосредоточить всю полноту Верховной власти в одних руках, Совет министров постановил: передать временно осуществление верховной государственной власти адмиралу Александру Васильевичу Колчаку, присвоив ему звание Верховного правителя...» Митька! Ты помнишь?.. Это же тот самый, о котором я тебе рассказывал!

– Похоже, что так... – задумчиво произнес Митя, перетягивая газету к себе. – Адмирал. Надо же!

– И Верховный правитель! – добавил Макс. – Роскошно звучит, не правда ли?

– Временный Верховный правитель, – поправил Митя товарища.

Через некоторое время они уже были в штабе, принадлежавшем когда-то генерал-губернатору.

Омск в ту пору был крупнейшим городом Сибири, жило в нем больше ста тринадцати тысяч человек. Находясь в центре железнодорожных линий, расположенный в обширном и хлебородном крае со значительной долей казачьего населения, сыгравшего большую роль в свержении Советской власти, Омск привлек особое внимание политических сил. Сюда стекались все те, кто бежал от большевиков после Октябрьского переворота – и в результате этого население увеличилось почти до миллиона человек.

К тому моменту, когда Митя с Эрденом прибыли сюда, Временное Сибирское правительство находилось на грани раскола, и внутри самого белого движения зарождалась гражданская война. Чтобы не допустить этого, нужна была жесткая диктатура. И к власти пришел Колчак, став Верховным правителем.

Союзники – англичане и французы, чьи представители находились в Омске, в общем, одобрили этот переворот. Были и недовольные – атаман Забайкальского войска Семенов, например, но открыто бунтовать никто не осмелился.

Помимо союзников, в этих местах находился и чехословацкий корпус – еще со времен войны с немцами. Он входил в состав французской армии, и после подписания Брестского мира корпус отправили во Владивосток, чтобы оттуда морским путем тот покинул пределы России.

Большевики попытались разоружить корпус, но в ответ чехи подняли восстание. Скоро вся Сибирь была свободна от Советской власти. Правда, у чехов были свои планы, поэтому надолго задерживаться здесь они