Мысль была такая: «Собственно, а кто просит меня жить с кем-то до гробовой доски? Я могу просто сходить замуж. Ненадолго. Для того «чтобы было»...

Утром следующего дня Ева собралась принимать поздравления от своих родственников и знакомых, но жизнь, как всегда, внесла свои коррективы в ее планы. Проще говоря – эти глупые мужчины опять все испортили.

Позвонил Вадим и заныл:

– Ева, любовь моя, прости...

– Бог простит! – злорадно ответила она.

– Ты не поняла, это было просто недоразумение...

– Ага, недоразумение – я собственными глазами видела, как ты хватал эту лошадь в очках за бока!

– Но это смешно! – возмутился Вадим. – Подумаешь, обнял девушку! Я же не спал с ней, в конце концов...

– Еще чего не хватало!

– Так в чем же дело? – душераздирающе вздохнул тот.

– Вадик, надо уметь вовремя прекращать отношения, – холодно произнесла Ева. – Я не хочу быть униженной, а ты бы меня унизил рано или поздно, я это знаю. Я, Вадик, очень уважаю себя...

– Ева!

Она помолчала, стиснув зубы.

– Какой же ты дурак, Вадик, – наконец почти ласково сказала она. – Ведь я в сто раз красивее этой лошади в очках и в сто раз умнее. Я это говорю не потому, что у меня раздутое самомнение, а таковы факты. Есть некрасивые, но очень милые женщины... А то чучело, что ты при всех обнимал на вечеринке, – даже и не женщина вовсе!

– Как – не женщина? – испугался Вадим.

– А вот так! Я же сказала – это была лошадь в очках! – заорала Ева и бросила трубку.

Телефон зазвонил снова.

– Ева? Ева, это я, Илья... – зашептал ей в ухо Гамов. – Поздравляю тебя с днем рождения, Ева! Мне сказали, что ты рассталась с этим мерзавцем... Мы должны сегодня встретиться, Ева!

– Как же, разбежался... – фыркнула она и снова бросила трубку. Гамов пугал ее своей настойчивостью. Если и дальше продолжать с ним отношения, то он, пожалуй, не отстанет от нее до конца жизни. Теоретически Ева, как уже упоминалось, со вчерашнего дня была не прочь сходить замуж, но Гамов имел несколько существенных недостатков. Во-первых, он наотрез отказывался сбрить свою бородку, делавшую его похожим на геолога. Во-вторых, у него была слишком многочисленная родня. Мама, бабушка – очень бодрая и деятельная пожилая дама, две младших сестры, смуглая и усатая племянница из Баку, которая вот уже который год искала себе жениха (почему-то именно в Москве), целых три незамужних тетки в Иванове, которые чуть ли не каждый квартал делали набеги на столицу... В общем, Гамов в мужья категорически не годился, даже на короткое время.

Телефон зазвонил снова.

– Ева Борисовна Полякова? – прошелестел вкрадчивый женский голос.

– Да, она самая. А вы кто?

– Я жена. Жена Николая Николаевича. В последнее время до меня стали доходить слухи...

– Все неправда! – мрачно воскликнула Ева и в третий раз бросила трубку. Потом подумала и выдернула шнур из розетки. Еще подумала и отключила свой сотовый.

Потом достала из шифоньера ярко-алое бархатное платье. Ева прекрасно понимала, что такое платье вовсе не годится для скромных домашних посиделок, но подобные глупости вроде этикета и правил хорошего тона ее волновали мало. Кто сможет запретить ей в собственный день рождения надеть алое платье из бархата и накрасить губы ярко-красной помадой, чтобы напоминать танцовщицу из Мулен-Руж!

И, чтобы довершить превращение, она вдела в уши старинные серьги с огромными рубинами, которые ей подарил когда-то один поклонник (слава богу, после расставания не стал требовать их обратно, широкой души мужчина оказался!).

В семь часов в дверь позвонили. Поскольку Шура обещала прийти в семь (а Шура Лопаткина была исключительно пунктуальной особой), то Ева, не раздумывая, распахнула дверь.

На пороге действительно стояла ее лучшая подруга Шура, но не одна. Рядом с Шурой была еще какая- то женщина.

– Ева, дорогая, с днем рождения тебя! – залепетала Шура несколько смущенно и ткнула в подругу гладиолусами. – Я тебе не могла дозвониться...

– Ну правильно, я все телефоны отключила! – кивнула Ева, разглядывая стоящую рядом с Шурой незнакомку. – А ты с кем это?

– Господи, прости... Я же говорила – я хотела тебя предупредить! Это Ива, дочь маминой старинной знакомой! У Ивы ремонт, еще сломалась машина, а у нас, ты знаешь, тесно, и мы решили, то есть я решила...

– Господи, да заходите же! – любезно улыбаясь, Ева пропустила их в прихожую. Когда Шура проходила мимо, Ева весьма чувствительно ее ущипнула («нечего чужих с собой приводить!»). Шура едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть, побледнела, потом покраснела, и на глазах ее выступили слезы.

– Может быть, я зря пришла? У тебя день рождения, а я нахально явилась... – извиняющимся голосом начала Ива, незваная гостья. – Но Шура так настаивала...

– Ничего-ничего! – все так же любезно улыбнулась Ева. – Все в порядке! Я очень рада. Прошу...

Ива подарила Еве коробку конфет и бутылку коньяка, но это ничуть не растрогало хозяйку дома.

– Шура, помоги накрыть на стол... Ах, Ива, а ты сиди, мы сами справимся!

На кухне Ева сердито спросила подругу:

– Что ты себе позволяешь, Лопаткина! Я, между прочим, тебя одну приглашала!

– А щипаться-то зачем... – грустно вздохнула Шура и вытерла ладошками уголки глаз. – Я же говорю – это дочь маминой старинной знакомой, у нее ремонт, а машина сломалась...

– Ничего не поняла! Какой ремонт, какая машина?..

– Ива живет на даче, под Москвой, – ожесточенным шепотом принялась объяснять Шура. – А в московской квартире у нее ремонт, а ремонт – это, сама знаешь, стихийное бедствие!.. В зоне стихийного бедствия находиться нельзя... Ива с мамой поехали к моей маме, но у нас ночевать негде, одна только Ивина мама помещается. Вот и пришлось мне Иву взять с собой!

– Так почему же они на дачу не вернулись?

– Потому что машина у них сломалась, завтра только из ремонта смогут взять! А ты, Ева, очень вредная, у меня теперь синяк будет...

– Ладно, прости. Прости меня, я сказала! – сурово сказала Ева. – В общем, ничего страшного. Посидим втроем, все веселее...

Шура моментально оттаяла. Она была доброй, веселой и незлопамятной, в отличие от Евы. Даже внешне они составляли контраст: Шура была полной, с темными вьющимися волосами, желтовато-смуглым веснушчатым личиком, напоминающим кукушечье яйцо... Работала Шура в одном из московских офисов, где персонал заставляли ходить исключительно в деловой одежде и даже брюки носить запрещали. Шура страдала – ей на редкость не шел офисный стиль – приталенные пиджаки, прямые юбки определенной длины, блузы и туфли-«лодочки», а также то, что непослушные волосы ее приходилось укладывать в строгую прическу. Шуре хорошо было в кружевах, рюшах и легких тканях в цветочек, она обожала свободные шлепанцы без каблуков и когда в волосах нет ни одной заколки. В таком домашне-дачно-пляжном виде она выглядела сентиментально и трогательно.

– А почему у нее такое странное имя? – с любопытством спросила Ева.

– У кого, у Ивы?.. А, ну так полное ее имя – Иветта!

– Какой ужас! – фыркнула Ева и засмеялась. – Ладно, неси вот эти тарелки.

– Ева, а это что? Это твои любимые мидии? Ох, пожалуйста, неси их сама, я не могу на них смотреть, а уж если я их случайно понюхаю...

– Тогда неси торт!

В общем, Ева легко смирилась с присутствием в своем доме Ивы. Вот если бы Шурочка вздумала привести Стасика... Стасик был гражданским мужем Шурочки, и Ева его ненавидела. При каждой