начальству, что у меня температура. И весь следующий день тоже буду пить. Ходить небритый, злой, есть консервы прямо из банки…
– Это тоже пошло! – закричала Люба и принялась рыдать, уже не пытаясь себя сдерживать.
Алеша вскочил, принялся разглядывать всевозможные баночки, тюбики, коробочки и флакончики на полках. Чтобы отвлечься, стал читать состав на одном из флаконов: «Циклометикон, октадеканол, касторвакс, бутиловый эфир, алюминоцирконовый тетрахлоргидрекс… Господи, и эту химию в себя втирать каждый день! Ну-ка, а тут что?.. Стеариновая кислота, опять этот циклометикон, какой-то там диметикон, метилпарабен, карбомер, холестерин… Холестерин? Ну да, так и написано! А, холестерин полио… полиоксиэтилированный, в скобочках – двадцать четыре. Натрия гидроксид, токоферола ацетат, ретинола пальмитат, бутиленгликоль и прочая дрянь…»
Люба за дверью безутешно рыдала.
– Люба, я тебя умоляю! – с тоской закричал он. – Люба, ну давай не будем…
– Она тебе кольцо отдала? – вдруг сквозь всхлипывания спросила та.
– Какое кольцо?
– То самое, которое ты ей дарил на свадьбу! – сердито напомнила Люба. – С голубым сапфиром!
– Нет.
– Почему? Она должна была тебе его отдать!
– Ничего она мне не должна… – с досадой произнес Алеша.
– Нет, должна! – страстно возразила та. – Раз вы с ней развелись…
– Люба!..
– Нет, так полагается! Я ей позвоню и потребую кольцо обратно.
– Перестань! – в бессильной ярости закричал он, смахнув на пол шеренгу тюбиков и флакончиков. – Она сама хотела мне его вернуть, а я не взял! Я сам его у нее не взял – ты слышишь?!
После первых же аккордов раздался стук в потолок. Обычно Семен Владимирович давал Алене доиграть до конца и только тогда принимался стучать. Может быть, что-то случилось?..
Алена накинула на плечи кофту и поднялась наверх.
Кашин открыл ей дверь с озабоченным, взволнованным видом.
– Семен Владимирович, добрый день… Как у вас дела? Я вам не помешала своей музыкой? – серьезно спросила Алена.
– Прошу вас, Елена Петровна, проходите… – пропустил ее внутрь Кашин. – Тут такой сквозняк!
«Опять заманивает!» – констатировала Алена. Но делать было нечего, и она пошла вслед за стариком.
– Я же забыл сказать вам одну очень важную вещь! – Кашин усадил ее в большое кресло. – Если в январе кактусы надо было поливать только два раза – пятнадцатого и тридцать первого, то в феврале их вовсе не следует поливать! Я вам это говорил? Я давал вам график полива?..
– Кажется, да… – пробормотала Алена. Ей стало неловко – опунцию, которую подарил ей Кашин, она не поливала даже в январе.
– Очень хорошо! – довольно произнес старик. – Значит, повторяю еще раз на всякий случай – в феврале мы к ним даже не притрагиваемся. А вот в марте график будет такой – поливать каждую субботу! В апреле – пятого, десятого, пятнадцатого, двадцатого, двадцать пятого и тридцатого. То есть каждые пять дней! А вот в мае – уже каждый третий день… Впрочем, я вам лучше новую напишу памятку, а то можете забыть, – решил Кашин. – А теперь идемте пить чай.
– Семен Владимирович, я уже пила чай.
– Ничего не хочу знать! – мстительно произнес тот. – Идемте, идемте…
На этот раз они пили чай с немецким конфитюром из малины, который подозрительно быстро таял во рту.
– Мне мама варенье недавно прислала, – вспомнила Алена. – Домашнее! Я вам принесу. Вы любите – из крыжовника?
– Люблю, – энергично закивал Кашин. – Еще сливовый джем люблю. Абрикосовый тоже… А однажды мне удалось попробовать варенье из молодых грецких орехов! Очень оригинально. Подлейте-ка мне еще чайку…
– Из грецких орехов? А, знаю… – улыбнулась она.
Кашин достал потрепанную книгу.
– Вот послушайте, как звучит одно стихотворение на французском… – и он принялся читать текст на французском – распевно, с изящным грассированием, с театральными интонациями. Алена не знала французского и потому не поняла ни слова, но невольно залюбовалась Кашиным.
– Красиво… – с восхищением произнесла она. – А как переводится?
– Вот в этом вся и закавыка – как правильно перевести! – сверкая пронзительными, узко посаженными глазами, вскричал Кашин. – Это Франсуа Валло, если вы догадались…
– Ах, тот самый Франсуа Валло, который с Рембо, Аполлинером и Верленом… – вспомнила Алена.
– Ну да. И как Кирилл Глебович Лигайо перевел начало? «Как скоро сможешь ты освободиться, чтоб нам в объятии поскорее слиться…» Ужасно! Одной фразой он убил весь лиризм этого стихотворения.
– Почему?
– Топорная работа – вот почему! Ну что это такое – «как скоро сможешь ты освободиться»? – презрительно повторил он. – Это так, между прочим, к парикмахеру обращаются, желая узнать, когда он сможет принять следующего клиента: «Сервэ-ву либр бьенто?» А у Валло совершенно другие слова! Он же пишет о полете, об освобождении от земного притяжения, о небесной любви!
– А вы бы как перевели, Семен Владимирович?
– «Голубкой ты умчись под облака – любимая, легка и простодушна. Скорей – ко мне, со мной – подальше от земли, где воздух душный…», ну и так далее. Вот как бы я перевел эти строки Валло! А то что это – «как скоро сможешь ты освободиться»?.. Чувствуете разницу, Елена Петровна?
– Разница очень большая! – согласилась Алена.
– «Же вудре де зойе, же вудре нарсис, же вудре мюге…» – это уже другое стихотворение Валло, – оживленно продолжил Кашин. – Кирилл Глебович перевел следующим образом: «Мне нужны гвоздики, мне нужны нарциссы, ландыши нужны…» То есть буквально – разговор в цветочном магазине, куда пришел придирчивый покупатель! А на самом деле о чем шла речь у Валло?
– О чем?
– О девушках! – воскликнул Кашин. – О прекрасных девушках, подобных цветам! Я бы перевел это так: «Не жить без Розы мне, не жить без Виолетты (виолет на французском – это фиалка), без чудной Лилии мне не найти покоя…» Конечно, это не дословный перевод – я позволил себе некоторую вольность, играя с названиями цветов и женскими именами, но мудрость переводчика в том и заключается, что он адаптирует текст к другому языку… Содержание важнее формы, разве не так?..
– По-моему, у вас получилось даже лучше, чем у самого Валло! – сказала Алена. – Почему же вы не издали свой, альтернативный перевод?
– Милая моя… Вы совершенно забыли те времена! – скорбно вздохнул Семен Владимирович. – Это же шестидесятые, семидесятые годы… Перевод поручили Лигайо, а не мне! Меня бы ни за что не напечатали. Один Валло – один Лигайо, а насчет Кашина никто никаких распоряжений не давал. Система!
– Это несправедливо… А почему тогда перевод поручили не вам, а этому Лигайо?
– Интриги – вот почему! – снова сверкнул глазами Кашин, и от возмущения у него даже уши шевельнулись, отчего он снова напомнил Алене сказочного тролля. – Кирилл Глебович умел подлизаться к начальству. Он для себя всегда самых лучших авторов выторговывал! А ведь когда мы учились в институте, он таким пройдохой не был.
– Что? – удивилась Алена. – Вы вместе учились?
– Ну да… – уныло пробормотал Семен Владимирович. – Практически друзьями были!
– Вы никогда мне об этом не рассказывали, – заметила Алена. – У меня даже сложилось впечатление, что вы все время только и делали, что враждовали с ним.
– Нет, не только… – неохотно признался Кашин. – У нас был замечательный семинар! Одна Лиза
