– Ты, как всегда, неотразима… – засмеялась Алена и тут же примерила ее шляпу на себя, повернулась перед зеркалом. – А что, интересно!

– Ты считаешь? – обрадовалась Сима. – А то мне один мужик из машины пальцем у виска покрутил… Хотя, может быть, он просто не в восторге от моего вождения был?..

– Да, скорее всего!

Сима была невысокой, с коротко стриженными рыжими волосами и пухлыми щеками – очень милое и простое личико, но тем сильнее не нравилось оно Симе. Не нравилась ей и собственная фигура с тонкими, очень худыми ножками и несколько преувеличенной задней частью. Сима ни в коей мере не была толстой, но несоответствие некоторых пропорций создавало именно такое впечатление.

Сима была художницей и потому стремилась визуально исправить свой внешний вид. Некоторых она даже шокировала – особенно своим пристрастием к шляпам и ботфортам.

Сима густо подводила брови, чернила светлые, как у всех рыжих, ресницы и красила губы ядовито- красной помадой. Поскольку Алена знала Симу очень давно (лет пятнадцать назад они познакомились в Доме художника), то уже привыкла к ее внешности.

Люба же, которая была больше Алениной подругой, поскольку приехала в Москву из того же городка, к Симиным визуальным экспериментам никак не могла привыкнуть. «Господи, Алена, да скажи ты ей! Что она опять с собой сделала?..» Сима могла нарисовать на своем лице капающие из глаз слезы, могла навертеть вокруг шеи боа из перьев неизвестной птицы и натянуть перчатки до плеч, а однажды даже сбрила брови – «под Марлен Дитрих». Сбривала ли на самом деле Марлен Дитрих себе брови или нет, Алену не волновало, в отличие от Любы…

– А я винца привезла! – радостно сообщила Сима, стянув с себя через голову пончо. Под пончо на ней было атласное платье цвета шампанского с разрезом до пупа и стянутое на груди брошью в виде божьей коровки. – Красненького…

– Ты же за рулем!

– А я для тебя. Ты будешь пить, а я буду на тебя смотреть, – ласково сказала Сима.

Они прошли в комнату.

– Я Любке позвонила, – сообщила Алена. – Может быть, тоже сейчас приедет. Или нет – я на самом деле с автоответчиком разговаривала…

– Да? Это было бы хорошо, если б мы все вместе собрались, – согласно кивнула Сима. Провела пальцами по корешкам книг на книжной полке, потом повернулась на крутящемся табурете возле Алениного «Шредера». – Какой маленький у тебя рояль… – заметила рассеянно.

– Называется – кабинетный, – сказала Алена. – Между прочим, начало двадцатого века!

– Антиквариат… Ой, а это что? – вцепилась Сима в подзорную трубу, стоявшую на подоконнике. – Прелесть какая! Настоящая?

– Конечно… Семен Владимирович дал.

– Ой, этот Семен Владимирович… – засмеялась Сима и поднесла трубу к глазам. – Надо же, все видно! Аленушка, а зачем тебе эта труба?

Алена помедлила, а потом решила признаться:

– Я за человеком одним наблюдаю. Кстати, он еще здесь… Ты не туда смотришь. Во-он там… – Она рукой осторожно направила трубу. – Видишь?

– Вижу, – тихо ответила Сима, страшно заинтригованная. – Мужик сидит на скамейке. Ничего так… На Ричарда Гира похож, когда тот еще относительно молодой был.

– Какой еще Ричард Гир, у Ричарда Гира нос картошкой! – обиделась за своего незнакомца Алена.

– Нет, похож, – настаивала Сима.

– Да ни капельки! – возмущенно закричала Алена.

– Аленка!

– Что?

– Что-что… Кто он?

– Я не знаю.

– Ой, уходит! – закричала Сима, волнуясь. – Алена, он уже уходит!

– Пусть уходит. Он всегда уходит, как стемнеет. Посидит полчаса-час – и обратно…

– А зачем он тут сидит?

– Говорю же, не знаю! Между прочим, каждые выходные… На пруд смотрит. На уток. Как люди на льду катаются…

– Каждые выходные… Он замечал, что ты за ним наблюдаешь?

– Нет, конечно, он же практически спиной ко мне сидит. Спиной или вполоборота… И потом, даже если бы он обернулся, все равно бы меня не заметил. Дом большой, окон много… – Алена включила свет – стемнело внезапно и быстро.

– Ты в него влюбилась? – серьезно спросила Сима, глядя на Алену круглыми светло-серыми глазами, в которых отражался электрический свет.

– Сима, я не сумасшедшая, я просто из интереса за ним наблюдаю… – возмущенно начала Алена, но подруга ее перебила:

– Значит, он тебе нравится, и ты хочешь с ним познакомиться. Алена, но это просто – выйди из дома в следующий раз, пройди мимо, сделай вид, что у тебя сломался каблук, спроси, не видел ли он собачку…

– Какую собачку?

– Ну, которую ты якобы ищешь! Ах, Алена, вариантов знакомства масса…

– Во-первых, у меня нет собачки. Во-вторых, я не думаю, что он захочет со мной знакомиться. В- третьих, не уверена, что мне самой нужно это знакомство.

– Ты что, Алена?.. – Сима еще шире раскрыла глаза. – Еще как нужно! Ты же одна!.. А он, кажется, вполне приличный мужчина, на Ричарда Гира похож…

– Дался тебе этот Ричард Гир! – рассердилась Алена. – И потом, это нехорошо – самой навязываться.

– Ой-ой-ой! – насмешливо засмеялась Сима. – А ты думаешь, как люди знакомятся? Хочешь всю жизнь в четырех стенах просидеть, ожидая принца на коне? Он же, этот принц, знать о тебе не знает! Вот откуда он может догадаться, в какой квартире тебя искать, а?.. Он что, экстрасенс?

– Сима!

Они замолчали, глядя друг на друга.

И в этот момент запищал домофон.

– Любка? – удивленно-радостно воскликнула Сима.

– Она, наверное… Только я тебя умоляю, Сима, ничего не говори – ты же знаешь, какая она!

Алена быстро спрятала подзорную трубу и побежала открывать дверь.

Через пару минут к компании присоединилась Люба.

– Привет, богема! Алена, я твое послание услышала и подумала – отчего, в самом деле, не заглянуть?..

Любовь Шеина была выдающейся женщиной – в прямом смысле этого слова.

Она была выше Алены на голову, а Симы – на две. В музейных залах, представлявших античность, можно увидеть подобных женщин, запечатленных в мраморе. Люба была копией Артемиды или Дианы- охотницы. А может, Геры, супруги Зевса…

Большую часть своей жизни Люба занималась академической греблей – профессионально. Званий и наград – несть числа, квартиру в Москве смогла купить, в отличие от Алены… Но потом Люба ушла из спорта и теперь работала в крупной туристической фирме. «Надо и о личной жизни подумать…» – сурово объяснила она свой уход из большого спорта.

Правда, ни Алена, ни Сима ничего о личной жизни подруги не знали, поскольку Люба была человеком очень скрытным. Они давно привыкли к этому и в душу к ней не лезли. Надо будет – сама расскажет.

Но в том, что эта личная жизнь существует, можно было не сомневаться – у Любы вечно не хватало времени, встречи трех подруг можно было по пальцам пересчитать. Да и сама Люба – высокая, статная, мощная, с гривой вьющихся каштановых волос, кареглазая, чернобровая, румяная – никак не походила на киснувшую в одиночестве старую деву.