проехала поперек стоянки и встала. Племяннице дядя Миша уже звонил, насчет пожара она в курсе. И хорошо. Не понадобится лишних слов, при виде Дашки он робел, вспоминая то казенное письмо, что пришло из зоны. О смерти Кольки он не сказал, когда была возможность, а сейчас – не лучшее время для таких разговоров.

Распахнув дверцу, Дашка подбежала к пепелищу, схватила лом, валявшийся среди головешек, шаг за шагом обошла территорию бывшего 'Ветерка'.

– Чего ищешь? – крикнул дядька. – Ничего не осталось. Все сгорело.

– Чего надо, то ищу, – буркнула Дашка.

Когда чуть свет дядя Миша позвонил ей и рассказал обо всем, что случилось, Дашка, не дослушав, разрыдалась в подушку. Потом взяла себя в руки, слабая надежда, что деньги, спрятанные в огнетушителе, целы, еще оставалась. Дашка разгребла ломом толстые головешки, вытащила из-под них то, что искала – огнетушитель. Корпус потемнел от копоти, вдоль него пошла трещина. Бросив лом, она подняла свою находку, вытащила на асфальт. Тут откуда-то из-за спины выскочил дядя Миша, вылил на огнетушитель ведро воды.

– Ты чего делаешь, осел, – закричала Дашка.

– Так горячий же... Я как лучше хотел.

– Никакой он не горячий, пожарники водой залили. Если хочешь как лучше, отойди в сторону.

Дядька, отступив на шаг, наблюдал, как племянница возится с никчемной железякой, перочинным ножиком выковыривая днище огнетушителя. Он хотел спросить, на кой черт понадобилось племяннице пачкаться в саже. Но тут днище отвалилась, Дашка тряхнула огнетушителем, вывалив из него на асфальт обгоревшие мокрые купюры, скатанные в рулончики.

Дядя Миша тихо охнул, соображая, сколько денег было в тайнике. Не сосчитать. Доллары, рубли... Крупными купюрами. И все обгоревшие, те, что находились ближе к стенке огнетушителя, и вовсе превратились в пепел.

– Это что же? – прошептал дядя Миша. – Откуда?

Дашка показала пальцем на пожарище:

– Оттуда.

– Что же ты наделала? – Дядя Миша схватился за голову. – Я же у тебя взаймы просил. Мне б десятой части этих денег так хватило, чтобы... Меня же из-за долгов спалили.

Он не мог договорить, слова застряли в горле. Дашка раскатала последний рулон купюр, убедившись, что деньги пропали, отступила в сторону и прикурила сигарету.

– Что же тебя твои менты не спасли? – зло прищурилась она, – которых ты кормил и поил на халяву. Или они только за бесплатно жрать могут?

– Эх, вырастил вас дядя Миша на свою голову, – вздохнул Шубин. – Я думал, ты заезжала меня проведать, а ты, оказывается, тут деньги держала. Тайник устроила. Господи...

– Это все для Коли было, – сказала Дашка. – Я из этих денег себе ни копейки не взяла. А Кольку я все равно вытащу. С этими деньгами или без них, но вытащу.

Пнув мыском башмака огнетушитель, Дашка пошла к машине, села за руль и, не сказав ни слова, даже не оглянувшись назад, рванула с места. По ее запачканным сажей щекам текли слезы. Она посмотрела на фотографию Кольки, заткнутую за солнцезащитный козырек над водительским местом.

– Мы уедем отсюда, – сказала Дашка беззаботно улыбающемуся брату. – Дом у океана купим. Все будет, как ты говорил: небо, море и свобода...

Кот гнал джип по трассе к городу Карамышин, где жила Дашка. После долгой бессонной ночи он почти не чувствовал усталости. Асфальтовое полотно дороги весело убегало под колеса, а все радиостанции передавали, что впереди ясный погожий день и дождей не ожидается. Перед глазами стояла Ирина Бударина – в розовой ночной рубашке, сквозь которую просвечивает упругое, аппетитное тело. Он вспомнил события минувшей ночи.

Когда Бударина велела ему идти в спальню, от удивления Костян открыл рот и застыл на месте.

– Соседи, наверняка, слышали выстрелы, – сказал он первое, что пришло в голову. – Сейчас ментов поднимут.

– Ближайшие соседи уехали к родственникам, – возразила Бударина, держа его на мушке: Кот, глядя на нее, медленно поднял руки вверх, чтобы не провоцировать на выстрел. – А дальние пистолетных хлопков не услышат. В доме стены из круглого леса и вагонкой обшиты. Вот если из ружья пальнуть – это да. Весь поселок проснется. Поэтому не толкай меня на крайности.

– Ум-р-р-и, мусор, – снова крикнул Борхес.

– Он уже умер, – сказала попугаю Ирина Степановна и с одобрением окинула взглядом Кота с головы до ног: – А ты в жизни лучше, чем на фотографии. Симпатичнее. Представительнее что ли...

– А где ты видела мою фотографию? И фамилию откуда знаешь?

– Этот приносил твое дело, – Бударина показала стволом ружья на безжизненное тело Кума. – За столом читал.

– Ты бы отпустила меня, – попросил Кот. – У нас с Кумом были свои счеты. Он моего друга... Это долго рассказывать. Слишком долго. Отпусти...

– Ты на себя в зеркало посмотри, герой. Кровь на пиджаке, на рубахе... Везде. Далеко ли ты убежишь в этих тряпках? До первого мента разве что.

– Да, пожалуй, – кивнул Кот и опустил руки. – Но я не умею под дулом ружья заниматься такими делами. У меня ничего не выйдет.

– Это мы проверим.