– Я посчитал несправедливым, что этот жиденок имеет право на комнату, а меня, сына банкира Бодмера, отправили в университетский дортуар.
– Итак, вы повторяете свое утверждение, – сказал Каммершульце. – Вы полагаете, что Бальтазар Кобер – еврей. Исходя из этой посылки, вы делаете вывод, что он стоит ниже вас.
– Но ведь я христианин! Я не убивал Сына Божьего! – воскликнул Иосиф, вскакивая с места.
В рядах братьев послышался ропот. Паслигур встал:
– Обвиняемый Бодмер, и вы, господа, я призываю вас подумать о спасении вашей души. Вы должны будете поклясться на Священном Писании под страхом самых ужасных мук ада, что будете говорить правду и только правду. Положите руку на Библию и клянитесь!
Трое обвиняемых вытянули правую руку и поклялись спасением своей души, что скажут правду.
– Тогда отвечайте, – продолжал Паслигур. – Правда ли, что Бальтазар Кобер хвастался перед вами, будто у него были беседы с ангелами?
Три студента молчали. Паслигур повторил вопрос и попросил ответить на него самого младшего из троих.
– Я не могу этого подтвердить, – после продолжительного молчания сказал студент. – Меня там не было, когда он богохульствовал.
– И меня тоже, – быстро ответил второй студент.
– А что скажете вы, Иосиф Бодмер?
Сын банкира какое-то мгновение колебался, потом, вскинув голову, решительно и как бы с вызовом ответил:
– Я клянусь бессмертием своей души, что этот жиденок уверял, будто он беседовал с ангелами!
Бальтазар перекрестился и поцеловал кончик своего большого пальца. Несчастный Бодмер стал клятвопреступником. Тогда наш друг поднялся и подошел к нему.
– Умоляю тебя, не отдавай свою душу на вечные муки! Я прощаю тебя!
Бодмер пожал плечами:
– Мне не надо твоего прощения!
И он плюнул Коберу в лицо.
Тогда поднялся Фридрих Каммершульце и сказал:
– Иосиф Бодмер, вы считаете богохульством, когда человек признается, что беседовал с ангелами, – в том случае, если он взаправду с ними беседовал? Это недостаток сдержанности и скромности, это гордыня, но уж во всяком случае не богохульство. Разве человека убивают кинжалом за то, что он был недостаточно скромен?
Иосиф Бодмер начал кричать:
– Это западня, это издевательство над правосудием! Где это слышано, чтобы на суде несли такую околесицу?
Каммершульце спросил:
– Верите ли вы в существование ангелов, да или нет?
– Мне ничего о них не известно, – пробормотал Бодмер.
– И вы хотите нас убедить, что желали проучить Бальтазара Кобера, защищая ангелов, о которых вам ничего не известно? Вы действовали из зависти. Вы завидовали дружбе, которой я его удостоил. Но вы не знали того, кому вы завидовали; вы не знали, что он не принадлежит вашему миру, Иосиф Бодмер, что он совершенно неспособен лгать. И вот вы преступили клятву, и к тому же уличены в том, что пытались убить одного из наших самых драгоценных, самых любимых братьев. Позор вам! Я оставляю на усмотрение трибунала вынести вам приговор!
Он сел.
Два других студента упали на колени и закричали:
– Сжальтесь над нами! Все, что мы делали, мы делали по указанию Бодмера! Это правда, что он завидовал Бальтазару. Что касается ангелов, так это он хвастался…
– Подлые трусы! – завопил Бодмер. – Вы сами – грязные жиды!
И он сорвался с места, словно пытаясь убежать, что было невозможно, так как дверь была закрыта на ключ. Два вестника вынудили его возвратиться на свое место и сесть.
Слово взял Паслигур:
– Учитывая, что вы признаны виновными в нападении на нашего брата Бальтазара Кобера с намерением ранить его или даже убить, суд выносит такой приговор: вы получите, вы, Иосиф Бодмер и два ваших сообщника, тридцать ударов кнутом и с завтрашнего дня будете переданы светскому правосудию города, которое установит вам добавочное наказание, каковое покажется ему надлежащим. С другой стороны, вы Иосиф Бодмер, будучи уличены в клятвопреступлении при свидетелях, будете переданы в руки церковного правосудия, чтобы оно выбрало вам наказание, соответствующее тяжести вашего проступка.
Трибунал святого Жиля, как и все корпоративные трибуналы, имел привилегированное право требовать предварительного наказания, и оно складывалось с наказаниями, которые впоследствии могли наложить суд светский и церковный.
«Вот это, я понимаю, хорошо сделанная работа! – сказал грубый голос, когда вечером того же дня Бальтазар укладывался спать. – Благодаря тебе этот Бодмер отныне подчиняется мне. Прими мои поздравления и благодарность. Никто не льет столько воды на мою мельницу, как эти ревностные слуги Бога!»