вошел в Иерусалим. Там меня ожидали пророки. Мы вместе прочитали молитву, которую я не знал. И вот теперь я здесь с вами, в этом мире. Что происходит?
Каммершульце ничего не ответил.
Через несколько минут, когда они пересекали большую площадь, пустынную в это время, и копыта лошадей стучали по мостовой, Бальтазар заговорил опять:
– Учитель, я узнал Ноя, Авраама, Моисея… Как это могло случиться, ведь я их никогда не встречал? Я упал на колени вместе с ними, и мы произнесли молитву, которую я не знал. Как мог я произнести молитву, которой не знал?
Каммершульце ему сказал:
– Бальтазар, а как могло случиться, что ты способен понять в нашем пространстве и в нашем времени события, которые происходят в пространстве и времени, принадлежащих Богу?
– Но я ведь тот самый Кобер и на дороге в Вюрцбург, и на дороге в Иерусалим…
– Ибо за каждым городом прячется Иерусалим, – сказал Каммершульце.
Они легко нашли гостиницу под Гусем и Рашпером, и их там встретили с радостью. Вестники знали, что произошло ьв Нюрнберге, и в их глазах Каммершульце был героем. Здешняя мать, веселая и толстая женщина, весьма часто и без видимой причины смеялась, но ее талант стряпухи имел те черты гениальности, которых был начисто лишен ее ум. Трое братьев сели за стол вместе с нашими друзьями и чокнулись за их здоровье с таким пылом, что вскоре начался совершенно откровенный разговор.
– Мы были преданы одним фламандцем по фамилии Дюсберг, – сказал один из местных братьев.
– Он выдавал себя за торговца, – сообщил второй. – Я встречал его в Дрездене два года тому назад. Это была подсадная утка ректора, а мы все поверили в его искренность.
– Что случилось с матерью и с братьями в Кобурге? – спросил Бальтазар.
– Дюсберг их выдал. Только одному из них удалось скрыться – тому, кого они называли горланом. Все другие в тюрьме. Их перевезли в Дрезден, где они присоединились к Валентину Бонгефферу, печатнику.
– Бонгефферу! – воскликнул Каммершельце. – А мастер Виткоп тоже в тюрьме?
Брат повесил голову:
– Они его сбросили с лестницы. Он мертв.
Бальтазар перекрестился.
Где сейчас Паппагалло, Роза, актеры? Уцелели ли они в этом шквале? Казалось, конца не будет этому разгулу разрушительной стихии.
Между тем в конце трапезы один из братьев поднялся из-за стола, вышел в соседнюю комнату и возвратился с сумкой в руках, из которой достал книгу.
– Люди ректора сожгли все произведения, обнаруженные в мастерской Виткопа. Однако мне удалось сохранить один экземпляр – вот он, – сказал брат, протягивая Каммершульце трактат, который к изумлению и величайшей радости алхимика оказался не чем иным, как «Дорогой к Богу через познание начала и трех сущностей», подписанный фамилией Редививус.
– Слава Богу! – воскликнул Каммершульце. – Один экземпляр моей книги спасен!
И он встал, чтобы прижать брата к своему сердцу. Но тот сказал:
– Были спасены и другие экземпляры. Они лежали в каморке, которую солдаты не обнаружили. Я не знаю, что с ними со всеми случилось, но некоторые попали в Дрезден, другие – в Нюрнберг благодаря усилиям наших друзей разносчиков. Ваша книга жива, мой дорогой брат!
Тогда Фридрих Каммершульце сел и раскрыл свою книгу. Это впервые он держал ее в руках, уже напечатанной. Он вдыхал ее запах, ощупывал переплет и начал листать с бесконечной нежностью, любуясь то какой-то фразой, то рисунком, как будто это произведение было живым существом, родившимся из его плоти. Бальтазар смотрел на своего учителя со смешанным чувством радости и зависти, ибо он знал, что писать книги станет его судьбой, и смотря на «Дорогу к Богу» он видел мысленным взором все свои будущие труды.
В течение пяти месяцев, прожитых на ферме, он продолжал исписывать страницу за страницей своими вдохновленными свыше письменами. Его книга была почти закончена, и в этой длинной жалобе, похожей на сетования Иова, он рассказывал изнутри о пережитых им испытаниях. Каммершульце был поражен трагическим тоном произведения и просто сказал:
– Такова душа этой расколотой эпохи.
И в самом деле, казалось, что обиженные и угнетенные того времени жаловались и восставали в этом мрачном вопле, вышедшем из-под пера Бальтазара.
Алхимик возвратил трактат брату, который ему сказал:
– Учитель, я счастлив, что Бог дал мне возможность встретиться с вами. Возьмите эту книгу, ведь она ваша. К тому же, если говорить всю правду, я и читать то не умею…
Каммершульце поблагодарил брата, потом обернулся к своему ученику:
– Здесь в Вюрцбурге есть печатник из наших друзей. Не смог бы ты помочь ему напечатать твою книгу?
– Но за какие деньги? – спросил Бальтазар. – Нужны бумага, чернила…
– Об этом не беспокойся, – ответил Каммершульце. – Банкир Авраам Курский отдал мне сто флоринов, вырученные за картину. Он не захотел хранить деньги, взятые за кровь Невинного.
Бальтазар сначала был ошарашен. Потом воскликнул: