в том, что самое совершенное произведение нюрнбергского живописца не вернется в его родной город, так как полотно желает приобрести другой покупатель, которому почти невозможно будет отказать». Ректор встревожился и ответил, что он также хочет купить упоминаемый шедевр и не отступит ни перед какими трудностями, чтобы родной город Дюрера смог получить обратно этого «Геракла», «один из символов своей славы». На это послание банкир Курский ответил следующим письмом, сообщив, что посланцы баварского монарха собираются в Бамберг – договориться о приобретении картины. Шедель даже подпрыгнул от возмущения. С какой это стати католики претендуют стать хозяевами великого произведения знаменитого нюрнбергского мастера! И на следующий день он самолично отправился к Аврааму Курскому.

– Этого «Геракла» я привез из Шлейсгейма, где его предложили мне в обмен на некоторые мелкие услуги, – начал банкир. – Известны немногие картины Дюрера на мифологические сюжеты, и это одна из причин, почему моя так высоко ценится. С другой стороны, я осмелюсь предположить, что этот Геракл, стреляющий из лука в чудовищных птиц, может быть отождествлен с Христом, побеждающим чудищ, которые отравляют источник веры…

– Возможно, – сказал ректор, явно не желая разговаривать на подобную тему с евреем. – Но скажите мне наконец, банкир Курский, какую цену предлагает вам Виттельсбах?

Курский назвал сумму, которую вряд ли кто согласился бы уплатить за картину. Шедель воздел руки к небу:

– Невозможно! Это неправда! Мне пришлось бы продать половину своей коллекции, чтобы приобрести только одну эту картину! Вы бредите!

– Это действительно та сумма, которую я завтра получу за полотно.

Ректор взревел от бессильного гнева и воскликнул:

– Но что я должен сделать, чтобы вы уступили мне это полотно за более приемлемую цену?

Он подошел ближе к банкиру и стал его уговаривать:

– Мой друг Курский, вы же знаете, кто я такой, каково мое влияние… Я всегда получаю то, что хочу. И эта картина тоже будет моей. Сумма, которую вы назвали, невозможна. Это значит, вы хотите, чтобы я вам оказал какую-то услугу… Это действительно так?

Банкир сел за свой письменный стол и ответил:

– Ваше высокопреосвященство, я продавец этой картины. Цена, которую мне предлагают в Мюнхене, высока и именно такая, какую я вам назвал. Поэтому, для того чтобы я смог понизить цену и доставить вам удовольствие, услуга с вашей стороны должна быть значительной…

– Вот как? – воскликнул Шедель. – Что вы хотите этим сказать?

Авраам Курский торжественно встал:

– Ваше высокопреосвященство, мои условия таковы: я снижаю цену на полотно Дюрера наполовину, а вы используете свой авторитет, чтобы освободить из тюремного заточения двоих моих друзей. В противном случае, я завтра продам картину Виттельсбаху.

На губах ректора заиграла ослепительная улыбка.

– Вы говорите, наполовину? Вероятно, эти двое ваших друзей изрядные мошенники? Они финансисты? Евреи?

– Они – христиане.

– Ну что же, – решительно заявил Шедель. – Я полагаю, мы с вами договоримся. Но в чем их обвиняют, скажите мне, пожалуйста?

– Они не совершили никакого преступления, – ответил Курский.

– Дьявольщина! Да разве это возможно? А в какой тюрьме они содержатся?

– В Нюрнбергской, ваше высокопреосвященство.

– И кто же они?

Банкир какую-то минуту колебался, потом одним духом произнес:

– Франк Мюллер и Якоб Циммерманн, ваше высокопреосвященство…

Лицо ректора искривилось гримасой гнева.

– Да как вы смеете! – рявкнул он, давая выход своей ярости. – Эти люди должны быть осуждены! Они устроили заговор против своей религии, против своего монарха… Их надо примерно наказать! И они будут осуждены, они сами и их братство! Вы еврей, и вы не можете знать, что это за люди!

– Это мои друзья, – ответил Авраам Курский. И продолжал, изменив тон. – Но так как я вижу, что вы не настроены договориться, оставим это! Мне только очень жаль, что вам пришлось приехать сюда напрасно…

– Обождите, – сказал ректор, полузакрыв один глаз. – Ну а если, допустим, эта картина будет предложена мне в подарок… Тогда, возможно, я смогу устроить, чтобы эти два предателя совершили побег. Вы меня поняли?

– Об этом и речи не может быть, – заявил банкир.

– Тогда выслушайте меня внимательно, Авраам Курский. Так как я вижу, что этот Мюллер и этот Циммерманн очень дороги вашему сердцу, вот вам мое последнее слово. Или вы великодушно подарите мне «Геракла», и я устрою так, что этих мерзавцев тайно освободят; или вы поступите иначе, и тогда никто не будет с ними церемониться, их просто убьют в камерах, где они сидят. Это научит вас, что с Шеделем шутить опасно!

– Когда я должен дать вам ответ? – спросил банкир, совершенно уничтоженный.

– Отпускаю вам неделю, ведь я понимаю, что вам нужно договориться, – ответил ректор, гримасничая. – Мне не трудно догадаться, что в этом деле вы только посредник… Итак, договаривайтесь, друг мой. Я ожидаю вашего ответа во вторник к полудню.