быстро и нагло. Наглость – я знал наверняка – второе счастье. А в данном случае могла стать победой. Все сидящие здесь были настолько значительнее меня… уже мое появление перед ними, наверное, казалось им наглостью, что же, на этом и придется сыграть. Что мы имеем: они богатые – я бедный; они на родине – я на чужбине; они мусульмане – я еврей… У меня есть концертные костюмы, у них нет! – вдруг осенило меня.

И я с ходу поставил обшарпанный чемодан на потертый стол из слоновой кости, инкрустированный перламутром.

– Добрый вечер! Добрый вечер, дамы и господа! – начал я и сразу же осекся.

В зале были только мужчины.

– В смысле, только господа! – поправился я, продолжая незаметно осматриваться, изучая обстановку и прикидывая, «ху есть кто».

Господа были одеты в элегантные арабские костюмы и ужинали руками. Прямо передо мной по центру располагалась небольшая группа из шести человек, позади которых стояли как на посту официанты и склонились переводчики. «Главные здесь», – понял я и начал работать туда.

– Господа, так как я чувствую себя не особенно уютно на чужбине, я предложил бы маленький маскарад. Сейчас вы все повяжите галстуки, а я представлю, что нахожусь в России. Так мне будет удобнее.

Я говорил очень быстро и уверенно. Только так и надо себя вести, тогда все начинают думать, что ты точно знаешь, что делаешь. Стоит замяться самому, как и все в тебе засомневаются. С этими словами я протянул галстук королю, сказав, что ему, как главному, бесплатно. Он… улыбнулся, принял подарок и повязал себе на шею.

Это была первая и самая серьёзная победа. Мне сразу полегчало. Тут же десяток рук потянулись за галстуками.

– Приобретаем подарочки! – сказал, улыбнувшись, я. – Галстуки редкие, цены немалой. Сотня за штуку.

– Кто купит последним, тот верблюд! – вставил король армейскую шуточку.

Поддержка стала для меня неожиданной и в то же время… Я уже знаком с менталитетом местных мужчин, схожим с подростковым. Когда надо постоянно доказывать, что ты сильнее, или заклюют. Король сейчас отрывался на своих подданных, ведь они практически опрокинули его. Но он сумел вернуться и собирается показать, как раки на горе свистят. Тем более чем ещё ему заниматься: француженка, по слухам, сбежала, едва он пообтрепался, – и наверняка любовная неудача стала поводом для шуток среди свиты.

…Всю эту ситуацию я просек за какие-то доли секунды. Потому что сейчас от зрителей зависела моя жизнь, во мне включились и экстрасенсорные способности (до того момента скрытые), и вспомнились сразу и разговор с консульством, и полунамеки Али, когда он говорил об их государственном строе… Все вдруг сложилось в одну картину, и я четко понял, как себя вести, и то, что совершенно случайно оказался здесь в самый благоприятный для себя момент. Монарху хочется праздника и лишний раз показать, кто здесь главный. А главным на тот момент был он, а праздником, по всей видимости, являлся я.

…Итак, четырнадцать больших красочных бумажек веером расположились рядом с обтерханным чемоданом. Что это, деньги? Новые? Или просто очень крупные? Разбираться некогда.

– Господа, позвольте, галстуков было пятнадцать. А денег вы мне дали за четырнадцать. Ах да, я же один подарил королю! – выпалил я на автомате и почувствовал, что влип.

Только не молчать, нужно что-то делать. А что делать, и кто виноват?

– Господа, я слишком беден, чтобы дарить такие дорогие подарки. Кто оплатит галстук государя?

Десяток рук протянул мне деньги.

– Не хочу никого обидеть, – заметил я. И с улыбкой собрал все. Испугался. Но продолжать решил в том же ключе. Коней на переправе не меняют.

– Еще раз добрый вечер, господа, теперь я как дома. Давайте познакомимся. Вот вы кто? – Я поинтересовался у ближайшего ко мне человека с гордым профилем.

– Телевизор надо смотреть!

– Извините, сэр, будучи весьма ограниченным в средствах, я не мог позволить себе апартаменты с мультимедиасервисом.

Королю шутка понравилась. Он засмеялся. Вослед ему аккуратно заржали остальные. А потом и во второй раз.

– А чего они смеются два раза? – по-приятельски поинтересовался я у короля.

– Первый раз – за компанию, а второй раз – когда им перевели, – сквозь хохот сказал король.

Зал опять дважды хохотнул. Я заметил ещё и их взгляды, с интересом смотрящие куда-то вбок. Ёб твою мать! Чемодан! Наверное, это закон сцены – если ты, дурак, вышел на нее с чемоданом и открыл его, то все ждут, что ещё ты оттуда достанешь. Как ни крути…

– А ещё брючки от кутюр! Не желаете? – и я достал концертные чёрные штаны в блестках. – Всего пять сотен. И кстати, лаковые штиблеты – двести… За штуку, итого… итого, две тысячи сто.

– Девятьсот, – поправил король.

– Все оптом за восемьсот восемьдесят. Ладно, восемьсот – и по рукам, – ответил я.

Тут король вступил в торг:

– Ты что, решил продать все, что есть?

– Конечно, евреи вообще бывают старые, бедные и больные. Или очень старые, очень бедные и очень больные. Так вот я, например, очень-очень бедный.