— Заткнись! — вежливо и очень тихо, чтобы зрители не услышали, сказал я ей сквозь зубы и, раскрыв список, начал представлять участниц.

Прошла первая, вторая... И тут «незаконченная картина» вновь начала ругаться с художником.

— Сука, заткнись! — по-прежнему улыбаясь, прошипел я. — Итак, следующая, гм... красавица...

В этот момент в гримерке наверху зазвонил телефон. Явно из очень дешевых, с противным и резким звуком. И трезвонил он без остановки. Есть старый известный факт: если на сцене в момент, когда Отелло душит Дездемону, появляется кошка, все начинают смотреть именно на нее. И сейчас публике стало интересно не то, что я говорю, а кто же там звонит. Тем более что поэтесса, прервав мхатовскую паузу, вдруг вскрикивает на весь зал: «Блядь! Это же мой!..» И помчалась наверх, по дороге едва не сбив спускавшуюся девочку. Я тихо свирепею, но ничего пока не могу сделать, кроме как начать представлять публике очередную участницу. Что трудно, ведь вверху, перекрикивая меня, поэтесса ругается с возлюбленным: «...Да!.. Да! Да пошел ты на х!.. Нет!.. Ты что!»

Наконец, она спустилась вниз и встала на свое место, где, простояв секунду, воскликнула: «Блядь, надо было ему еще сказать, что...» И вновь попыталась удрать наверх. Быстро хватаю ее за руку и тихо сообщаю: «Еще раз так сделаешь — зарплату не получишь!» Это отрезвляет графоманку. Она перестает дергаться, и мы благополучно продолжаем конкурс красоты. То есть относительно благополучно. Ведь работать с непрофессионалками крайне сложно. Бабы, которые казались вменяемыми и получили от меня точные указания, что делать, все равно делали только глупости. Профессионалу не нужно было бы все разжевывать тысячу раз. А здесь: объясняй — не объясняй. Помню, что одной бабе в очках я предложил рассказать, что она учительница начальных классов, а подрабатывает голой, потому что считает свое тело эталоном красоты. Правда, тело ее представляло худой извивающийся скелет, на котором висели куски мяса: бывшие когда-то задницей и грудью. Выйдя на сцену, дама, и правда, сообщила, что она учительница, что ей тридцать восемь лет, что ей нравится Достоевский, кто-то еще и один порнорежиссер. После чего прочла какое-то классическое стихотворение типа «Я помню чудное мгновенье...» Если бы публика была укуренной, она бы обхохоталась, но пьяные люди никак не могли собрать в голове в одну кучу такую странную информацию.

Девственница, имевшая все шансы на победу, тоже пролетела. Я-то думал, что она еще неоперившаяся девочка, что и должно стать главным плюсом. Когда свежий человек выходит на сцену, всегда видно волнение; видно, как кипит в крови адреналин, и смотреть на дебютантов всегда интересно. Тем более, если им приходится работать обнаженными! Я ей так и объяснил, что главным ее достоинством должны стать скромность, невинность и естественность. Тогда она выделится из толпы пьяно-безумных, порочных и глупых созданий: она будет просто юная девочка, которой очень нужны деньги. А искренность подкупает. Увы, школьнице кто-то — видимо, мамаша — внушил мысль, что она состоявшаяся драматическая актриса, и крошка вышла, изображая голимую профессионалку. Вместо смущенной и искренней девушки я получил диджея сельского клуба. «Добрый' вечер, дамы и господа, меня зовут так- то...» — зачем-то распиналась она. Я, как и договаривались, спросил ее о первом сексуальном опыте, она ответила, что его еще не было, но... фраза никак не прозвучала. Не было смущения, дрогнувшего голоса, опущенных вниз глаз... Спросил, зачем ей деньги, сказала, что хочет купить мобильный, которого у нее нет и не было. Но и тут публика, видимо, не очень ей поверила, потому как никто не кинулся дарить мобильники.

...Впрочем, и в этот вечер зрители все равно остались довольны! Ошибки и промахи видел только я, и психовал из-за них тоже я один. Публика ничего не замечала. Они видели только постоянно меняющийся (каждая тетка выходила два раза на две минутки) блядский хоровод. Ну была же у нас в стране популярна передача «Знак качества», куда приходили люди с улицы блеснуть «талантами». А представьте, если их еще раздеть и весело комментировать «таланты»! Даже поэтесса не испортила праздник, хотя мои наезды привели ее в угрюмейшее расположение духа, что и было написано на лице, все равно этого никто не заметил. Благодаря художнику, она стояла раскрашенная под свежее майское деревце в углу среди мебели и замечательно украшала собою интерьер. Так что гости оттянулись по полной, и расстались мы лучшими друзьями.

Они и не догадывались, сколько миллионов нервных клеток гибнет при работе с непрофессионалами. Я представляю себя году в девяностом. Девочка, которая полезла наверх посреди программы, могла выбить меня из колеи напрочь. Наверное, просто остолбенел бы от ужаса и решил — всё! Провал! А как только ты начинаешь думать, что у тебя провал, — то он и происходит. Только я уже не позволяю себе так думать. Понимаю, что если будет провал, то лишь по моей вине. Я один тут главный и могу либо угробить ситуацию, либо выправить ее. К счастью, работаю в таком стиле, что для меня не бывает ничего плохого. Чем хуже — тем лучше. Если появляется какая-то неожиданность, то возникает момент для импровизации. А в этом я мастер. Неожиданные выпады — даже в радость, они придают жизнь происходящему.

Только импровизировать сложно, и именно поэтому театральные актеры проваливаются на неформальных выступлениях. Они выходят вести программу в клубе, а там нарывшаяся до свинского состояния публика может крикнуть ему что-нибудь обидное или грубое, и ведущий «умирает». Кэвээнщики сильнее, чем актеры, они способны быстро среагировать, отшутиться и тут же приплести другую мысль. Только, к сожалению, — а для меня, к счастью, — кэвээнщики не готовы заниматься подобными театрализованными программами, здесь нужно режиссерское образование и опыт работы.