затаскивали в вагон плетеные корзины.
– Регинка, что это? – спросила Катя. Корзины заняли весь проход между полками.
– Банки, – бросила Регина, запихивая корзину под столик.
– Какие банки?
– Компот, варенье, огурцы, помидоры.
– А как же мы их в Москве дотащим?
– На такси придется ехать.
Через год раздался междугородный звонок. Трубку взяла Катя.
– Катя, это Нина. Из Орджоникидзе. Я замуж выхожу.
– Поздравляю.
– Приезжайте.
– Спасибо. Вряд ли получится – мама болеет.
– Ладно, счастливо. Алле Сергеевне скажи, что я звонила.
– Хорошо, скажу. Еще раз поздравляю.
За этот год Алла Сергеевна совсем сдала. Лежала, читала книги. Работать не могла.
Катя так и не поступила в институт – нужно было работать, деньги зарабатывать. Правда, работа была хорошая – машинисткой в издательстве. Катю ценили. У нее не было такой феноменальной памяти, как у Аллы Сергеевны, зато она умела разбирать любой почерк. И печатать под диктовку, на ходу редактируя фразы.
От Регины остались только большие плетеные корзины, в которых теперь хранились картошка, лук… Регина после окончания курсов вернулась в Орджоникидзе – поступила в институт на юрфак. Писала письма.
Катю в издательстве прикрепили к писателю – Владлену Синицыну. Катя приходила к нему на дом. Тот надиктовывал очередной кусок из своего романа.
Действие романа под рабочим названием «Доярка и шофер» развивалось в колхозе. Главная героиня – доярка, боролась за увеличение надоев молока. Доярку обхаживал Председатель колхоза, который боролся за звание передового колхоза. Доярка же, поглаживая коровье вымя, мечтала о Шофере, который грузил бидоны и ни за что не боролся. В конце романа Председатель должен был оказаться вредителем советского хозяйства, Шофер стать председателем, получить звание передового колхоза и Доярку в придачу.
Владлен был относительно молод – чуть за тридцать. У него была жена – поэтесса Риммочка. Поэтесса периодически жила на даче, где ей лучше творилось. Но в Москве были рестораны, гости, общение, без чего она не могла обойтись. Риммочка разрывалась и страдала от необходимости разрываться. Катя иногда сталкивалась с Риммочкой – та скользила по Кате мутным взглядом, не фокусируя, и порывистым движением поправляла на голове шелковый платок, замотанный на манер тюрбана. Риммочка не расставалась с зеленой солдатской фляжкой. Во фляжке был спирт. Она признавала только чистый медицинский.
Владлен жаловался Кате, что они с Риммочкой друг друга не понимают – вращаются на разных орбитах. В творчестве, говорил он, всегда так. Два таланта не могут сосуществовать рядом. Таланту нужна прислуга. Чтобы приходила по звонку колокольчика, делала черную работу и уходила. Катя и была такой прислугой. Приходила по звонку телефона, печатала и уходила.
На середине романа, как раз на том эпизоде, когда Шофер, загружая очередной бидон, признавался Доярке в любви, Владлен бросил рукопись на стол, сел и зарыдал натуральными слезами. Катя решила, что автор неравнодушен к судьбе персонажа. Она перестала печатать и тактично молчала.
– Катя, Катюша, поговори со мной, – попросил Владлен.
– Хорошо, – сказала Катя и вытащила лист из машинки. Поговорить с Владленом означало посидеть и послушать. Владлену и в творчестве не удавались диалоги, зато в монологах ему не было равных.
– Риммочке плохо, – сказал Владлен. – Она слишком много работала. Не щадила себя.
– Что с ней? – спросила Катя, потому что Владлен любил наводящие вопросы. Как будто он не хотел рассказывать, а его упрашивали рассказать.
– Галлюцинации. Слуховые. Врач рекомендовал покой, перерыв в работе, свежий воздух. Но она не может без работы, не может не творить.
– А что она слышит? Голоса?
– Нет, звуки. Шорохи.
– А вы что-нибудь слышите?
– Нет. Ты же знаешь, я работаю по ночам. Сплю в кабинете. А шорохи раздаются только в Риммочкиной спальне.
На самом деле Владлен с Риммочкой давно исключили из своей жизни понятие супружеского долга. Они не только спали в разных комнатах, но даже ели отдельно. Владлен – у себя в кабинете, Риммочка – в своей спальне.
– А вы не пробовали зайти в спальню, послушать?
– Заходил. Слушал. Ничего. Правда, иногда мне кажется, что я что-то слышу, но ведь я мог поддаться под Риммочкино влияние. Я же очень впечатлителен, как все творческие натуры. Катя, это так тяжело. Не могу смотреть, как она мучается. И взгляд у нее такой стал… Странный, настороженный. Как будто сквозь меня смотрит.
Катя подумала, что у Риммочки всегда был такой взгляд – от спирта, но промолчала.
– Может, ей действительно лучше на даче пожить?
– Я ей говорил. Но теперь она не хочет ехать.
– Почему?
– Она думает, что шорохи – это какой-то знак. Понимаешь, она слышит эти звуки в какие-то особые для нее даты. В день ее рождения всю ночь не спала – шорохи усилились. Она думает, что это к беде.
– А вы что думаете?
– Я – реалист. Я не могу позволить себе верить в потусторонние силы. И мой долг – избавить жену от этих идей. Она ведь про эти шорохи всем знакомым рассказывает. Начала новый цикл стихотворений под названием «Шорохи». Представляешь, что будет с моей репутацией?
– Может, все уладится?
– Не знаю, не знаю…
Катя приходила на диктовку к Владлену два раза в неделю. В очередной ее приход дверь открыла Риммочка – еще более порывистая и мутная. Схватила Катю за руку и потащила к себе в спальню.
– Слушай, – приказала она и уставилась на Катю. – Слышишь? Ты мне веришь?
Катя не знала, что ответить, чтобы не обидеть больную. С больными же нельзя спорить. Нужно во всем соглашаться.
– Слышу, – сказала Катя.
– Вот! – закричала Риммочка и потащила Катю в кабинет. В кабинете за столом сидел Владлен, обхватив руками голову. – Теперь ты не будешь говорить, что я сумасшедшая. Она тоже слышала.
– Катя, Катюша, ну зачем? Зачем ты подтверждаешь ее фантазии? Господи, как я устал.
– Мы работать будем? – спросила Катя.
– Какая тут работа! Ты знаешь, что она сделала? – Владлен вскочил, начал размахивать руками. – Она привела сюда какую-то бабку с иконой. Представляешь? С иконой. Если об этом узнают! Она не понимает, чем это может грозить. Не хочет понимать. Все, Катя, иди, беги из этого сумасшедшего дома.
Катя пришла на следующей неделе. Дверь открыл Владлен. В коридор выскочила Риммочка. Катя ее даже не узнала. В халатике, без платка, черные волосы рассыпаны по плечам. Катя отметила, что нервное истощение Риммочке шло – она побледнела, похудела и похорошела. На осунувшемся лице сверкали безумием глаза.
– Хуже? – шепотом спросила Катя Владлена.
Владлен устало махнул рукой.
Они сели работать, но работа не клеилась. Владлен два раза перечитывал один абзац, забывал, где остановился, был рассеян. Сюжетная линия Председателя тоже буксовала. Владлен никак не мог решить, как именно Председатель навредил советскому хозяйству.
Вдруг в комнату ворвалась Риммочка.