двух миллиардов затрат на личные самолеты, которые правительственные бюрократы держали под рукой, не говоря уже о счете в один миллиард долларов в год на их обслуживание.
Что там говорил Эверет Дирксон насчет того, что миллиард там, миллиард сям в конце концов складываются в настоящие деньги? Администрация выбрасывала на ветер суммы, превышающие годовой бюджет большинства стран третьего мира.
Он будет скучать по прежней жизни. Даже его новая работа в качестве лоббиста с окладом в четверть миллиона долларов не сможет возместить все те блага, которые он потерял, когда старик сыграл в ящик.
Он, пожалуй, будет скучать по сенатору, подумал Сперлинг, готовя себе следующий коктейль «Мимоза». Блэкджек был настоящей акулой, пока не забыл, с какой стороны хлеб намазан маслом – и кто его намазывает.
Кто бы мог подумать, что один из самых прожженных коррупционеров – сенатор, превративший вашингтонскую кормушку на два десятилетия в пиршественный стол для гурманов, – внезапно укусит руку, которая его кормила все эти годы? Если бы Блэкджек продолжал играть по правилам, он и поныне был бы могуществен, богат – и жив.
Рэндольф повертел бокал, любуясь разноцветными бликами. Термин «служить обществу» стал теперь абсурдным, размышлял он. Теперь, скорее, больше подходит выражение «служить самому себе». Кто это сказал, что народ имеет то правительство, которое заслуживает?
Синди Даунинг жила в одном из районов Вестхаймера, построенном в семидесятых годах, во время нефтяного бума. Потом нефтяной бизнес пришел в упадок, и район тоже обеднел. Город уже много лет пытался возродить его, но ему это так и не удалось.
– Я вернусь через минуту, – сказал Ари Берту, поставив машину у обочины.
Ему потребовалось несколько минут, чтобы найти квартиру Синди в лабиринте коридоров. Она открыла на его стук – тщательно накрашенная, причесанная и наряженная, похожая на манекен из универмага. И улыбка у нее была, как у манекена.
– Добро пожаловать в мою скромную обитель! – пронзительно воскликнула она. – Не выпьете ли чашечку кофе?
– Времени нет, к сожалению. Внизу ждет Берт.
Ослепительная улыбка Синди погасла, словно лампочку выключили.
– Не знала, что он поедет с нами. И сколько человек вы еще с собой пригласили?
– Только Берта, – ответил Ари, удивляясь, почему Синди обиделась на присутствие еще одного пассажира в машине, где легко могла поместиться футбольная команда. – Я не думал, что вы будете против.
Нахмуренные брови Синди не отражали и сотой доли ее ярости. Она рассчитывала получить Ари в свое полное распоряжение. Дорогие цветы, купленные ею в гостиную, долгие часы, потраченные на уборку, – все пошло коту под хвост. И все из-за этого Берта Ханраана, будь он проклят! Ну ничего, он еще пожалеет. Никто не смеет стоять у нее на пути!
Заметив пристальный взгляд Ари, она принужденно улыбнулась накачанными коллагеном губами.
– Как я могу быть против? Это же ваша машина. Кроме того, вы знаете, как я люблю Берта.
Ари шел впереди, Синди за ним, а в голове у нее проносились путаные мысли. Это Берт Ханраан все испортил. Если бы не он, Ари сейчас сидел бы с ней в гостиной и держал ее в объятиях. Они бы целовались, а не ехали на это никому не нужное отпевание какого-то политикана, который наконец-то получил по заслугам.
Внезапно у нее возникла новая идея. Она не позволит этому пронырливому хорьку Ханраану испортить ей весь день. Нет уж, дудки! Никто не может взять верх над Синди Даунинг. В покрытый трещинами тротуар легко может попасть тоненький каблучок. Выбрав подходящий момент, Синди споткнулась и вскрикнула. Ари резко обернулся, как раз вовремя, чтобы подхватить ее, пока она не упала.
– Ох, я подвернула ногу, – всхлипнула она, прижимаясь к нему всем телом, будто бы в поисках опоры. Ей даже удалось выдавить пару слезинок. – Как больно!
Несколько мгновений Ари колебался. Потом, как Синди и надеялась, взял руководство на себя.
– Можете ступить на ногу?
Она попыталась и снова вскрикнула.
– Надо проверить, не сломана ли кость, – сказал он, опускаясь на колени и ощупывая ее лодыжку.
От восторга, охватившего ее от его прикосновений, Синди снова вскрикнула. Только на этот раз крик был непритворным.
– Больно? – спросил Ари, осторожно ощупывая ее ступню. Она так и знала, что у него чудесные руки!
– Немножко. Я так глупо себя чувствую. Я знала, что рискую жизнью, гуляя в таком месте на высоких каблуках. Но мне сегодня хотелось выглядеть особенно привлекательной. Чтобы выказать уважение.
Ари встал и крепко обхватил ее за талию.
– Давайте я помогу вам вернуться домой.
– Нет, – вырвалось у нее. – Я ни за что на свете, не пропустила бы это отпевание. Даже новое платье купила. Не обращайте внимания на мою ногу. Мне и правда хочется поехать.
– Звучит так, будто вы предвкушаете удовольствие от этой церемонии, которую большинство людей сочтут довольно мрачным мероприятием.
– Конечно. Там ведь будут все крупные шишки. – Тут она заметила выражение лица Ари и сразу поправилась: – То есть я хочу сказать, что собираюсь пойти туда ради Пич. Она так хорошо ко всем нам, сотрудникам журнала, относится. Самое меньшее, что мы можем для нее сделать, – это поддержать ее в трудную минуту.
Похоже, он перестал хмуриться. Она продолжала опираться на него, пока он помогал ей добраться до машины. Берт стоял рядом с «субурбаном», докуривая сигарету. Он вежливо улыбнулся Синди. Но в глазах его была открытая неприязнь. Ух, как же она его ненавидит! Так и вцепилась бы ему в волосы.
Вместо этого Синди подошла прямо к нему и обняла так, словно они старые друзья, которые не виделись сто лет. Потом с помощью Ари села на свое законное место на переднем сиденье рядом с Ари, предоставив Берту забраться на заднее.
Когда они тронулись в путь, она оглянулась на Берта через плечо.
– Как вы считаете, то, что произошло, повлияет на дела в «Техасе изнутри»?
– Каким образом? – спросил Берт.
– Я подумала, не будет ли Пич проводить больше времени в редакции теперь, когда она развелась и все прочее?
– Сомневаюсь, – ответил Ари напряженным голосом. – Пич прежде всего принадлежит хьюстонскому высшему обществу. Уверен, когда уляжется пыль, она вернется к своим светским обедам и занятиям благотворительностью.
Ари Раппапорт глубоко заблуждался. Скандал, смерть отца и развод разрубили пуповину, связывающую Пич с ее прошлой жизнью. Пока Пич везла Беллу к месту заупокойной службы, она обдумывала свое будущее.
В последние три дня она почти не спала, а ела еще меньше. Тем не менее Пич еще никогда не чувствовала себя такой энергичной и полной решимости. Она не станет брать у Герберта ни цента. После их последнего телефонного разговора она не могла вынести даже мысли о том, что их хоть что-то будет связывать.
– Ты сука, – кричал он в трубку, – как ты могла вот так уничтожить мою одежду? Что я теперь надену, черт возьми?
Она уже готова была сказать ему, что ей очень жаль, что, когда она изрезала его гардероб, у нее был нервный срыв. Но в последнюю секунду, к собственному удивлению, произнесла:
– Это ты хотел развода. Если у тебя есть ко мне претензии, изложи их моему адвокату.
Ее трясло целых пять минут после того, как она положила трубку. Однако позже ей даже понравилось, что он назвал ее сукой. Половую тряпку сукой обычно не называют.
Своему адвокату она дала указания требовать дом и «ягуар». За дом заплатил Блэкджек. А машину она купила на доходы от журнала «Техас изнутри», ее единственной отдельной собственности.
